Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

— Приди в себя, Мархамат, открой глаза и оглядись! Откуда в тебе столько мещанства? Что за представления о семейном счастье? Времена переменились! Вспомни, в каком обществе ты живешь. Ты, образованная женщина, хочешь кого-то насильно женить на своей дочери!

Спокойные слова Сохраба не возымели никакого действия.

— Но она любит его, понимаешь, любит! — Мархамат топнула ногой. — Этот авантюрист нашел путь к ее сердцу!

Сохраб стукнул кулаком по столу:

— Довольно! Наслушался. Прекрати грязную игру! Ты и девочке заморочила голову! Делаешь нас посмешищем… Отвяжись!

Мархамат никогда не видела Сохраба в таком гневе. Она испугалась и уже готова была отступиться, но язык оказался сильнее разума.

— Что ж, я отвяжусь! Но если с Алагёз что-нибудь случится, ты будешь виноват! И тогда не жди от меня пощады…

Ничего не ответив, Гюнашли ушел в кабинет, заперся и сел за стол. Долго не мог сосредоточиться, перо было неподвижно в его руке, строчки не ложились на бумагу…

Было два часа ночи. Отчаянный тоненький крик огласил квартиру, — так кричит жеребенок, увидев волчицу… Гюнашли выбежал из кабинета. Крики неслись из комнаты Алагёз. Забыв обо всем на свете, в страхе он кинулся туда.

Алагёз без сознания лежала на полу, страшные судороги сотрясали ее худенькое тело. Руки сжаты в кулаки, рот посинел, глаза закатились.

У Гюнашли упало сердце. Вот уже три-четыре года, как не случалось с ней таких припадков. Бывало, что болезнь давала рецидивы, но обычно все обходилось. Врачи утверждали: еще год-другой — и болезнь пройдет бесследно. Что же случилось?.. Он стоял растерянный, испуганный… Мургуз Султан-оглы склонился над внучкой, пытался поднять ее, успокоить. Но у старика не хватало сил, и Сохраб бросился на помощь отцу. Подняв Алагёз на руки, они уложили ее в постель.

В комнате появилась сонная Мархамат.

— Родная моя, — причитала она, — некому позаботиться о тебе! Некому защитить от злого рока…

Рыдая, она искоса поглядывала на мужа, надеясь своими воплями вызвать его на объяснение. Но Сохраб угрюмо и упорно молчал. А Мархамат не унималась:

— Погляди на свою дочь, знаменитый ученый… Называл меня сводницей, мещанкой… Что скажешь теперь, как еще назовешь меня?..

Но Гюнашли даже не обернулся в ее сторону. С грустью глядел он на дочь. Не добившись от мужа никакого ответа, Мархамат обратилась к свекру:

— Нет нам, несчастным, он него ни помощи, ни защиты. Хоть вы позаботьтесь о внучке, вызовите «скорую помощь»!

Если кому-нибудь вздумалось бы в этот день понаблюдать за Баширом Бадирбейли, он, несомненно, решил бы, что шестидесятилетний старец, как говорится, тронулся умом. Громкий хохот то и дело раздавался в квартире. Даже его больная жена, не выдержав, несколько раз жалобно просила:

— Ну хватит, можно ли так громко смеяться?…

Просьбы жены не трогали Башира. Как не хохотать? Долго же он ждал этого момента! Он ликовал, как путник, годами бродивший по темным дорогам, высвечивающий тусклым фонарем бесконечный путь и вдруг неожиданно вырвавшийся на солнечные просторы. Наконец-то он сможет опозорить Гюнашли в глазах научной общественности! А тем самым вернуть в соответствующих инстанциях потерянные привилегии и снова утвердиться в директорском кресле, на этот раз навсегда! Теперь у него есть все, чтобы уложить опасного противника на обе лопатки! Антидетонатор нового бензина с высоким октаном отвергнут проектным отделом института. Это означает бесполезную затрату государственных средств, грубое нарушение правил исследовательской работы, плагиат, западнофильство. Попробуй опровергни столь серьезные обвинения!

И все-таки, даже имея в руках неопровержимые доказательства научной «несостоятельности» Гюнашли, Башир до сегодняшнего дня не решался начинать открытый бой. Понимал, не ему состязаться с Гюнашли в вопросах науки. Значит, для победы необходимо было еще что-то. Это «что-то» подарила ему Мархамат-ханум. Бадирбейли чувствовал себя во всеоружии. Уже казалась ему недостаточной победа на ученом совете, в которой он не сомневался. «Растоптать, уничтожить…» — шептал Башир, и глаза его сверкали гневом и торжеством.

Предвкушая завтрашнюю победу, Башир, невзирая на жалобные стоны жены, снова расхохотался. Однако нельзя быть легкомысленным, надо обеспечить поддержку! Башир подумал о Зия Лалаеве. Зия никогда не отличался принципиальностью. Осел и за клочком сена с пути свернет. Из жидкого теста замешен. Этот человек ради собственной выгоды отца родного с аукциона продаст.

«Что ж, прощупаем почву!» Бадирбейли снял телефонную трубку и полистал «Список абонентов города Баку». К сожалению, в списке личных телефонов Зия не значился, и, положив трубку на рычаг, Башир продолжал ходить по кабинету, обдумывая план завтрашних действий. «Вот и хорошо, что не нашел номера, — подумал он. — Не подобает мне звонить такому сопляку! Завтра пораньше поеду в институт, вызову и поговорю с глазу на глаз. Действовать надо осторожно, все хорошенько продумав. Этак дело испортить недолго».

Приехав рано утром в институт, Башир в дверях столкнулся с Лалаевым. Верно говорят: на ловца и зверь бежит!

— Привет и уважение неутомимым труженикам науки!

Лалаев остановился, польщенный неожиданной приветливостью старого профессора.

— Алейкум салам, Башир Османович! — Почтительно поклонившись, Зия протянул обе руки и пошел навстречу Бадирбейли. — Счастлив видеть вас, доброе утро!

— Доброе утро и счастливого тебе дня! — Башир старался быть как можно ласковее и расположить к себе Зия. — Рано, рано! Твои коллеги еще нежатся под теплым одеялом, а ты спешишь к приборам. Похвально…

Зия таял на глазах.

— Что делать, — залебезил он. — Мы, Башир Османович, люди маленькие. Если не будем по совести трудиться, выкинут из института, как ненужный хлам…

— Ха-ха, — Башир хитро прищурился. — Не тебе бояться, имеешь крепкую опору. Сам Гюнашли друг и родственник!

— Не о страхе идет речь, Башир Османович, а о совести. Человек, любящий свое дело, должен относиться к нему ответственно. Да и можно ли полагаться на родство и знакомство? Неразумно! Так поступают люди, лишенные самолюбия и собственного достоинства.

— Молодец, сынок! Ай да Зия! Наши отцы говорили: кто спит под чужой тенью, своей тени никогда не будет иметь! Ты прав, друг мой, абсолютно прав!

Кажется, Баширу повезло! Беседа без особых к тому усилий приняла желаемый оборот. Но не торопиться!

— Вижу, человек ты разумный, — исподволь начал Башир подбираться к основной цели разговора. — Преданный, верный в дружбе. Вот потому-то в последнее время я и стал относиться к тебе с уважением.