Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том первый

— Берегите силы, ребе, — просили его евреи.

— Пятьдесят один год, пятьдесят один год я был здесь раввином, — всхлипывал старичок.

Прижатый к стене, стоял бывший младший зять Лева, реб Гирша Гордон, а рядом с ним — его сын от первой жены, покойной дочери раввина, Бейниш. Этот высокий, худой парень лет семнадцати приехал домой из каменецкой ешивы и остался в местечке до отъезда деда. В руке он держал сделанную из деревца трость с кольцами, прорезанными по свежей коре, и смотрел на всех с растерянностью. Люди знали, что настоящие рыдания будут на вокзале, когда раввин и раввинша станут прощаться с единственным сыном своей умершей молодой дочери. Однако реб Янкев не захотел ждать отхода поезда.

— Подойди сюда, Бейниш, встань рядом со мной, — позвал он внука, и его длинная седая борода задрожала. Отец Бейниша, реб Гирша Гордон, стоял прямой и онемевший. Из-под очков на его бороду скатывались большие горячие слезы, от них будто несло жаром, но он молчал, стиснув зубы. Увидев, как ведет себя отец сироты, обыватели тоже не осмеливались всхлипывать. Только каменщик Исроэл-Лейзер громко причитал и во весь голос говорил:

— Держитесь, ребе, держитесь. Бог вам поможет, — и вытирал ладонями свои щеки, залитые слезами.

Зажатый в угол людьми Цемах смотрел на каменщика и думал: «Даже этот вор и доносчик Исроэл-Лейзер плачет и разговаривает с Богом. Но у него есть свой Бог Израилев, не запрещающий ему быть вором и доносчиком. И даже если он понимает, что делает то, чего нельзя делать, он уверен, что выполнением своих, воровских, заповедей он, Исроэл-Лейзер, откупится от ада. Валкеникские евреи и все остальные богобоязненные евреи думали, что у них один и тот же Владыка мира, одна и та же Тора и один и тот же ад. Правда же состоит в том, что у каждого свой собственный Владыка мира, своя собственная Тора и свой собственный ад.» [185] В книге кавычки не закрыты (прим. верстальщика).

В Лаг ба-омер, через неделю после проводов старого раввина, уехавшего в Эрец-Исраэль, Валкеники принимали нового главу раввинского суда, реб Мордхе-Арона Шапиро из Шишлевица [186] Город в Гродненской области. Современное русское название — Свислочь, современное белорусское название — Свислач. .

В первый раз шишлевичанин приехал в Валкеники на субботу перед Пуримом, никем не приглашенный. Он рассказал, что ехал в Вильну, чтобы купить книги и посетить врача. А будучи на валкеникской железнодорожной станции, подумал: почему бы ему не заехать на субботу в еврейское местечко, чтобы произнести проповедь? Поскольку ни одна из сторон его не приглашала, никто и не был против. Реб Мордхе-Арон Шапиро проповедовал с согласия всех и очень понравился присутствующим своим острым языком. Он не забыл сказать и доброе слово про старого раввина, сидевшего во время проповеди в синагоге.

— Господин всех пророков просил: «Дай перейду я и посмотрю на эту землю добрую, которая за Иорданом» [187] Дварим (Второзаконие), 3:25. , — однако молитва учителя нашего Моисея не была услышана. И ваш раввин, учителя мои и господа мои, тоже просил в своих молитвах: «Дай перейду я! Я был тем, кто указывал Валкеникам путь пятьдесят один год. Впусти меня в нашу святую страну». И молитва вашего раввина была услышана. Вскорости, учителя мои и господа мои, ваш раввин едет, с Божьей помощью, в Эрец-Исроэл.

Слова «дай перейду я» понравились и простым людям, и даже состоятельным обывателям. Правда, гость не производил впечатление человека терпеливого и обладающего хорошим характером. Когда он не выступал перед публикой, говоря со сладкой проповеднической интонацией, у него был резкий писклявый голос и маленькие бегающие глазки человека, легко выходящего из себя. Однако Эльцик Блох и его сторонники-просвещенцы поняли, что этот шишлевчанин слишком умен, чтобы быть сторонником Агуды. А реб Гирша Гордон и его фанатики поняли, что шишлевчанин слишком легкомыслен, чтобы быть сторонником Мизрахи. Обе стороны стали спрашивать его, не заинтересован ли он в месте валкеникского раввина. Реб Мордхе-Арон отвечал, используя арамейские слова из Талмуда и скромно ссутулившись, что ему ведь предлагали место главы раввинского суда в Гродно, а Гродно, как известно, раз в двадцать или тридцать больше Валкеников. Однако там он будет раввином всего одной улицы и одной синагоги. Ему больше нравится маленькое местечко, в котором он будет главным раввином. Кидуш можно произнести даже над маленькой халой, лишь бы она была целой, но нельзя над большой, если она разрезана.

Особенно понравилось обоим зятьям старого раввина, что шишлевчанин готов купить раввинский дом и заплатить наличными. Сколько бы Эльцик Блох и реб Гирша Гордон ни спорили по поводу кандидатов, оба они заботились о тесте и теще, чтобы у них не было нехватки в деньгах в дороге и по прибытии в Эрец-Исроэл. Основная сумма должна была поступить от продажи дома. Однако до тех пор, пока не появился шишлевчанин, ни один претендент на место раввина Валкеников не имел достаточно денег, чтобы заплатить всю сумму сразу. Оба свояка согласились на него. Согласились и другие состоятельные обыватели, уставшие от долгих споров.

Утром Лаг ба-омера Валкеники проснулись от того, что гремели барабаны и трубили трубы. Это духовой оркестр пожарной команды начал день с исполнения марша в честь праздника. Молодых людей обижало, что старый раввин уехал в дни отсчета омера и не было возможности проводить его с музыкой [188] Дни отсчета омера — семь недель между Пейсахом и Швуэсом (Пятидесятницей), считаются траурными днями, за исключением Тридцать третьего дня омера (Лаг ба-омер). . Поэтому теперь они вдвойне старались в честь нового раввина. Состоятельные обыватели ворчали: что еще за трубы ни с того ни с сего? Но молодежь не спрашивала мнения стариков и вывела оркестры на синагогальный двор. Поскольку музыканты были пожарными, они носили голубую униформу с аксельбантами, медные каски, широкие кожаные ремни и высокие начищенные сапоги. Медные трубы, как змеи, извивались вокруг их шей. Капельмейстер взмахнул руками, и музыканты пустили в ход сразу все духовые инструменты со всеми их кнопками и кнопочками.

В честь нового раввина посреди синагогального двора выстроили деревянные ворота и повесили наверху транспарант, на котором большими буквами было начертано: «Это ворота Господни, праведники войдут в них» [189] Тегилим (Псалмы), 118:20. . Извозчики выпрягли из своих телег лошадей и сели на них верхом. В лошадиные гривы вплели цветы, а на шеи лошадям надели колокольчики, чтобы в городе было слышно, когда в него въедет его новый главный раввин; как сказано в Пятикнижии о первосвященнике: «Дабы слышан был звук его при входе его в святилище» [190] Шмот (Исход), 28:35. . Клячи, сонные и уставшие от тяжелой работы, с тощими боками и раздувшимися животами, стояли, опустив свои мрачные морды. Но извозчики сидели в седлах, высоко подняв головы, как будто скакали верхом на горячих рыцарских конях с раздувающимися ноздрями, роющих копытами землю и рвущихся в битву. Во главе всадников стоял каменщик Исроэл-Лейзер. Хоть был уже не молод, он сидел на лошади прямо, сдвинув шапку набок, и командовал валкеникскими всадниками, словно сотней казаков в папахах. Не удивительно, что обитатели шутили: это потому, что у Исроэл-Лейзера большие познания и опыт в уводе лошадей с чужих конюшен. На синагогальном дворе собрались и меламеды со своими хедерами. Мальчишки из хедеров не получили луков и стрел, как подобает в честь праздника Лаг ба-омер, они несли флажки, как на Симхастойре, а на флажках было написано по-древнееврейски: «Да здравствует наш раввин!»