Люси Невилл - О, Мексика! Любовь и приключения в Мехико

В тот же вечер, пока я искала костюм, достаточно чистый для того, чтобы надеть его в первый день на новой работе, в гостиной хлопнула дверь: вернулся Октавио. Я осталась в комнате, чтобы дать ему возможность спокойно насладиться «возвращением домой». Но он сразу заглянул ко мне.

— Привет, мне не помешало бы выпить, – сказал он с усталым видом. – Хочешь, пойдем вместе?

Я хотела. Но сначала мне нужно было решить срочную проблему.

— Октавио, у тебя есть утюг?

Он озадаченно посмотрел на меня:

— Мне гладят одежду в доме у моей матери.

— А… тогда не беспокойся.

Мы пошли в mezcalaria , которая находилась через дорогу, и нашли места на улице.

— Что же это за семейный обед, после которого требуется крепкая выпивка, чтобы прийти в себя?

— Да знаешь ли, все как обычно. Волосы у меня слишком длинные, мне уже под тридцать, к этому времени мне уже следовало бы быть женатым, что я делаю в музыкальной индустрии?.. Иногда я не понимаю, зачем я вообще вернулся в Мехико.

Мне и в голову не приходило, что у такого необычного человека, музыканта, может быть такая консервативная семья. А он продолжал говорить о своих проблемах с отцом, для которого стало ударом то, что сын отказался от дипломатической карьеры. Я заподозрила, что сексуальная ориентация Октавио тоже вызывала у родственников вопросы.

— Ладно, расскажи о своей семье. Какие они?

Я рассказала, что у меня совершенно не консервативная семья: мои родители работали в СМИ, и отец получил некоторое признание как редактор лондонского скандально известного альтернативного журнала. Он до сих пор время от времени с удовольствием принимал участие в полемических передачах, где клеймил консьюмеризм и внешнюю политику Америки. Мы с моей младшей сестрой Анжеликой выросли в Голубых горах под Сиднеем, в доме на холме, где по саду прыгали кенгуру.

Разговор плавно перешел от семейных дел к теме еды. Я рассказала ему о своем опыте питания в уличном ларьке.

— Что? Ты хочешь сказать, что ела что-что, купленное в уличном ларьке? – Он был искренне потрясен. – Ты хоть знаешь, как это опасно? Мясо целый день лежит на солнце… Там сплошная сальмонелла и нечистоты. В самом деле, на улице никто никогда не ест…

— А все эти люди, которых я видела сегодня в очередях в уличные ларьки?

— Да нет, э-э -э… как тебе сказать?.. Образованные люди на улице не едят.

— Ну, а ты сам где ешь?

И снова озадаченный взгляд.

— Я? Ну, в доме у моей матери. Кухарка у нее просто замечательная.

У него был несколько смущенный вид, повисло неловкое молчание.

Я вспомнила, о чем хотела его спросить.

— Слушай, парни из ларька с тортасами сегодня посмеялись надо мной, а я не поняла почему.

— А что ты такое сказала?

— Ничего. Только то, что люблю мексиканские тортасы…

Не успела я закончить фразу, как он поперхнулся мескалем и с трудом сдержал смех.

— В чем дело? – вопросила я.

И тут Октавио открыл мне жизненно важный аспект мексиканского чувства юмора, что безмерно помогло мне в моем стремлении научиться понимать мексиканцев и общаться с ними. Имя ему – albur , или «двойной смысл». Вся соль состоит в том, чтобы лингвистически запутать ничего не подозревающую жертву так, чтобы она дала согласие на секс. Оказалось, что многие повседневные предметы имеют двойное значение: например, сосиски, яйца и куриные грудки… У этих подтекст более или менее очевиден, но у других он не так легко угадывается. Например, o rta – это эвфемизм, используемый вместо слова «задница».

Теперь давнишний разговор обрел для меня смысл. Я сообщила торговцам тортасами, что люблю мексиканские задницы и что я лесбиянка (ибо мне не нравятся «сосиски и яйца»). Но пообещала вернуться завтра и попробовать гетеросексуальные сношения.

Июль в Мексике – летний месяц. Но в 5.30 утра, когда я вышла из дома, трех тонких джемперов, которые я носила вместо куртки, оказалось недостаточно. На улице тьма кромешная. Можно было бы подумать, что сейчас середина ночи, если бы не все эти машины на дороге и темные фигуры, снующие по тротуарам. Это уборщики улиц и торговцы, ставящие свои палатки. Шагая в одиночестве в темноте, я немного нервничала. Только кому же будет не лень совершать похищение в такую рань? Меня больше беспокоил день, который мне предстоял. Я никогда раньше не работала преподавателем, а потому не знала, чего мне ожидать. В последние недели я посещала дневные обучающие занятия в главном офисе компании, расположенном в Сона-Роса – районе, откуда до моей квартиры можно было дойти пешком. Хотя я обрела там глубокие знания о ключах к всемирному успеху этой франшизы, представления мои о работе, к которой я приступала, все еще были смутными.

В шесть утра на станции «Инсурхентес» толпились зомби в костюмах. Я сверилась по карте метро. Чтобы попасть в Поланко, мне нужно было перейти с розовой линии на оранжевую на станции «Такубайя».

Выйдя из метро на станции «Поланко», я заметила маленькую старушку, закутанную в одеяла, которая сидела на скамеечке у выхода.

– ¡Tamales calientitos! – выкрикивала она.

Из дымящегося металлического котла она раздавала маленькие свертки, завернутые в кукурузные листья. Тамале, которое готовят на пару из кукурузного теста, представляет собой доколумбовый аналог сэндвича: его удобно брать с собой, а начинка может быть какой угодно. Когда-то воины ацтеков и майя брали их собой в битву, а теперь их подают как быстрый вариант завтрака для вечно опаздывающих офисных работников.

Чистильщик обуви возле метро тоже уже был на месте. Он ставил над своей стойкой красный зонтик. Я спросила, не знает ли он, где улица Орасио. Он показал прямо вперед и буркнул что-что, чего я не поняла. Это, в общем-то, было совершенно не важно. У меня было еще полчаса в запасе, и, посмотрев в метро карту, я знала, что это где-то здесь неподалеку.

Я повернула налево, на улицу Омеро. Этот район был гораздо чище, чем место, где я жила в Ла-Рома. На улицах ни мусора, ни ларьков. Он выглядел бы как любой элитный район в любой стране мира, если бы не охранники в униформе, несущие караул у ворот трехэтажных особняков. Соседняя улица, пересекающая Омеро, была как раз улица Орасио. Когда я повернула на нее, роскошные дома сменились офисными многоэтажками и универмагами.

Я нашла дом номер 354. Под большой красной вывеской «Школа английского языка «Пятая авеню“» дверь была открыта. Войдя в здание, я не могла понять, что это – курсы английского или банк? Дизайн интерьера основывался на корпоративной эстетике: синтетические синие ковры и безликая мебель. Целью этого, похоже, было донести до вас мысль о том, что изучение английского обеспечит вам шансы на работу в банке.