Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

Вугару оставалось лишь подчиниться ее ласковым указаниям.

Пока он умывался и причесывался, мама Джаннат накрыла на стол, приготовила бутерброд с сыром, налила в стакан крепкий сладкий чай. Усадив Вугара, она внимательно проследила, чтобы съел все без остатка. И только когда чай был выпит и бутерброд съеден, Джаннат отпустила его.

— Вот теперь иди! — сказала она. — Да сопутствует тебе аллах во всех твоих начинаниях. Желаю удачи!

Институт находился в районе Черного города, добираться туда было долго, и Вугар, чтобы сэкономить время, взял такси. Он просил водителя поторопиться, но водитель попался несговорчивый и не обратил внимания на просьбу Вугара.

Когда наконец Вугар добрался до института, заседание совета давно началось. Приоткрыв дверь в кабинет Гюнашли, Вугар услышал высокомерный голос:

— Диссертационную работу аспиранта Шамсизаде должно обсудить особо. Похвалы Сохраба Мургузовича у меня лично вызывают сомнения. Мне кажется, что сама тема имеет ряд серьезных просчетов. В ней есть много спорных моментов. Обо всем этом надо поговорить спокойно, в деловой обстановке… Мое мнение об этой работе…

У Вугара упало сердце. Кто и за что так безжалостно стегает его? Вугар пошире приоткрыл дверь, и кровь застыла у него в жилах: выступал профессор Башир Бадирбейли. Что случилось? Почему этот всеми уважаемый профессор так ополчился против него? Тут что-то есть! Ведь он и раньше несколько раз выступал против Вугара, правда, не так резко. А если случайно встречал Вугара на улице или в коридоре института, нехотя отвечал на его приветствия. Почему? Вугар не знал. Доходили до него слухи, что Башир Бадирбейли не ладит со своим коллегой Сохрабом Гюнашли, сводит какие-то давние счеты. Вугар и сам не раз был свидетелем их споров, порой спокойных, порой недружелюбных. Но какое это могло иметь отношение к нему, аспиранту? Ведь он-то ни в чем не был виноват!

Башир Бадирбейли между тем продолжал все так же резко:

— Вывод из всего вышесказанного следующий: обсуждение диссертационной работы аспиранта Шамсизаде отложить. К тому же сегодня в институте он отсутствует. И вообще нескрываемая опека, бесконечные поблажки этому аспиранту противоречат принципам педагогики. На следующем собрании и обязательно в присутствии Шамсизаде я считаю необходимым еще раз вернуться к этим обстоятельствам и тщательно в них разобраться.

Вугар вздрогнул, словно от удара. Кровь, казалось, заледеневшая в жилах, мгновенно превратилась в огонь, стучала в висках и в сердце. Не сознавая, что делает, Вугар резким толчком настежь распахнул дверь и опомнился лишь на пороге кабинета. Руками он крепко сжимал ручку двери. Грудь его тяжело вздымалась.

Усилием воли Вугар заставил себя успокоиться, прошел в кабинет и сел в заднем ряду. Его появление заметили, все взоры обратились к нему, в кабинете воцарилась напряженная тишина. Профессор Гюнашли с укоризной взглянул на Вугара и обратился к Бадирбейли:

— Прошу вас, профессор, продолжайте, Шамсизаде здесь…

Бадирбейли, услышав в голосе коллеги веселую насмешку, смутился. Нервно подергивая левым плечом и высокомерно задрав подбородок, не глядя в его сторону, продолжал:

— Аспирант Шамсизаде здесь! Прекрасно! Пусть послушает. Я повторяю свое предложение: отчет Шамсизаде перенести на следующее заседание. Диссертация представлена в сыром, несовершенном виде. Обсуждать ее надо детально, это будет весьма полезно прежде всего для самого аспиранта.

Гюнашли многозначительно улыбнулся. Было в этой спеси его шестидесятилетнего коллеги что-то недостойно-мальчишеское. Гюнашли спросил спокойно и вежливо:

— Простите, профессор, я не понял: против чего, собственно, вы протестуете? Нельзя ли конкретнее?

— Я достаточно ясно выразил свою мысль. Два раза повторил, что предлагаю перенести обсуждение.

— Я понял ваше предложение, профессор, мне оно абсолютно понятно. Вы предъявили работе Шамсизаде тяжелые обвинения, фактически уничтожив ее. Так не будьте голословны, выскажитесь по существу. Данное совещание достаточно компетентно. Зачем откладывать?

— Ни к чему жевать пережеванное! — Бадирбейли прищурился, с откровенной насмешкой глядя на Гюнашли. — Поймите, я не против проблемы ТАД. Я прекрасно знаю, что антидетонаторный бензин вещь великолепная! Он очистит воздух в городах, удлинит век моторов, будет способствовать продлению человеческой жизни. Но ведь пока его нет! Это лишь понятие, и притом весьма относительное. Утопия! В условиях сегодняшнего дня, при нынешних научно-технических условиях эта проблема весьма далека от реализации… Может, лет через пятнадцать — двадцать мы сможем претворить ее в жизнь, разгадать технологические тайны, определить точные химические составы. Но сейчас это невозможно. Я неоднократно говорил вам об этом…

— То, что вы мне говорили, я прекрасно помню. Ваши доводы были опровергнуты. Если у вас нет новых, дополнительных аргументов, я не вижу оснований переносить обсуждение.

— Но вы не один здесь! Существует общественность, коллегиальное мнение… — не унимался Бадирбейли.

Гюнашли явно начинал терять терпение. Его обычно спокойное лицо потемнело, улыбка сбежала с губ. Однако и голос и движения продолжали оставаться спокойными.

— Простите, профессор, — негромко сказал он, — кажется, кто-то из нас двоих чего-то недопонимает. Вероятно, мне или вам не ясна сущность нынешнего совещания…

— Не будем заниматься политиканством, Сохраб Мургузович! Мы давно вышли из детского возраста и великолепно понимаем друг друга. Ваше поведение — не что иное, как нежелание считаться с мнением товарищей!

Словно темная туча опустилась на лицо Гюнашли. Но он продолжал по-прежнему спокойно:

— Резкость ваших выражений, профессор, недостойна нашего совещания. Вы говорите неправду. У меня одна цель прийти к объективному решению.

— А какова моя цель, по-вашему?

— Ваша… — Гюнашли явно хотел сказать что-то резкое, но сдержался. Ваша цель, профессор, если память мне не изменяет, совсем иная. Вы требуете перенести обсуждение диссертации аспиранта Шамсизаде на узкое совещание. Но вы забываете одно: мы собрались сюда не для того, чтобы обсуждать темы диссертаций. Они давно обсуждены и утверждены. Сегодня мы должны выслушать отчеты аспирантов, ознакомиться, как идет работа, утвердить планы.

— Спасибо за разъяснение, весьма обязан! — Лицо Башира скривилось в насмешливой улыбке. — Послушайте! — грубо крикнул он. — Прекратите менторский тон и не учите меня! У меня в подобных делах немалый опыт, во всяком случае, не меньше вашего! Я уже сед…

Гюнашли ничего не ответил. Спокойным, чуть грустным взглядом окинул он своего противника, гордо выпятившего грудь. «Да, и голова и брови твои поседели, — подумал он. — Только ум остался младенческим…»