Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

Капитан не забыл и о Скале, который стоял в сторонке, опустив голову.

— Будешь моим прислужником!

Скала подбежал к нему, с надеждой спросил:

— Уйдем из этой камеры?

— Нет. Останемся здесь.

— Хорошо, но послушай, Капитан…

— Тебе говорят, останемся здесь!

Скверный оказался тут как тут, словно уже стал правой рукой Капитана.

— Как сказал ага, так и будет! — накинулся он на Скалу.

— А тебе-то что? — огрызнулся Скала. — Ты кто?

— Не тот лев, кто съел, а тот, кто смел. Понял, дорогой?!

— Ты, что ли, принес моему аге добрую весть?

— Я говорю лоб, а ты говоришь клоп.

— Сам ты клоп. Не послушает тебя мой ага, не станет играть в кости, ясно?

Скверный хотел было дать ему хорошенького пинка, но Капитан удержал его.

— Обойди отделение, — приказал он Скале, — найди тюфяк получше. Покупаю!

— Все отделения обойди! — припечатал Скверный.

— Обойду, не обойду, тебе какое дело?!

— Послушай, парень…

— Чего тебе?

— Ты теперь служишь у Капитана, и потому я промолчу, но помни, я все тот же Скверный, что был.

— И будь себе на здоровье, — отбрехнулся Скала. Выбежал из камеры. Вихрем слетел по лестнице, заорал:

— Кто продает тюфя-ак, хороший тюфя-ак?

Все привыкли к тому, что Скала продает то, что ворует у других — только и ждет, когда отвернется хозяин кастрюли, роется в бидонах из-под мусора. Сейчас его крик удивил всех.

— Ты что это, Скала? Постель решил купить?

— Ясное дело, — серьезно отвечал тот. — Почему бы нет?

— Молодец!

— Молодец, молодец! — рассердился Скала. — Есть тюфяк или нет?

— Деньги на бочку!

— На бочку, на бочку, успокойтесь. Чего смеетесь? За деньги покупаю!

— Ишь, паршивец! А деньги-то у тебя есть?

— Не себе покупаю.

— Кому же?

— Моему хозяину.

— Кто же твой хозяин?

— Капитан Ахмед, — объявил Скала, пыжась от гордости.

Раздался хохот. Скала разозлился:

— Чего ржете? В игрушки с вами играют, что ли?

— Что ага, что слуга! Ищи мебель в цыганском шатре…

— Образумьтесь, черти! Сегодня моему аге пришло сто пятьдесят лир.

— От кого?

— От матери.

Дело сразу приняло другой оборот. Стали показывать Скале тюфяки, называть цены, которые, как водится, были куда выше стоимости товара. Скала взял на заметку приглянувшийся ему тюфяк, подушку, одеяло и прибежал к своему аге.

— Что скажешь? — спросил Капитан у Скверного, выслушав доклад Скалы.

— Пойдем поглядим, ага!

Пошли поглядели. До сих пор им не приходилось покупать постелей, и потому они не имели понятия о ценах. Капитан рядиться не стал. За него, божась и сквернословя, торговались Скала и Скверный.

— По рукам, и делу конец!

— Деньги моего аги приносят счастье, не пожалеешь!

— Пожалеть не пожалею, а не пойдет. Я уступлю пять лир, и вы набавьте пятерку.

— Ладно, — согласился Капитан, чтобы поскорей окончить торговлю. Он заплатил, и Скала, завернув постель в старое нитяное покрывало, ловко вскинул ее на плечо.

— Раздайся, народ, пароход плывет!

Прибытие в семьдесят вторую камеру тюфяка с одеялом и подушкой прошло с подобающей торжественностью. Скверный, расталкивая толпу грязных голодранцев, прокричал:

— Разойдись, рванина, перед чистой постелью!

За долгие годы дети папаши Адама успели позабыть, что такое чистая постель. Они попятились, давая дорогу Капитану и его свите. Ввалившиеся, потухшие глаза, обведенные иссиня-черными кругами, с завистью уставились на постель.

Ее следовало расстелить в почетном, лучшем углу. Но в том углу лежал мешок из-под цемента, на котором всегда спал старожил семьдесят второй Измирец Кенан.

— Кликните его, — сказал Капитан. — Договоримся.

Скверный удивленно глянул на Капитана.

— О чем?

— Это его место!

Скверный не ответил. Взял мешок Измирца и отшвырнул в сторону.

— Подумаешь, его место! Не в наследство оно досталось сукину сыну! — И приказал Скале: — Клади постель сюда, эй, ты, поганец!

Скала насупился:

— Я тебе не поганец!

— А кто же?

— Слуга моего аги!

Ответ был верен. Теперь Скала не ничтожество, он честный, рабочий человек, слуга Капитана. Скверный промолчал, и, решив, что на сей раз последнее слово за ним, Скала присовокупил:

— Потому думай наперед, что говоришь!

Он не спеша снял с плеча постель. С необычайной серьезностью расстелил тюфяк, накрыл его покрывалом…

Неожиданно появился Измирец.

— Ты зачем, Скверный, разорил мою постель? Хоть бы меня спросили… Неужто бы я не согласился? Или во мне не осталось ничего человеческого? Да ради Капитана я душу отдам. Но у каждого своя честь!

Скверный глянул исподлобья:

— С чем ее едят, твою честь?

— Что же я, по-твоему, бесчестный? Если попал в камеру голых, это еще не значит, что не почитаю аллаха…

— Не болтай!

Измирец, пришибленный, склонил свою огромную, похожую на коробку голову, поднял мешок и принялся искать себе новое место. Капитану стало жаль его. Подойдя к нему, он незаметно от Скверного сунул ему в руку двадцать пять курушей. Измирец давно не видел таких денег и, сообразив, что они принадлежат ему, бросился на шею благодетелю.

— Капитан!.. Капитан Ахмед!.. Да ведь ты, эх…

В глазах у него стояли слезы.

Капитан разнял сжимавшие его руки Измирца:

— Не подымай шума!

Он бросил взгляд на Скверного. Измирец понял, что означает этот взгляд, но было уже поздно. Скверный обо всем догадался.

— Не надо, Капитан, — сказал он, подходя. — Не приучай, ради аллаха, этих подонков.

— Ладно, оставь, — попробовал отвязаться Капитан. Но не тут-то было.

— Я-то оставлю, они потом не отстанут. Им палец в рот не клади — без руки останешься.

— Я сказал, оставь!

— Такие, как эти, у аллаха из кармана самого пророка вытащат. Стоит только приучить — конец. Не сердце у тебя — кисель. Нагнут рога, распустят нюни, ты и не выдержишь. Берегись! Если их аллах не жалеет, тебе-то чего жалеть? Не бросай деньги на ветер!

Они подошли к Скале, расстилавшему постель в почетном углу.

— Такие родного отца продадут и мать впридачу… — продолжал Скверный. И прикрикнул на Скалу: — Взбей тюфяк как следует, эй, ты, поганец!

— Я тебе не поганец! — зло обернулся Скала.

— А кто же?

— Сын старосты.

— Нашел чем хвалиться! Могильными камнями.

— А ты не лезь не в свое дело! Ага скажет взбить — я взобью! Прикажи, ага!

Капитан кивнул головой. Лишь после этого Скала принялся за дело. Он возился с четверть часа, спустил семь потов, а тюфяк не взбивался. Видно, вместо шерсти был набит всяким тряпьем. Чем больше Скала тряс его, тем тоньше и комковатей он становился. Всем это стало ясно, но никто вида не подал. Да и как сказать, что тюфяк Капитана набит не шерстью, а тряпьем?

— Хватит, взбил достаточно, — опять приказал Скверный.