Леонид Иванов - новые времена - новые заботы

И вот она, кривая продуктивности коров. 1953 год. Удои в колхозах не достигли и тысячи килограммов. Затем начался подъем — по двести, триста килограммов прибавки в год. Те же буренки вдруг становились высокопродуктивными животными. Так плодотворно в первые годы сказывались на развитии всех отраслей сельского хозяйства, особенно животноводства, известные решения сентябрьского Пленума ЦК.

Но вот линия постепенно выпрямляется: удои коров держатся на одном уровне год, второй… Затем кривая пошла под гору. Началось это падение в конце пятидесятых годов, а приостановилось лишь в шестьдесят третьем. Удои снизились до уровня пятьдесят шестого. Значит, в развитии животноводства как бы потеряно семь лет…

Потом снова подъем, особенно крутой в шестьдесят пятом — шестьдесят шестом. А к шестьдесят восьмому их край восстановил наивысший прежде показатель, да и страна приблизилась к нему. Но и этот рост связан с определенными мерами партии и правительства. Это же после мартовского Пленума шестьдесят пятого года кривая удоев пошла вверх. Но она уже опять выравнивается. Так что же? Решения Пленума исчерпали себя? Смешно об этом говорить, но вот факт… Значит, необходимо какое-то новое срочное мероприятие, пока эта кривая не покатилась вниз.

Павлов всматривается в цифры по республике. Вот производство молока за минувший год. В частном секторе оно ниже уровня 1960 года, потому что коров стало меньше. И производство мяса снизилось. Но беда не только в этом. В колхозах и совхозах поголовье растет очень медленно, и этот рост никак не перекрывает сокращение скота в личной собственности.

Теперь Павлову видна общая картина. Спрос на мясо в стране повысился не потому, что каждый гражданин стал есть больше, а потому, что заготовки в минувшем году не возросли. А ведь потребность в молоке и мясе с каждым годом увеличивается, потому что растет население, особенно городское, растет заработная плата.

Вспомнились сетования Несгибаемого на недостатки в планировании. Конечно, многое можно было предвидеть, чтобы своевременно принимать соответствующие меры.

Но сейчас-то задача ясна: надо резко увеличить производство животноводческой продукции! Павлов раздумывает уже над планом конкретных действий: тщательно проанализировать положение в животноводстве, пригласить ученых, опытных практических работников, обсудить вопрос на бюро, а может, и на очередном пленуме крайкома…

Павлов особенно внимательно изучает таблицы по своему краю. Вот жирно подчеркнутая Сергеевым цифра 2670. Столько молока в среднем на корову было надоено в совхозах края. Когда же? Павлов глянул в верхний ряд таблицы — это было еще в 1956 году. А в 1968-м — на триста килограммов меньше!

Павлову стало жарко, он расстегнул ворот рубашки… Не знал он этих цифр, не знал! И теперь пытается понять: что же произошло с совхозами? За эти годы совхозов в крае стало больше, новые организовались на базе отстающих колхозов. Это конечно же сказалось на показателях. Однако вот и возражение: в оставшихся-то колхозах удои коров теперь одинаковы с совхозными.

Павлов снова листает таблицы. Вот показатели удоев по лучшим совхозам. Приречный племзавод — гордость края. Удои коров в минувшем году 4485 килограммов. Павлов знал, что это самый высокий показатель по Сибири, один из лучших в стране. Он и сам в своих выступлениях ссылался на этот передовой коллектив. Но вот такой цифры он почему-то не знал: оказывается, еще в 1953 году, то есть пятнадцать лет назад, надоили здесь от каждой коровы в среднем по 5485 килограммов. Ровно на тысячу больше! На тысячу… Павлов даже подумал: не опечатка ли? Но в крае сейчас нет хозяйства с удоем свыше пяти тысяч. А ведь «Приречный» не укрупняли… Что же? Ухудшились породные качества скота? Тогда совсем плохо. Отсюда во все области Сибири продаются на племя бычки и телочки!

В других передовых совхозах удои коров тоже ниже, чем были в середине пятидесятых годов. Единственное хозяйство — Лабинский совхоз, где директорствует Герой Труда Никаноров, — достигло и чуть превзошло показатель далекого 1956 года. Здесь в минувшем году надоили по 4500 килограммов!

Павлов не имел обыкновения тревожить своих помощников в выходные дни, а тут не удержался, позвонил Сергееву. Тот мгновенно поднял трубку, — вероятно, тоже сидел за рабочим столом.

— Чем занимаешься? — спросил Павлов.

— Да вот сижу, эти самые цифры обсасываю, неторопливо, как всегда, ответил Сергеев.

— Ну, и какие мысли?

— В основном грустные…

— У меня создалось впечатление, — продолжал Павлов, — что у нас не очень правильно подобраны кадры. Я — агроном, Несгибаемый и Гребенкин — тоже агрономы, ты — экономист. Ни одного зоотехника у руководства. Потому и провалы.

— Это еще как сказать…

Павлов мысленно видит, как покривились в усмешке тонкие губы Сергеева.

— Как раз, Андрей Михайлович, вина на агрономах… Я завтра покажу вам свои разработки. Животноводство-то скачет взад-вперед только потому, что агрономы не производят нужного количества кормов. Тяжелая зимовка из-за бескормицы — продуктивность летит вниз, а восстанавливать ее очень трудно. Одним словом, — заключил Сергеев, — зоотехники слишком добры к агрономам, в том числе и к руководящим. Шуму не поднимают, не называют вещи своими именами. А вина-то на агрономах!

Павлов извинился за беспокойство, кладет трубку. Опять смотрит таблицы. Показателей обеспеченности скота кормами он не находит, но и без того памятны эти трудные зимовки. В иные годы сотни людей из края выезжали в другие области, за тысячи километров, чтобы собирать там с полей солому, прессовать ее, грузить в вагоны или на баржи. Павлов помнит тогдашние подсчеты Сергеева: центнер привозной, зачастую полусгнившей соломы обошелся дороже центнера выращенного на своих полях овса… Однако это было ведь в самом начале шестидесятых годов. Теперь нет таких сокрушительных провалов с кормами. И все-таки продуктивность скота никак не назовешь высокой.

А что же с индивидуальным скотом? Потолок достигнут вскоре после мартовского Пленума, когда с этого сектора были сняты многие ограничения. А дальше — сокращение поголовья коров на два процента…

Павлов еще раз нарушает свое правило — звонит Гребенкину, просит зайти на квартиру.

— Что случилось? — весело произнес Гребенкин, заходя к Павлову.

— Случилось ЧП! — не принимая его веселого тона, сказал Павлов. — Ты у нас секретарь по сельскому хозяйству, с тебя и спрос… Ты не знаком с этими анализами? — кивнул он на таблицы.

Гребенкин пожал плечами, протянул свою единственную руку к бумагам, сел в кресло-качалку.

— Да не спеши, Сергей Устинович, я подожду, — улыбнулся Павлов. Ему не хотелось, чтобы Гребенкин обиделся за резкий прием. Хорошо ведь известно, что Гребенкин больше многих других в крае сделал для сельского хозяйства. Он, единственный из аппарата крайкома, в свое время поехал работать председателем колхоза, вывел отстающее хозяйство в передовое. Потом его избрали секретарем крайкома, и там он оказался на высоте. И теперь Павлов доволен им.