Анатолий Курчаткин - Сфинкс

Что произошло, почему — Клим достоверно так никогда и не узнал. При ясной погоде, сухой дороге. При самой обычной скорости. Они легли под встречный трейлер, вдруг вынесшись на противоположную сторону — словно потеряли управление. Такое случается, слышал он потом от всех гаишников и медиков, когда у водителя внезапно выключается сознание: инфаркт, инсульт — в общем, болевой шок. Но стряслось ли со Стасом что-то подобное, установить было невозможно: его исхрястало, перемолотило, изорвало так, что вскрывай, не вскрывай — ничего не определишь. Впрочем, еще позднее, задним числом, Климу пришло в голову, что Стас мог вывернуть руль специально. Правда, эта версия становилась вероятной лишь в том случае, если ему стало известно о них с Ниной. Стало известно — и решил убить всех троих. Но убил только себя.

Сам Клим накануне отравился консервами. Ели все вместе, из одной банки, однако печень против содержимого жестянки взбунтовалась у него одного. На его обычное место впереди села Нина, а он переместился на заднее сиденье, лежал там, подогнув ноги, плавясь в температурном полузабытье, в висок закругленным боком упиралась грибная корзина Стаса. Другим боком, повиснув в воздухе, она упиралась в спинку переднего сиденья за Ниной. Корзина мешала, надо было бы перебросить ее в ноги, но сделать это не хватало сил.

Возможно, именно корзина ослабила удар, сыграв роль амортизационной подушки. Во всяком случае, предохранив голову. Хотя ее хряснувшие прутья и впились сломами в лицо, разодрали его так, что те, кто вытаскивал Клима из машины, сначала решили, что с кем из них троих судьба обошлась суровее всего — это с ним. Но для него на самом деле все обошлось двумя десятками швов на лице, сотрясением мозга, сломанным ребром и обильными синяками, а для кого столкновение оказалось печально — это для Стаса с Ниной. Стас, видимо, умер еще там, на дороге, не приходя в сознание. А Нину, не закрепленную ремнем, за какое-то мгновение до того, как сорванный с места двигатель должен был вмять ее в кресло, инерцией движения выбросило через лобовое стекло вперед. Ей сдвинуло кости черепа, сломало нос, сломало в двух местах руку, обе ноги, разорвало плевру, селезенку, сместило сердце…

Климу уже разрешили вставать — она все лежала в реанимации, впереди ей предстояло еще несколько операций. Он пытался увидеть ее — ему не разрешили, и в конце концов он уехал в Москву, так и не увидевшись с нею.

Они увиделись только несколько месяцев спустя. Одна нога у нее стала короче другой, и она ходила, опираясь на палку — как-то боком и отвратительно виляя бедром, — нос у нее обрел чудовищную горбинку, напоминавшую верблюжий горб, и, как она призналась с неловкой улыбкой, все у нее внутри болит, мучают беспрестанные жуткие мигрени и требуется новая пластическая операция.

— Нужны деньги? — спросил он.

— Разумеется, — сказала она.

— Какие у меня деньги, ты же знаешь, — нарочито резко произнес он. — Ну, дам сколько-то…

Она ошеломила его своим видом. Он ожидал всего, но не такого. Клим пробыл с нею час — в нем не шевельнулось ничего от того желания, что он испытывал прежде от одного лишь взгляда на нее.

— Что, — проговорила Нина, когда он собрался уходить, — не интересна я тебе больше, да?

С некоторой поры ей стало казаться, что у мужа есть другая женщина. Прежде, в первые годы, когда он начал выстраивать свой бизнес и исчезал из дому в шесть утра, чтобы вернуться к полуночи, она была уверена в нем на сто процентов. Как бы ни дурен он бывал с нею, никогда в этом не чувствовалось его отдельности . Его обособленности от нее.

Теперь же он словно бы обособился. Вот она — и вот он. А между ними нечто вроде стены. Прозрачной, проницаемой для слуха и вполне преодолимой физически, но тем не менее — стены. Перегородки. Явной и несомненной. О, конечно, они жили вместе уже семь лет — немалый срок, — и седьмой год шел их дочери, но вот так обособлен от нее он стал лишь в последнее время. Что это могло быть иное, если не другая женщина?

Алина не сомневалась, что женщина. Она осязала это кожей. И в то же время у нее не имелось никаких доказательств. И не было никакой возможности проконтролировать его. Мобильный телефон всегда с ним — раз. А если не отвечает, мало ли каким делом он занят, — два. Может быть, у него сейчас важная встреча, чрезвычайные переговоры, и коль скоро он никогда ни о каких своих делах не докладывал ей, с какой стати должен начать сейчас?

Алина с силой вдавила кнопку переговорного устройства вглубь и вызвала секретаршу:

— Маша, зайдите ко мне, — и, когда та вошла, спросила, стараясь, чтобы голос звучал с обычной сухой твердостью, — Машенька, вы говорили, что ваш двоюродный брат работает в частном сыскном агентстве.

— Да, Алина Евгеньевна. Уже четвертый год.

— И вы, я помню, говорили о каких-то феноменальных его способностях. И вообще хвалили его агентство.

— Хорошее вроде агентство. Здорово так там зарабатывают. Было бы плохое — кто бы к ним обращался. А Васька, он да, прямо актером стал — так перевоплощается. В слесаря-сантехника, в крутого — в кого хочешь.

— Позвоните ему, сообщите, что мне необходимо с ним переговорить. Желательно как можно скорее.

— Хорошо, Алина Евгеньевна, конечно, — послушно закивала секретарша. — Прямо сейчас и начну звонить.

Она вышла, закрыв дверь, и Алина, крутанувшись в кресле, тотчас поднялась, быстро прошлась через весь кабинет по диагонали, из угла в угол.

Она не хотела терять Клима. Конечно, той безумной влюбленности в него, в которой был прожит их первый семейный год, в ней уже не осталось, но это было бы странно, если б она спустя семь лет чувствовала все так же, как в начале. Однако по-прежнему ей кружило голову от его объятий, по-прежнему нравилось в нем все: от голоса, осанки, походки до этих грубых рваных шрамов на лице, полученных им в какой-то давней, еще до их знакомства, автокатастрофе.

Кроме того, она просто не могла позволить себе остаться без него. Что ж, что у нее был свой бизнес. Ее издательство существовало лишь благодаря ему. Его поддержкой, его связями, его прикрытием. Без него она бы мгновенно пошла камнем на дно. Стала бы никем. Ничем. Пустым местом. Много ценности в женщине, будь она самой первой красавицей, если она пустое место?

Телефон прозуммерил вызовом. Алина бросилась к своему креслу, схватила трубку.

— Я до него дозвонилась, он на связи, — сказал голос секретарши. — Соединять?

— Соединяй, — коротко отозвалась Алина.

Через неделю на столе у нее лежал отчет о каждом перемещении мужа в течение дня, начиная с выхода из дома и заканчивая возвращением. На полтора дня он летал по делам своего бизнеса в Лондон — были зафиксированы поминутно все его перемещения там и даже приложена многостраничная расшифровка его деловых переговоров, сделанная неведомым ей образом. В агентстве, где работал двоюродный брат ее секретарши, даром хлеб не ели.