Олег Коряков - Дорога без привалов

Никогда на Уралмашзаводе не производили танков. Но на третий день после начала войны в цехах появилась правительственная комиссия во главе с заместителем Председателя Совнаркома В. А. Малышевым, а уже в августе были собраны первые корпуса тяжелых танков КВ, затем — Т-34.

Уже в сражении под Москвой грянули по врагу танки Челябинского тракторного. Перестроив производство, только челябинцы за дни войны выдали десятки тысяч тяжелых танков, самоходок, танковых моторов.

Из таинственных для фашистов Танкоградов шла лавина грозных машин. Урал стал главным танковым арсеналом Красной Армии. И задиристый Гудериан заговорил о «все растущей тревоге перед лицом постоянно увеличивавшейся… боевой мощи советских танковых сил».

Слово «невозможно» перестало существовать для тружеников тыла.

Тысячи уральцев уходили на фронт — бойцы лучших отборных частей. На их место становились женщины и дети. Никогда мир не видел горновых-женщин. Но вот к горну домны стала комсомолка Фаина Шарунова, медеплавильщицей заступила на вахту Александра Степанова, приняла прокатный стан старший вальцовщик Фелицата Константинова.

Двести, триста процентов нормы — разве не считалось это рекордами? До поры до времени. До злой поры, до военного времени… Страну облетело имя уральского фрезеровщика Дмитрия Босого, — тысяча четыреста процентов! Так родилось небывалое движение тысячников. По две, три, четыре тысячи процентов нормы вырабатывали токари Михаил Попов, Александр Дианов, Иван Мезенин, Лев Батурин, Александр Нефедов и сотни других. В мае 1943 года в Свердловской области было уже 700 тысячников.

Рабочие и инженеры переходили на казарменное положение, неделями не выходя из цехов. Бывало, падали у станков. И подымались вновь.

Сейчас уже трудно перечислить мартены, которые в те дни ремонтировались по-горячему, без остановки для охлаждения. Еще пламенели своды, а люди, обливаясь водой, лезли в печь. Дымилась и загорала одежда, лопалась кожа на лицах — ничто не могло их остановить.

— Все это называлось работать по-фронтовому.

— Вправду тогда говорилось: идти на работу, как в бой, — рассказывал мне прораб нижнетагильского треста Металлургстрой Иван Андреевич Макаров, — истинно как в бой.

Воздвигали домну. Молодежным бригадам Данилушкина и Четверикова старший прораб Максим Глуходед дал задание вырыть котлован для 27-й секции водотуннеля. В мирное время на такой котлован полагалась неделя. Летом. А тут в декабре 1944 года — два дня. Ничего не попишешь, «фронтовое задание». И еще уложить трубы аварийного водосброса и установить железобетонные смотровые колодцы. На все — два дня.

А мороз — под сорок. А земля промерзла, кажется, насквозь.

Судорожно бились перфораторы. Гремел аммонал, скрежетали лопаты. Комсомольцы намалевали на фанере: «Самим не спать и другим не давать!»

К утру второго дня мерзлый слой сняли. И тогда хлынула подземная вода.

Лед коробил обувь и штаны. Ноги стыли. Работали, сменяясь через полчаса… К вечеру в готовый котлован пришли плотники.

Бригады монтажников не уходили со стройки по нескольку суток. А в день, когда домна выдала первый чугун, строители писали:

«Отчизна-мать!.. Прими от нас раскаленный металл, который огненной рекой потечет по черной германской земле, сметая фашистские гнезда, испепеляя бандитские притоны, выжигая свастику с лица земли».

Грозно и тяжко напрягаясь в труде, уральцы в те годы воздвигали новые заводы, шахты, рудники, коксохимические батареи, домны и мартены. Можно назвать хотя бы такие крупнейшие объекты, как Уральский завод тяжелого химического машиностроения, Богословский алюминиевый и Ирбитский мотоциклетный заводы, Полуночный марганцевый и Североуральские бокситовые рудники, Высокогорский агломерационный комбинат, металлургический и трубопрокатный заводы в Челябинске, автомобильный в Миассе.

Багряно шаяли в уральском небе негасимые отсветы печей, не смолкал грохот отбойных молотков и экскаваторов. Нескончаемо шла руда, шел металл, чтобы отлиться в орудийные стволы и танки, в снаряды и автоматы, в пули и «катюши». Шли эскадрильи самолетов и колонны самоходок. Эшелон за эшелоном мчались на запад. Скорость прохождения состава с «гостинцами» для фронта уральские железнодорожники доводили до 600, 700 и 1000 километров в сутки!..

Боевой арсенал Отчизны работал, все наращивая темпы. В годы Великой Отечественной войны Урал давал сорок процентов всей военной продукции страны. Оценивая его роль, «Правда» уже в январе 1943 года писала:

«Урал взял на свои могучие плечи главную тяжесть снабжения Вооруженных Сил Родины. И уральцы выдержали! К старой неувядающей славе своей прибавили они новую, бессмертную».

Что же еще добавлять к этим словам?..

Мы победили, но и потери были неисчислимо огромны: миллионы загубленных и искалеченных людей, тысячи испепеленных сел и городов, разрушенных заводов и фабрик…

И вновь Уралу суждено было сыграть особую роль.

В своих старых, 1947 года, записях я нашел следующую о Каменске-Уральском:

«Город растет быстро, как в сказке. Перед войной был здесь намечен план дальнейшего строительства города, рассчитанный на 15–20 лет. Заказы фронта положили план под сукно. В прошлом году его вытащили, посмотрели и только руками развели: даже в трудную военную годину, когда было совсем не до этого плана, он оказался выполненным больше чем наполовину. За годы войны жилая площадь в городе выросла в три раза. Предприятия промкооперации увеличили выпуск продукции в пять с лишним раз».

Так было, конечно, не только в Каменске-Уральском. Сказывалось наращивание производства в дни войны.

А на запад от Волги лежали руины.

Индустриальный Урал стал одной из основных баз восстановления промышленности запада страны. Он не имел права на передышку, могутный и расторопный батюшка Урал. И потому не иссякал, потому все увеличивался поток грузов с Каменного Пояса — мирных грузов, необходимых для восстановления народного хозяйства, для созидания.

Роль уральцев в техническом оснащении хозяйства страны была огромна. Вот две только цифры. Три четверти советских домен в послевоенные пятилетки было укомплектовано уралмашевским оборудованием. Около восьмидесяти процентов нефти и газа в стране добыли с помощью буровых установок, изготовленных в Свердловске.

Но уже в эти пятилетки четко выявилась громадной важности внутренняя задача уральской промышленности — задача интенсификации производства. Скажем, в 1955 году свердловчане по сравнению с 1940 годом увеличили выпуск продукции почти в 70 раз, а производительность труда за это время выросла немного более чем в три раза. Разрыв? Еще какой! Сказывалось постарение техники и технологии.