Масако Бандо - Дорога-Мандала

— Ты уже забыла о том, что случилось вчера вечером? — В душе Рэнтаро шевельнулось беспокойство.

Женщина наклонила голову:

— Нет, не забыла. Просто помню смутно.

И она снова заулыбалась младенцу.

Рэнтаро оглянулся на деревню. Жители заходили в дома, исчезали в ближайших зарослях. Наверное, паломники и жители деревни быстро позабудут случившееся. Деревенские вернутся к своим обычным делам — будут возделывать поля, есть, заниматься любовью. А паломники вернутся к своим всегдашним странствиям. И тут его вдруг охватило ужасное сомнение. Рэнтаро обогнал шедших впереди паломников и подошёл к повозке со старицей.

— Бабушка, — окликнул он её со спины.

Лохмотья зашевелились, на него воззрились глаза из-под морщинистых век.

— Как долго длится это паломничество к Якуси?

— Да я и не помню, — ответила старица.

— А что, если, — судорожно сглотнув, выдавил он, — паломничество к Якуси длится вечно? И дело не только в том, что никто не помнит, когда оно началось?

Старица ничего не ответила. Её повозка пересекла речку Каноко и стала подниматься по узкой тропе, ведущей к Дороге-Мандала. Рослый мужчина замедлил шаг. Следуя за повозкой, Рэнтаро снова спросил:

— Может, нам никогда не встретить Якуси?

— Якуси существует, — донёсся твёрдый голос из-под лохмотьев, в которые была закутана ехавшая на дребезжащей повозке старица.

— Он где-то на Дороге-Мандала. Если идти этой дорогой, непременно с ним встретишься.

— Бабушка, тебе доводилось встретиться с Якуси?

Ответа не последовало. Повозка въехала на Дорогу-Мандала. Обратившись к тащившему повозку рослому мужчине, старица указала палкой на пик Якуси. Повозка ехала по Дороге-Мандала. Дорога, напоминавшая своды зелёной пещеры, терялась в сумрачном извилистом лесу.

— Так ты не встречалась с Якуси? — шагая рядом с повозкой, громко спросил Рэнтаро. Семенивший рядом с рослым мужчиной карлик удивлённо оглянулся и посмотрел на Рэнтаро. Старица наконец промолвила:

— Идти по Дороге-Мандала, неся беды. Просто идти по дороге. И тогда повстречаешь Якуси.

— Я не несу никаких бед!

Лохмотья затряслись от смеха.

— Разве то, что ты присоединился к нам, не доказывает, что и ты — бедствие?

— Так вышло. Мне ничего не оставалось, как присоединиться к вам.

— Ну, и как тебе с нами? — В голосе старицы послышалась насмешка.

Холодная ладонь коснулась его щеки. Маленькая ладошка хлопала его по лицу. Издав стон, Асафуми отмахнулся. Он ещё не проснулся. Всё тело нестерпимо ныло. Перевернувшись на другой бок, он хотел было снова погрузиться в сон, но тут подумал: «Чья же это рука?»

Асафуми открыл глаза. На него смотрел исхудавший подросток. Асафуми вспомнил, что это вчерашний мальчик, прятавшийся в яме на берегу реки, и, сообразив, что всё ещё находится в городе, превратившемся в руины, пришёл в уныние.

— Поймал рыбу? — лёжа на боку, спросил он подростка.

Подросток кивнул, но тут же добавил: «Но её уже съели». Асафуми приуныл ещё больше. Приподнявшись, он заметил, что солнце стоит высоко. Речные камни раскалились. Видимо, в городе, раскинувшемся на холмах за рекой, уже припекало, среди развалин, похожих на разбросанные обломки пластиковых бутылей, дрожал и плавился от жары воздух.

Асафуми посмотрел на своё обнажённое, прикрытое лишь полотенцем тело. Бок распух и стал иссини-чёрным, ноги были все в синяках от ушибов. Он вспомнил слова старика, что, мол, он, Асафуми, болен мгновенным увяданием, но оттого ли, что ярко светило солнце, не испытал вчерашнего отчаяния. Если он и в самом деле болен этой болезнью, то что сказать о других? Ведь и его сослуживцы, и его друзья мало чем отличались от него. Значит, все они больны мгновенным увяданием. Да и сам этот грубый старик — здоров, что ли?

Стоило ему так подумать, как настроение улучшилось. И он спросил подростка, сидевшего, обхватив колени:

— Ты пришёл за мной?

— Да. Девочка, с которой ты пришёл, вместе со своей странной собакой отправилась на поиски еды. Она попросила меня сходить за тобой.

Войдя в реку, Асафуми ополоснулся и остудил прохладной водой свои ушибы. Из-под ввалившихся глазниц за Асафуми пристально наблюдал сидевший на берегу подросток. Он был тощ, как скелет, и напоминал мумию. Может, увядание вызвано голодом? Может, в этих надписях речь шла просто о том, что без еды невозможно выжить. И Асафуми подумалось, что вчерашние слова старика — совершенно беспочвенное, ложное обвинение.

— Старик ушёл? — спросил Асафуми, отжав полотенце и обтираясь.

Задумчиво нахмурившись, подросток переспросил: «Тот лысый?» И услышав «да», сердито ответил:

— Он хотел забрать мою рыбу, и собака его прогнала.

Наверное, Кэсумба натравила на старого бандита Кэку. Представив себе фигуру старика, убегающего от собаки, Асафуми повеселел.

После мытья ему стало лучше. Они зашагали к норе подростка. На берегу валялись не только галька и сплавные брёвна, но и обвалившиеся бетонные глыбы, железные и пластиковые обломки, проржавевшие остовы машин. Среди этого мусора были разбросаны человеческие кости и кости животных. Фигура подростка в мешковатой одежде, похожая на зыбкий ночной силуэт, напоминала демона, блуждающего у реки Саи в мире мёртвых.

— Как тебя звать? — спросил Асафуми у подростка. Тот, оглядевшись вокруг, пробурчал что-то неразборчивое. А затем спросил Асафуми:

— А тебя?

— Асафуми.

— А-са-фу-ми, — сказал подросток, будто проговаривая имя про себя по слогам, и улыбнулся. — А меня Ами.

— Это ты только что придумал? — смеясь, спросил Асафуми.

Подросток расстроенно кивнул:

— Настоящего своего имени я не помню.

Может быть, он не забыл имя, подумал Асафуми. Может, у него никогда и не было никакого имени. Людям, живущим среди этих развалин, имена ни к чему.

Имена — порождение цивилизации. Здесь же, где живут люди, превратившиеся в зверей, цивилизации уже нет. Она разрушена и позабыта напрочь, тут люди вновь вернулись к жизни без имён.

Неожиданно он подумал: а кто же дал имена Кэсумбе и Кэке? Наверняка девочка, если её спросить, ответила бы, что забыла.

Они быстро дошли до норы. Чернели следы вчерашнего костра. Кэсумба ещё не вернулась. Увидев это, подросток сказал Асафуми:

— Я пойду, соберусь в дорогу. — И заполз в яму.

Асафуми хотел было присесть у кострища, но тут из ямы донёсся крик и звуки возни. Асафуми подбежал к яме. Оттуда показалась чёрная голова. Это была голова мальчика. Череп был проломлен, сочился желтоватый мозг. Пол-лица, как красной краской, было залито кровью. Вслед за головой из ямы медленно, как испражнение, вылезло обмякшее тело. Застыв на месте от изумления, Асафуми смотрел во все глаза.