Дидье Ковеларт - Принцип Полины

И вот сегодняшним сентябрьским утром, когда я, с «Энергией земляного червя» под мышкой, стою в дверях бара роскошного отеля, не решаясь показать нынешнего Куинси женщине, которая, быть может, все еще любит меня.

Не отрываясь от экрана своего компьютера, она проворачивает операции, посылает мейлы, проводит видеоконференции на английском языке. А тело ее живет своей жизнью. Правая ступня, разутая, играет с ремешком сумки, левая нога тянется к подлокотнику кресла напротив, голова борется с болью в затекшей шее медленными вращательными движениями из йоги, согнутая спина колышется в ритме стерилизованного джаза, просачивающегося из-за стен. С тех пор как я вернулся на свой наблюдательный пост, она по-прежнему одна в баре. Время от времени кто-то из служащих приходит постоять в роли статиста за стойкой. Три минуты подобия жизни — и он возвращается за кулисы.

Я делаю новую попытку, тихонько продвинувшись вперед по красному ковру. Она собирает волосы в узел, втыкает в него свои китайские палочки. Это было ее первое движение, когда она увидела меня в книжном магазине Вуазен. Лицо ее очень бледно, но шрамов на нем нет.

Она увидела меня. Поворачивается в мою сторону и улыбается, выключая экран. А может, засекла с самого начала благодаря игре отражений между зеркалом в глубине и стеклянными дверями. Может быть, смотрела, как я подглядываю за ней, прячусь, ухожу и возвращаюсь, с моим старым романом в одной руке и мобильным телефоном в другой, где то и дело безмолвно вспыхивают сообщения от бухгалтера, ударившегося в панику оттого, что я продинамил нашего ликвидатора. Я не в состоянии ответить, успокоить, объяснить. Не в состоянии уйти из этого другого измерения действительности, в котором женщина моей жизни ждет моего отклика на свой знак.

Она надевает туфлю на правую ногу, встает, идет мне навстречу походкой манекенщицы.

Я сую мобильник в карман. Она ведет себя так, будто я только что пришел. Я тоже. Мы расцеловываемся в щеки. Она изменилась, но духи все те же. Ее тронутая временем красота «остепенилась». Мелкие морщинки вокруг глаз и у рта придают глубину улыбке. Ее тело под деловым костюмом на все случаи жизни кажется по-прежнему прекрасным. Быть может, чуть похудевшим. Прощайте, юношеские порывы, передо мной женщина класса люкс с грустными глазами.

Куда девать восемь лет молчания, которые повисли между нами, в отражениях наших неуверенных взглядов? Нет льда, который надо сломать. Только колебание, как перед прыжком в воду. Иначе говоря, кто из нас скажет первую банальность? Я решаюсь:

— Ты давно меня ждешь?

— Это третий, — говорит она, кивая на коктейль, увенчанный желтым бумажным зонтиком. — Не считая пяти вчерашних. Но я хорошо переношу спиртное. А ждать тебя мне всегда в радость.

— Спасибо.

Мы садимся. Я протягиваю ей книгу, которую она продала вчера букинисту напротив моей конторы. Какова была вероятность, что я ее замечу? В своем желании увидеть меня она положилась на судьбу.

Она достает заложенное между страницами письмо, возвращает его мне и прячет роман в сумку с лейблом конгресса. Мне бы спросить, давно ли она в Париже, как вышла на мой след… Конкретные слова застревают в горле. Мы долго смотрим друг на друга. Без стеснения разглядываем лица. Как будто вновь обживаем территорию.

— Ты меня узнаешь? — интересуется она. И не дает мне времени ответить. — Мне время от времени попадались фотографии… Я посмотрела две-три передачи в replay [40] Запись {англ.). . Видела, как ты обрел уверенность в себе, заматерел и начал седеть… А в остальном ты все тот же. А я как тебе?

— Очень даже. Ты наверняка заметила мой взгляд.

— Конечно. В этом ты никогда не умел лгать.

Пауза. Кто из нас первым спросит о Максиме? Я не успеваю сформулировать вопрос, как она задает его мне. Я отвечаю:

— Ничего о нем не знаю. Уже года четыре или пять. Я следил за успехами его книг, как все. Он, должно быть, забыл меня. А ты — ты с ним виделась?

— Я с ним вижусь.

Ее взгляд не отрывается от зонтика в коктейле. Я слышу смущение в ее голосе. Между нами снова возникает Максим. Его заскоки, его шутовство, его конфузы, его невзгоды. Наши последние встречи. Оксфорд и дижонская больница. Только дважды мы были все втроем.

— Это ради него я здесь, — тихо произносит она.

Обратное меня бы удивило. Уже час с лишним я оттягиваю момент разочарования. Внезапно мне до смерти хочется сменить тему. Уколоть ее.

— А с твоим новым мужем как, все хорошо?

Она смотрит на меня, в глазах — полнейшее непонимание. Показывает мне руки, пальцы без колец, машет ими, смешно шевелит бровями. Кровь отливает от моего лица.

— Я думал, ты вышла замуж за изобретателя в Калифорнии.

Она ошеломлена:

— Это Максим тебе сказал?

— Да. В последний раз, когда мы с ним говорили.

Она медлит. Улыбается, успокоенная. Почти умиленная.

— Нет, я преподаю информатику в Оксфорде, читаю лекции в том же университете, где училась. Это все, что изменилось в моей жизни.

От ее слов у меня сжимается горло. Я вспоминаю, как пришибла меня эта новость по телефону среди ночи. Как я поставил крест на ней, на себе, на всем.

— Но зачем он мне наврал?

Она вынимает зонтик из коктейля, закрывает его и кладет поперек стакана.

— Когда несколько лет назад он вышел на мой след, я была не готова… И не очень красиво повела себя с ним. Полагаю, он хотел избавить тебя от такого же разочарования. Поверив, что я вышла замуж в Калифорнии, ты бы не стал искать меня в Оксфорде.

К нам подходит бармен. Я указываю ему на коктейль Полины и поднимаю два пальца. Он кивает и удаляется. Я ищу слова. Задаю вопрос, который должен был быть первым:

— А… твой сын?

— Все хорошо. Он остался у деда с бабушкой. Они сказали ему, что его отец умер из-за меня, что мой любовник его убил. Меня он больше не хотел видеть. Мне не хватило духу… на суды и все такое, я не могла бороться с ними.

— Ты не сказала ему правду?

— Я попыталась, когда вышла из больницы. Слышать, как фальшиво ты звучишь… видеть, что чем больше оправдываешься, тем меньше твой ребенок тебе верит…

Она ищет отклика в моих глазах. Я киваю. Она продолжает, все более безучастно:

— Они очень хорошо его воспитали, в лучших швейцарских пансионах. Ему сейчас тринадцать с половиной лет, он первый по всем предметам. Я горжусь им. Горжусь не как мать, горжусь тем, что он сумел в себе преодолеть. Надеюсь, что сумел. И отношения у нас теперь получше. Недавно мы провели две недели вместе. Он вылитый отец. Внешне. А так, я живу одна.

Она отводит глаза, берет стакан.

— Бывает кто-то время от времени. Есть один женатый мужчина, в Лондоне, адвокат. Майк. Мы с ним видимся, когда поступает жалоба на одного из моих студентов, — я преподаю им методы хакерства, чтобы они научились с ним бороться. В качестве практики они у меня взламывают разные системы. В этом году попался очень способный курс, так что с Майком я почти не виделась. Работы много. Затягивает. Ну да ладно. Я, по крайней мере, могу передавать другим то, чему научилась сама.