Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

— О аллах, как исхудал мой мальчик, все ребра пересчитать можно…

Рано утром в дверь постучали.

— Да будет мир в этом доме! — раздался шутливый голос. — Кто спит? Кто бодрствует?

Шахсанем, стоя на коленях на старом паласе, раскатывала тесто для хингала. Она сразу узнала голос Джовдата и радушно отозвалась:

— Заходи, заходи. Вугар давно проснулся!

Джовдат переступил одной ногой порог, и хотя едкий дым от очага, заполнивший комнату, резал глаза и перехватывал дыхание, он, верный себе, пошутил:

— Кажется, я вовремя подоспел. Везучий я человек, теща меня любит!

Шахсанем поворошила концом скалки угли в очаге и, раздув пламя, повернулась к Джовдату:

— Добро пожаловать! Не стой в дыму. В самом деле, тебя любит твоя теща, пройди, сядь рядом с Вугаром.

Протирая слезящиеся глаза, Джовдат подошел к тахте и поздоровался с Вугаром, который ещё лежал под одеялом, не сводя взгляда с кусочков теста, аккуратно разложенных в большом медном луженом тазу.

— Догадливый я, однако! Сидя в правлении, поглядел в окно, вижу: из вашей трубы дым валит. Сразу смекнул: Шахсанем-хала хингал готовит. Быстро отдал приказания бригадирам, поплевал на пятки — и бегом сюда. Боялся опоздаю лишусь хингала.

— Напрасно боялся, сынок, — радушно ответила Шахса нем. — Я уж думала, приготовлю все и пошлю за тобой соседского мальчика. Вугару в горло не полезет мое угощение, если рядом не будет друга.

— Насчет аппетита не беспокойся, Шахсанем-хала. Я прихватил с собой верное средство, готовь побольше теста, масла, приправы не пожалей, а там пусть лучше лопнут наши животы, чем хоть один хингал останется на тарелке!

Джовдат расстегнул синий плащ и, достав из внутреннего кармана бутылку водки, торжественно поставил на тахту. Повернувшись к Вугару, полушутя-полусерьезно добавил:

— Вот вы, горожане, бежите от вонючего, ядовитого дыма. Денно и нощно ломаете голову, как очистить городской воздух. А мы, деревенские, мечтаем о дыме из очагов… Как увидим, что из трубы дым валит, так спешим туда, заранее зная, что в этом доме встретят гостя вкусной едой…

Вугар лежал на спине, закинув руки за голову и устремив глаза в черный от копоти потолок. Веселая болтовня Джовдата не могла оставить его равнодушным. Он серьезно ответил:

— Ничего, придет время — и в городе дым перестанет быть врагом. Обезвредим…

— Мы тоже мечтаем о таком времени! Потому что тот, кто трудится над разрешением этой насущной проблемы, родился в нашем селе! — Джовдат произнес это громко, подчеркивая каждое слово, потом многозначительно помолчал, не сводя глаз с Вугара, и проворчал себе под нос: — Не могу скрыть от тебя, матушка Шахсанем, свое недоумение. Есть у моего друга одна черта, которая доставляет нам немало огорчений. Почему-то раньше мы не замечали, что он очень ленив, настоящий последователь Обломова.

Вугар нахмурился, сразу же уловив смысл последних фраз Джовдата, и вопросительно поглядел на него, ожидая, что он еще скажет.

Джовдат не смог до конца выдержать серьезного тона. Невольная озорная усмешка сморщила его губы. Он заискивающе сложил на груди руки и чуть склонил голову.

— Может, вы осчастливите нас, Илья Ильич, и подниметесь наконец? Сделайте милость! К вам пожаловал ваш лучший друг, а принимать гостя в постели — неуважение!

На самом деле Вугар проснулся давно, поднялся вместе с Шахсанем и, не слушая ее возражений, сам наколол дров и растопил очаг, стараясь чем может помочь матери. Но вчерашняя слабость еще не прошла, и, закончив хозяйственные дела, он снова разделся и лег в постель. Поняв наконец, что Джовдат дурачится, Вугар весело рассмеялся. Принимая игру, затеянную другом, он торопливо натянул на грудь одеяло и, кутаясь, жалобно простонал:

— О, нет, нет! Не подходите ко мне, сударь. Вы с холода!

Джовдат, ухватив конец одеяла, потянул его на себя.

— Потрудитесь, Илья Ильич! Не забывайте, что сейчас шестидесятые годы двадцатого века! Каждая минута на счету. Наш век — век пламенной деятельности…

— Жаль, жаль, уважаемый господин, ворвавшийся ко мне с холода. Весьма, весьма сожалею, что мы встретились с вами в этом деловом веке. Нарушать покой друзей и вмешиваться в их образ жизни по меньшей мере предосудительно! В моем, минувшем, деликатном веке за подобные действия вы были бы вызваны на дуэль.

Лицо Джовдата искривилось в лукавой гримасе.

— А ну, вставай, почтенный господин Обломов! — тоном, — не допускающим возражений, приказал он. — Хватит проповедовать о ваших прогнивших порядках. Подымайся! Я сию же минуту вызываю тебя на дуэль! Хингальную дуэль. И секундантом нашим будет Шахсанем-хала.

— Хингальная дуэль?… Что-то я не слышал о такой, сударь…

— Сейчас растолкую вашему благородию! Это значит, кто не уничтожит целый поднос хингала, а потом не оближет пальчики, тот потерпел поражение.

Шахсанем, ласково улыбаясь, прислушивалась к их незамысловатым шуткам и наконец вмешалась в разговор:

— И правда, вставай, родной мой! Пока умоешься и оденешься, все будет готово.

Джовдат снял плащ, аккуратно сложил его и бросил на тахту.

— Слыхали, ваше благородие? Не заставляйте себя ждать, пошевеливайтесь!

— О я, несчастный! — потягиваясь, продолжал Вугар. — Что за бессердечные люди! Не дадут спокойно полежать, подремать. Как жить среди таких злодеев, как вынести их гнет?

Стеная и притворно сердясь, он нехотя поднялся и уселся на тахте, почесывая грудь. Все так же медленно натянул под одеялом брюки. И вдруг легко, весело, словно расшалившийся школьник, вскочил на тахту и, надев рубашку, спрыгнул на пол. Сминая задники, он быстро сунул ноги в туфли и, озоруя, побежал к двери. Едва Вугар скрылся, Джовдат серьезно спросил у Шахсанем:

— Что ты сделала с ним? Какими кушаньями кормила, какой водой поила! Его не узнаешь, человеком стал!

Шахсанем пожала плечами и лишь скромно улыбнулась в ответ. Со двора донесся бодрый голос Вугара:

— Моя мама владеет доброй волшебной силой…

— Что?!

— А то, что слышишь: прикоснется к хворому — а он уже и здоров!

Прошло минут пятнадцать — двадцать, и в комнате воцарилось праздничное настроение. На тахте были разложены пестрые подушки, поставлены твердые подлокотники. Джовдат и Вугар уселись друг против друга за чистой белой скатертью. Дым еще не совсем рассеялся, запах душистого лука, поджаренного на сливочном масле, смешивался с острым ароматом гурута — вкусных сушеных шариков из кислого процеженного молока. Еще с вечера Шахсанем размяла их и сложила в миску, плотно закрыв крышкой. И сейчас, едва она сняла крышку с медной, луженной внутри миски, как вкусный кисловатый запах распространился по комнате. Ну а когда на большом медном подносе был подан хингал, глаза Джовдата от восторга расширились и заблестели. Взяв сразу несколько кусочков, он разом отправил их в рот и, не в состоянии выговорить ни слова, одобрительно покачивал головой и старательно работал челюстями. Наконец, проглотив, воскликнул: