Сергей Есин - Мемуары сорокалетнего

— Зови меня, Леша, Гортензией Степановной, так мне привычней.

— Я, Гортензия Степановна, как вам уже говорил, поступаю в университет. На физико-математический факультет. В приемной комиссии меня спросили: нуждаюсь ли я в общежитии? Я ведь понимаю, что мне нельзя вас стеснять, я сказал: в общежитии нуждаюсь с начала учебного года, а приемные экзамены поживу у родственников, я правильно сказал?

— Неправильно, Леша. Ты, конечно, сегодня у нас переночуй, а завтра в университете скажи: «Общежитие мне нужно и на время приемных экзаменов».

Гортензия Степановна знала, что в подобных случаях ничего не надо объяснять, надо рубить сплеча, и чем определенней, тем лучше.

Леша посмотрел на Гортензию Степановну наивными голубыми глазами. В них не промелькнуло сожаление, разочарование или ощущение крушения веры в людскую доброту. Взгляд по-прежнему был открыт и прям.

— Хорошо, Гортензия Степановна, я поговорю в приемной комиссии.

Вечер они провели очень хорошо, дружно провели втроем. Пришел из театра Евгений Тарасович, поговорил и пошутил с племянником, попили чаю, посмотрели телевизор и положили Лешу спать на диване в столовой. Все было мирно, тихо. Гортензии Степановне Леша понравился, в ней шевельнулось теплое чувство, и она подумала: «А может, в порядке исключения парнишку две недели подержать у себя? Все-таки будет учиться у нас в городе, здоровый парень, всегда поможет по хозяйству, подвинет мебель, съездит куда надо, пожалуй, с ним стоит задружиться». Такие у Гортензии Степановны были мысли, но утром, когда они с Евгением Тарасовичем проснулись, на диване в столовой никого не было. Чемоданчик тоже исчез.

Но обидчивый Леша не пропал. Пять раз в год, накануне праздников, супруги получали от него поздравительные открытки — в этом смысле он продолжал традицию своего отца, не требовал ответа, хотя аккуратно проставлял обратный адрес. Кроме обязательных слов, Леша приписывал еще несколько строчек о себе: «Закончил университет; женился; родился сын Ильюша; защитил диссертацию, назначили главным технологом завода; Ильюша пошел в первый класс; пошел во второй». Сначала довольно часто менялся обратный адрес: Алма-Ата, Казань, Новосибирск, последние пять лет Леша твердо обосновался в Челябинске. Туда-то и было отправлено ему письмо.

Гортензия Степановна, надеясь на свой стиль, написала ему сама. Будто и не было старой размолвки. Пожилая тетка журила племянника, что тот совсем забыл тихих интеллигентных стариков-пенсионеров. Ограничивается, дескать, краткими отписками, нет бы самому завернуть в гости, побаловать стариков немыслимым челябинским вареньем — из лесной земляники или черники, слыхали, ягодка такая в этих местах водится — показать своего сынишку.

В конце письма была краткая деловая приписочка, что вот приближается Новый год и школьные каникулы. Если забывчивый племянник решится прикатить с сынишкой Ильюшей, то она, тетка, расстарается и совместит приятное с полезным: поводит Ильюшу по елкам и театральным утренникам — юное сердце к искусству очень восприимчиво. И во время этих походов немножко развеется сама, ведь что старый, что малый…

Неожиданно быстро пришел ответ: билеты на самолет они с сыном Ильюшей уже взяли и второго января будут, оставив маму, то есть Лешину жену, поливать цветы и кормить рыбок. Дальше шла, правда, несколько ехидноватая фраза, что встречать их не надо, он, Леша, очень хорошо помнит и их адрес, и двор, и подъезд, и даже этаж.

Гортензия Степановна ехидную фразу проглотила, а письму обрадовалась. Несколько дней она ходила под впечатлением этого письма, и на сердце у нее впервые за последние годы было спокойно и радостно. Она представляла Лешу уже сегодняшнего, солидного. В конце концов чего ему обижаться, он же сам убежал из их дома, ведь она почти решила дать ему приют. А за две недели она могла и привыкнуть к нему, и жил бы он поживал у них все пять лет учебы вместо сына. В мечтах Гортензии Степановны вставал и Ильюша. Веселый, добродушный мальчик, которому она читает сказки и ходит вместе с ним в зоопарк. Судя по упоминанию в письме о рыбках, он, наверно, любит животных. Эти рыбки почему-то запали ей в голову. Она долго об этом размышляла, вспомнила, что есть точка зрения о пользе воспитания ребенка в окружении природы. Плоды своих раздумий в качестве почти директивы она высказала Евгению Тарасовичу:

— Давай купим аквариум и заведем рыбок. Очень интересно их кормить, наблюдать за ними, особенно за живородящими.

Евгений Тарасович сразу понял, куда клонит его жена. Ему стало жалко ее надежд, которые могут не осуществиться и которые, как он предчувствовал, не осуществятся, и он попытался ее отговорить, чтобы потом душевная травма была меньше:

— С рыбками очень много возни.

И все-таки Гортензия Степановна настояла на своем. Они купили трехведерный дорогой аквариум, все приспособления к нему, какие им посоветовали купить специалисты, грот из ракушек и рыб всех самых изысканных сортов, которые оказались в магазине. Купили также и книжку «В помощь юному аквариумисту» — Гортензия Степановна все любила делать согласно науке.

В этих хлопотах прошли оставшиеся до Нового года недели. Им даже понравилось возиться с аквариумом. Евгений Тарасович ездил на Птичий рынок за живым кормом — тоже очень увлекательное дело. Гортензия Степановна отлаживала температуру, подачу в аквариум воздуха и создание для рыб научно обоснованных оптимальных условий. К приезду Леши аквариум был почти полностью запущен на всю свою живородящую мощность.

Леша оказался совсем непохожим на давнего паренька с детдомовским чемоданчиком. Это был вполне уверенный в себе молодой мужчина в кожаном пальто, финских башмаках и ондатровой шапке — во всех доспехах преуспевания. Он и виду не показал, что приехал сводить какие-то давние счеты — был обаятелен, искусно добродушен, широк, вальяжно, начальственно похохатывал, рассказывал анекдоты. С ним было легко и приятно. Гортензия Степановна суетилась, летала по квартире — снова были зрители и она руководила действием.

На следующий день по приезде Леша сдал на руки свое чадо и залился по старым дружкам-приятелям, по техническим библиотекам, в министерство, на какой-то завод — Леша тоже в духе времени совмещал приятное с полезным — свою командировку и общеобразовательную экскурсию для сына. Но Гортензия Степановна сразу почувствовала, что духовного контакта с этим новым Лешей у нее не возникнет. В ее мечтах он был другой, более податливый, менее самостоятельный и уверенный в себе. Такого не удастся приручить. Он знает цену всему и знает золотую цену взаимной любви. У него не вспыхнет этого чувства, которое Почти народилось у Гортензии Степановны. Он сложился, ушел в другие временные дали и стал непостижимым. Она, Гортензия Степановна, видела его глаза — равнодушные к ее цветному телевизору, мягким коврам на полу, хорошо собранной библиотеке, лежащим в прихожей на зеркале ключам от машины — и понимала: этими игрушками этого перспективного человека не заинтересуешь. Намеком, что он да Ильюшечка их единственные наследники, не купишь. Все, если ему будет надо, он добудет сам. У него сложилась иная система ценностей. Может быть, он разгадал ее план? Он неглуп, этот племянник. Он знает, чего не смогли нажить Гортензия Степановна и Евгений Тарасович. Знает, что они не смогли скопить в себе. Наверное, именно поэтому с такой неколебимой уверенностью в незыблемости своего авторитета для сына сдавал он его на руки своей московской тетке.