Алексей Кирносов - Простое море

Однажды Игорь встретил на почте Сергея Огурцова, приятеля по Мореходному училищу. После окончания училища Сергей заочно поступил на географический факультет университета. Он отказался от назначения и остался работать в порту на землечерпалке, чтобы не слишком удаляться от своего университета. Увидев Сергея в Двинске, Игорь удивился:

— Как ты сюда попал?

— Вот, командую землесосом, — улыбнулся длинный, тощий Сергей. — Хочу перегнать его на Лену. Только вряд ли удастся. Капитан порта не хочет мою посуду в море выпускать. Не было такого случая в истории мореплавания, чтобы землесосы по морям ходили.

— Ты тоже в экспедиции? — удивился Игорь.

— И ты?

— Вторым помощником на «Сахалине» молочу.

— Знаю. Хорошее судно?

— Прекрасное. Мы сейчас из Беломорска баржи таскаем.

— А как у тебя капитан? Там, кажется, Лагунов?

— Ничего мужик. Работать не мешает.

— Я знаю, — заулыбался Сергей, тряхнув белобрысыми вихрами. — Он старый капитанюга. А мой землесос на Западном рейде стоит. Может, видал? ДЭ-97 на борту.

— Вроде видал. На трехэтажный дом похож, да?

— Он, — засмеялся Сергей. — Там и каюта-то моя как квартира. Кабинет, спальня, ванная. Даже книжный шкаф поставили, черти. Хочешь в гости зайти?

— Можно. Сегодня вахта старпома, я свободен. Обожди, только я спрошу, нет ли письма.

Игорь протянул в окошечко свой паспорт. Девушка взглянула на фамилию и стала перебирать письма быстрыми движениями тонких пальцев.

— Игорь Петрович? Возьмите.

Девушка вложила в паспорт конверт и протянула его Игорю.

— От жены? — спросил Сергей. — Что-то ты уж больно лихорадочно конверт рвешь.

— От знакомой, — сказал Игорь.

«У нас вдруг стало холодно, — писала Ирина. — Вода в заливе такая, что ногу не сунешь. Раза по два в неделю езжу в Солнечное. Через две недели поеду в отпуск — погрею кости где-нибудь на сухумском или сочинском пляже. Устала я что-то... Вчера за столом вдруг разревелась беспричинно. Нервы. Ну, будь здоров и скорей возвращайся. Как вам надо говорить? Попутного ветра, да? Целую тебя в нос. Ирина».

— Пойдем, — сказал Игорь и спрятал письмо в карман. — В Питере, пишут, холод собачий. А здесь двадцать три градуса жары и в Двине купаются. Как до тебя добираться?

— Со всеми удобствами, — похвастался Сергей. — У меня своя моторная шлюпка. На ней и пойдем, если матросы не разбежались.

— Команда у тебя большая?

— Девять человек. Механик, электромеханик, три матроса, два моториста, повариха. И я, естественно.

— А когда он в работе, какая на нем команда? — поинтересовался Игорь.

— Тогда там полдеревни собирается. Сорок с лишним человек.

До стоящего на якоре землесоса они добрались на моторной шлюпке. Сергей провел Игоря наверх. Его каюта в самом деле больше походила на квартиру среднего служащего, чем на судовое помещение. Сергей приоткрыл дверь, громко крикнул:

— Афанасьевна!

— Иду! — донеслось снизу.

— Живу, как бюргер. Цветка на окне не хватает, — сказал Сергей. — Ты садись.

В каюту зашла старая женщина в сереньком фартуке. Волосы были повязаны ситцевым платком.

— Сообрази-ка нам закусить, Афанасьевна, — сказал Сергей.

— Так вы ж непьющий, Сергей Трофимыч, — удивилась повариха.

— Как это непьющий? — засмеялся Сергей. — А это что?

Он достал из шкафа большую бутылку южнобережного портвейна и повертел ее перед поварихой.

— Так что не позорь меня перед товарищем, — сказал он.

— Это можно. — Афанасьевна вздохнула. — Если б и мой Петька такое пил... — Она вышла.

— Сын у нее, понимаешь... — сказал Сергей. — На сухогрузе матросом плавает. Пьяница безудержный. Водки нет — одеколон выпьет, зубную пасту на воде разведет, денатурату налижется. Только по капитанской доброте и держится на судне. Капитану Афанасьевна какой-то кумой доводится. А этот Петька, мерзавец, старухе ни копейки не дает. Сейчас-то она хорошо получает, а на берегу ей туго со своими ревматизмами... Ты обедал?

— На судне.

— А то могу тебе полный обед устроить. Желаешь?

— Не надо. Я сыт.

— Вот так и плаваем, — снова улыбнулся Сергей. Улыбка у него была свежая, белозубая, добрая. Улыбаясь, он щурил глаза и встряхивал легкими, прямыми волосами. — Дотащили меня от Ленинграда до Двинска на буксире. Теперь, дай бог, через Арктику на буксире протянут... Я штурманское дело забыл уже.

— Ты, как я помню, никогда его особенно не любил.

— Это верно, — сказал Сергей. — Я человек умственный, меня в настоящую науку тянет... Судовождением не хочу заниматься.

Сергей посмотрел на свои тощие, белые руки, улыбнулся, тряхнул волосами.

— С такими руками стыдно кому-нибудь признаться, что моряк, — сказал он. — Так и докладываю, что студент... Ну а ты как жил после училища? Давно в нашей конторе?

— В конце апреля нанялся, — ответил Игорь. — А жил... — Он задумался. — Всяко жил. На спасателе плавал до января. Потом филонил три месяца...

Зашла повариха, принесла еду на тарелках. Сергей открыл бутылку, налил в три стакана до половины.

— Выпей, Афанасьевна, с нами...

— Много мне, старой-то, — сказала довольная повариха и взяла стакан.

— Ничего, не запьянеешь. Ну, друзья, за встречу в пути!

— Куда только не забросила ребят морская судьба, — задумчиво говорил Сергей, поигрывая недопитым стаканом. — Славка Сергейчук во Вьетнаме работает на каботажной линии... Вася Мельников в Бельгии живет — суда принимает на верфи. Веревкин китов бить пошел. Рыбий жир детям обеспечивает... Толя Кубарь инженером по технике безопасности пристроился в Ленинграде.

— Кесарю — кесарево, слесарю — слесарево, — сказал Игорь. Он смотрел на пустую бутылку и немного завидовал тому, кто во Вьетнаме, тому, кто в Бельгии, и тому, кто бьет китов. — Я им не завидую, — сказал он. — Бельгию мы с тобой еще повидаем, а в Арктику на склоне лет вряд ли захочешь сунуться.

— Ерунда, — сказал Сергей. —Это не так страшно, как пишут в книжках. Хотя... раз на раз не приходится. В прошлом году здоровый пароходище зажало в проливе Вилькицкого. Два часа тонул.

— А команда?

— Вынесли на лед чемоданы, посидели немного. Потом их сняли. А ты почему со спасателя ушел?

Сергей взял пустую бутылку, поставил ее в шкаф, вынул оттуда кислое гурджаани, показал Игорю. Игорь кивнул. Сергей открыл бутылку и поставил ее на стол.

— Это сложный вопрос... Я бы не ушел, не стань он в ремонт. Скучно до одури. Понимаешь, в сторожа превратился из штурмана. Стоишь суточную вахту, стережешь ржавую коробку, — противно. А там причина нашлась...

— Какая?

Игорь задумался. Причина была такая, что сразу и не сообразишь, как рассказать. Тогда, после встречи с Раздрогиным, он некоторое время продолжал жить все так же одиноко и бессмысленно. С отвращением выстаивал сутки вахты, приходил домой, топил печь и подолгу спал, чтобы быстрее шло время. Но оно все-таки тянулось размеренно и уныло. Иногда грудь наполнялась свирепым желанием взбаламутить эту медленно текущую реку времени, нарушить, разбить отвратительный, иссушающий ритм. Игорь физически ощущал, как отгородили его от мира четыре стены, оклеенные грязненькими обоями в цветочках. Он уходил на улицу, выпивал где-нибудь стакан горькой водки — в одиночку и без закуски. Напряжение души спадало. Потом он возвращался, топил печь и варил пельмени на завтрак. По вечерам Игорь внимательно перечитывал страницы своего неудавшегося романа и одну за другой отправлял их в печку. Бумага вспыхивала, корчилась, становилась черной, рассыпалась в пыль.