Илья Эренбург - 10 л. с.

Одни назовут «телеграммами». Они понесутся в огромные города, насвистывая по дороге: «Служебная… номер… шестнадцать слов… Джон… Ричард… Эдуард… в пять пополуночи… на посту…» Быстро они превратятся в черные платья (их ведь шьют срочно на каждой улице) и в кропотливо высчитанные пенсии.

Другие мулами поползут по горам, крича от стыда и от усталости, чтобы упасть на белый поселок, как граната: бах! «Пабло… Диего… возле деревни Моробина…» В нью-йоркской газете будет петитом напечатано: «Наш экспедиционный корпус вчера окружил одну из шаек бандита Сандино. Наши потери незначительны».

Генерал Сандино в белом поселке, среди гор, среди горя, среди крикливых мулов, пишет воззвание: «Всем республикам Латинской Америки. Янки хотят проглотить Никарагуа, как они проглотили Панаму, Кубу, Порто-Рико, Гаити, Сан-Доминико. Братья, вспомните о Боливаре и о Сан-Мартино! Вот уже восемь месяцев, как мы боремся. Наши силы иссякают…»

Он долго пишет. Слова торжественные и пышные. Но рука дрожит от волнения. На помощь! Скорее! Притаились за горами Гондурас и Сан-Сальвадор… Угрюмо молчит Мексика. Напрасно генерал Сандино рядом с печатью ставит: «Родина и свобода». Еще два пышных слова… Не милее ли всех пышных слов длинные зеленые бумажки, которые летят из Вашингтона на юг? Что значат патроны вокруг пояса? Вот они в портах, опрятные, как лазарет, новенькие миноносцы… Соединенные Штаты тоже для кого-то родина. А свобода у них как дома, она даже стала статуей, пресс-папье, миллионом открыток.

Письмо из Неровы-Сеговии: «Вчера вражеская авиация снова обстреляла четыре деревни. Янки тоже скинули свыше 100 бомб. Убиты 72 человека, среди них 18 женщин».

Генерал Сандино сидит и пишет: «Позор убийцам женщин! Нас мало, но мы не уступим…» На генерале Сандино широкополая шляпа, и он верит в благородство. С ним три тысячи партизан.

Мистер Гувер отнюдь не волнуется. Он знает: чтобы уничтожить три тысячи, нужно столько-то недель, столько-то долларов, столько-то человеческих жизней. Солдаты Соединенных Штатов любят свою родину. Кроме того, они получают отменное содержание. Следовательно, они могут при случае умереть. Жаль? Разумеется, жаль. Мистер Гувер не злодей. Мистер Гувер гуманист. Разве он не кормил венских детей? Он охотно пощадил бы и Сандино. Он сказал бы ему: «В Голливуд! Там вы будете банальным фигурантом». Никарагуа, как и все земли мечтает только об одном: о благоденствии. А этот сумасброд Сандино вздумал говорить о родине, о свободе, — не о статуе, нет, о глупейшей свободе, хотя бы о свободе жить в белых поселках и собирать бананы. Что же, в таком случае Сандино должен быть уничтожен.

Перед мистером Гувером карта. Никарагуа давно обведена красными чернилами. Ему очень жаль не только Дженни, вдову честного американского солдата, ему жаль и Марию, вдову никарагуаского разбойника. Ведь в настольной книге Гувера сказано: «Не убий». Но там же сказано и про обетованную землю. Без крови она не далась. Праведные израильтяне истребили язычников. Даже господь бог допускает исключения. Убито восемнадцать женщин? Это печально. Однако бывают и железнодорожные катастрофы. Автомобили что ни день давят женщин. Мы несем Никарагуа подлинное благоденствие, и потом — мы не раз это повторяли — нам необходим каучук!

Они резвятся на всех стенах во всех городах и селах Франции, эти три любимца Республики. Нежный наивный младенец, еще неспособный лгать, расхваливает замечательное мыло «Кадум». Задумчивая корова день и ночь мычит о молочном шоколаде. Что касается третьего, гражданина в больших автомобильных очках, то он сделан не из мяса, как все прочие люди или даже коровы Республики, он сделан из резиновых шин. Зовут его «Шины Мишлен». Он упруг и легок. Он нужен всем: без шин нет автомобиля.

Господин Андре Мишлен никак не похож на своего популярного двойника. У него нет ни кольцеобразного живота, ни легендарной улыбки. Он носит окладистую бороду и пенсне. Внутри у него не воздух, но самые обыкновенные внутренности. Это даже не фокусник. Это превосходный фабрикант. Он привозит кохинхинский каучук. Он покупает каучук у англичан. Из каучука он изготовляет крепчайшие шины. В знойных и грозных цехах, на неистовом огне каучук закаляют, как сталь. Кровь гевеи, дотоле мягкая и податливая, становится упругой. Шины не боятся ни камней Карпат, ни сибирских ухабов.

По заводу Мишлена ходят служащие с хронометрами, завод Мишлена устроен на американский лад. Правда, г-н Мишлен не сбрил бороды. Но это не мешает ему уважать Америку. Он выпускает журнал под названием «Благоденствие». Мистер Гувер стал президентом Соединенных Штатов потому, что его лозунгом было именно это слово: «благоденствие». Г-н Мишлен раздает свой журнал бесплатно всем желающим. Он раздает также множество книжек: трогательное жизнеописание Тэйлора, рассказы о детских яслях при его заводе, апологию мира между капиталистами и рабочими. Он не просто хороший заводчик. Он и не игрок, как г-н Ситроен. Он великомученик рационализации.

Из коробки скоростей выскочил смешной человечек с кольцами вместо живота. Он требует: скорее! Скорей готовые шины! Скорей покупайте автомобили! Стоит ли медленно умирать, если можно умереть быстро, надорвавшись на работе, среди хронометровщиков и образцовых яслей, если можно умереть на длинном шоссе, лопнуть, как лопается шина?..

Рабочие Мишлена не кули. Это скорее гевеи: их надо надрезать с толком. Г-н Мишлен устраивает ясли для новой смены. Он выдает особо плодовитым семьям наградные. Чем больше у рабочего детей, тем скорее он должен работать. Хронометр отмечает новые рекорда.

Господин Мишлен издает журнал, каждый день придумывает он новые усовершенствования: выиграть еще минуту, еще сорок секунд. Двойник его только улыбается. У двойника внутри не кровь, а воздух. Он несется но дорогам. Он смеется, и это чрезвычайно подозрительный смех. Пусть люди тоже несутся, как он. У них внутри кровь?.. Не важно! Пусть несутся!..

Здесь уже никто не может остановиться: ни автомобили, ни рабочие, ни каучуковый человечек.

Может быть, господина Мишлена иногда одолевает усталость? Ведь у него внутри не воздух, а вязкая кровь. И потом, он не мистер Гувер: лоб у него обыкновенный. Но во Франции — миллион автомобилей. Каждый автомобиль пожирает в год двадцать килограммов каучука. Торопитесь, рабочие! Вы не кули. У вас ясли. Вы не смеете останавливаться. Вы должны работать скорее. Голод — повсюду голод: в Индокитае и в Оверни. Смерть — повсюду смерть. Спешат рабочие. Вот еще одну минуту выиграл у жизни каучуковый человечек. Несутся автомобили, и он несется. У него большие очки. У него невыносимая улыбка. У него внутри пустота. Это новая смерть, без кустарной косы, без смешного старомодного савана, вся из колец, вся из шин, она мчится — 100, 200, 300 в час, и она высматривает, кого бы взять, чей пришел час, она здесь, там, везде, на всех заборах беспечной Франции,