Алексей Кирносов - Простое море

— Если такая волна даст ему в борт, — сказал Сергей, — он перевернется. Это я точно знаю.

— Будем следить за тем, чтобы не поставить его вдоль волны, — сказал Лавр Семенович. — При надобности переменим курс. Торопиться не будем. Вы давайте-ка идите отдыхать. А то у вас уже лицо серое. Куда это годится?

— А у вас коричневое, — сказал Сергей. — Кому лучше?

Они оба рассмеялись.

— Черт его знает, кому из нас сейчас лучше, — произнес Лавр Семенович и спросил: — На Лене есть землесосы?

— Еще нет. Работают там какие-то хилые землечерпалки туземного производства. А Лена — вы же знаете, какая река: фарватеры песком заносит по нескольку раз за навигацию. Вниз судно идет одним фарватером, а через пару недель наверх возвращается уже по другому. Я тем летом прошел от Тикси до Якутска. Трепка нервов, а не плавание. После этого я речников стал уважать...

— Значит, им землесос очень нужен, — сделал вывод Лавр Семенович.

— Позарез. Они два года подряд упрашивают нашу экспедицию привести к ним землесос. Но до этого лета не могли решиться отправить в море столь ненадежную посудину... Сами видите, сколько нервов на нее тратится. Нервы-то бог с ними. Нервы новые вырастут. Лишь бы не даром. Тащишь, тащишь, а она вдруг возьмет да и булькнет... Скорее бы хоть в лед войти, что ли.

— До льда еще далеко. Раньше, чем за Югорским Шаром, мы его не встретим. В этом году, говорят, на редкость хорошая ледовая обстановка.

— Жаль. Балла четыре льда не мешало бы нам...

— Не волнуйтесь. Ветер стихает, горло Белого моря мы прошли. Так что идите отдыхать. Я, пожалуй, тоже примну диванчик часика на два. — Капитан зевнул и пошел в рубку.

В скором времени ветер и в самом деле стих. Капитан спал на диване в рубке, прикрыв лицо фуражкой. Старпом, заложив руки за спину, шагал по мостику, медленно переставляя грузные ноги.

— Пойду-ка я отдохну малость, — сказал Сергей. — А то вся фигура одеревенела от этого стояния.

— А чего вы вообще здесь стояли? — спросил Григорий Ильич. — Может, вы надеялись его за трос наверх вытянуть, если бы он оверкиль сыграл?.. Лежал бы я на вашем месте в каюте и читал бы книжку про графа Монте-Кристо.

— Не могу, — признался Сергей, виновато улыбаясь. — Душа болит.

— Ерунда, — сказал Григорий Ильич. — Про боль души — это все начальство выдумало. Начальству выгодно, когда у подчиненных душа болит. Они тогда дело лучше делают и дисциплину соблюдают.

— Все-таки свое судно... Жалко, — сказал Сергей.

— Ерунда. Сегодня оно ваше, а завтра вы его сдали в Якутии какому-нибудь дикарю, у которого три класса образования на двоих с братом. Он его за месяц в такое превратит, что и вблизи не узнаете...

— Там уже много культурного народу, — возразил Сергей. — Я в прошлом году был на Лене...

— Конечно, принимать будет культурный человек, — сказал Григорий Ильич. — А работать? Работать на нем дикарь будет. Буфетчица убирает вам каюту? — вдруг спросил старпом.

— Да, очень хорошо убирает, — сказал Сергей. — Спасибо.

— Это она на первых порах так, — предупредил его старпом. — Потом раз в неделю тряпкой махнет, вот и вся уборка. Я ее уже изучил. Этакая неприятная девка. Откуда ее только выкопали?

— По-моему, хорошая девушка. — Сергей пожал плечами. — Я ничего неприятного в ней не заметил. И даже миловидная очень...

Григорий Ильич исподлобья, подозрительно взглянул на Сергея.

— Вот-вот... — процедил он сквозь зубы. — Миловидные — они самые стервы бывают. Вы с ней в разговоры-то особенно не вступайте. И не дай вам бог к ней рукой прикоснуться — всем расскажет, что вы ее изнасиловать хотели. У нас уже такое было...

— Не знал, — удивился Сергей. — Значит, правда, что внешность обманчива.

— Еще как обманчива, — подтвердил старпом. — В общем, я вас предупредил.

— Спасибо. Учту... Если ветер станет крепчать, вы меня позовите, пожалуйста, на мостик. И второму попрошу передать то же самое, когда он вас сменит.

— Хорошо, — кивнул Григорий Ильич и спросил: — А что, второй помощник ваш приятель?

— Вместе мореходку кончали.

— Вы ему тоже особенно не доверяйте, — сказал старпом. — Этот парень — себе на уме. Видите, как бегает, старается. На мостике по десять часов торчит, не сходит... Это все не просто так.

Сергей поморщился и пошел вниз. Говорить об Игоре со старпомом ему не хотелось.

По длинному и извилистому проливу Югорский Шар «Сахалин» вывел землесос в первое арктическое море — Карское.

— Вот здесь я уже встречал лед в такое время года, — сказал Лавр Семенович, когда Игорь спустился в рубку.

— Лучше лед, чем зыбь.

С северо-востока катились крутые серые волны.

— Да... — протянул Лавр Семенович. — Опять ваш приятель ночь спать не будет. Беспокойный он товарищ.

— Беспокойными мир движется.

— Это верно... А я вот устаю, — капитан присел на диван. — Раньше двое, трое суток на мостике для меня раз плюнуть было. Теперь не то... Годы, молодой человек, годы... — Лавр Семенович вздохнул, снял фуражку, погладил редкие рыжеватые волосы. — Пойду посижу в каюте полчасика. Если что — вы мне свистните в трубу.

— Идите, — кивнул Игорь. — Обстановка пока спокойная. Я вас позову, если что надо будет.

Капитан постоял немного в рубке, вышел на мостик, посмотрел в сторону землесоса и спустился вниз.

Вокруг катились все те же аккуратные серые волны. «Сахалин» легко взбирался на них и так же легко и плавно съезжал в ложбины, едва заметно покачиваясь с носу на корму. У входа в моторное отделение старший механик с мотористом, расстелив на палубе большой кусок ветоши, разбирали на части какой-то замысловатый механизм. Неподалеку от них повариха складывала в алюминиевый бак соленую треску. Боцман и вахтенный Иван Карпов заделывали огон на стальном швартовом тросе. Иван неумело пихал свайку между прядей проволоки, а боцман что-то строго говорил ему и тыкал в трос пальцем.

Игорь вспомнил, с какой радостью Иван тогда в Ленинграде узнал о том, что его приняли на работу в экспедицию. Он не предполагал, что ему придется делать огона на стальных тросах и мелкие, злые проволочки будут прокалывать кожу на руках и потом придется высасывать кровь из ноющих ранок... Игорь увидел, что Иван сунул в рот палец. Он усмехнулся,

В четырнадцатилетнем возрасте впервые ободрал он руку о стальной трос. Пожалуй, на этом судне только капитан да он умеют сделать японский сплесень, завязать американскую удавку, знают, как называется правый якорь, шестой парус на гроте или рог с салом, в который втыкались парусные иглы... Потом мысли по старому, привычному руслу перенеслись в Ленинград, к Ирине. Он тогда дал Куприяну по физиономии. Куприян спросил:

— Ирина будет печатать твой очерк?