Александр Горшков - Отшельник. Роман в трёх книгах

— Аж две, — перебил эти эмоции отец Игорь.

— Две чего? — остановился отец Владимир.

— Две машины: «джип-внедорожник» и «кадиллак» с открытым верхом, — серьезно ответил отец Игорь.

— У тебя? Здесь?! — в один голос воскликнули изумленные гости.

— Денусь, дай ключи от гаража, похвастаюсь гостям, — он незаметно подмигнул Елене и вышел из-за стола. За ним поднялись и гости.

Выйдя во двор, он подошел к сараю и отомкнул большие двери.

— Вот они, полюбуйтесь.

Гости заглянули вовнутрь и громко расхохотались: там стояли старые деревянные сани и ржавый велосипед.

— «Джипом» своим я зимой пользуюсь, когда много снега навалит: оттолкнусь — и до самой церкви с ветерком, — все так же невозмутимо продолжал отец Игорь. — А летом на «кадиллаке»: и в храм, и к людям, и в лес по грибы да ягоды.

— Нет, мы ошибались. Ты не юродивый, — обиженные таким розыгрышем, друзья возвратились в дом. — Ты — шут гороховый. Джип — не у тебя, а у меня. А вот у нашего благочинного — хоть и не «кадиллак», но не хуже «тачка». Потому что у нас одно общее дело, общие интересы. И кроме служб в церкви мы тоже кое-чем заняты. Да-да, бизнесом! Собственным бизнесом, который раскручиваем на собственные деньги, собственными руками и собственным умом. И пусть другие что хотят, то и думают по этому поводу. Во что-то вникаем, к чему-то присматриваемся, как другие делают, у них учимся. Поэтому и живем, не заглядывая в кошелек, сколько там осталось и осталось ли вообще сколько-нибудь. И, между прочим, не только сами неплохо живем, но и на храм жертвуем: реставрацией занимаемся, пристраиваем, закупаем разный товар. Так что, братец, не строй из себя святошу, начитавшегося разных старцев. Мы, в отличие от тебя, успеваем все: и Богу служить, и себе угождать. Все по Евангелию делаем: Богу отдаем Богово, а кесарю — кесарево. А вот ты — гордец. Святым себя, небось, возомнил. Таких «святых», как ты, знаешь, сколько по долинам да по взгорьям сидит? И каждый ждет, Бога молит, чтобы оттуда побыстрее выбраться к лучшей жизни. Мы, твои лучшие друзья, приехали, чтобы помочь, вытянуть тебя отсюда, в долю нашего общего дела взять, а ты нам сарай открываешь. Еще покажи, куда вы в туалет ходите. Хотя, зачем вам туалет? Вышел, встал или сел под дерево — их целый дремучий лес — и все дела. Эх, братишка… Никто добрым словом не вспомнит, никто слезинки не проронит. Кинут в яму, как того старика, что служил здесь до тебя, — и все. Кто его помнит? Никто. Жил-был простой деревенский попик — и нетушки его. Жил — и в яму сплыл. Небось, всех подряд в рай отправлял. Ты еще не научился этому?

— Чему «этому»? — удивился отец Игорь.

— В рай покойников отправлять. Анекдот еще один такой есть. Не застольный, правда, но в тему. Про деревенских попов. Старенький батюшка помер, а на его место прислали нового: ну, как тебя. Служит он, служит, а людям что-то не нравится. Не поймет ничего, продолжает служить. А люди вдруг собрались — и прямым ходом к архиерею. «Заберите, — говорят, — этого батюшку, а нам дайте другого» «Какого это другого? — удивился архиерей. — Чем вас этот не устраивает? Служит по чину, всех крестит, венчает, отпевает. Что вам еще нужно?» «Да все так, Владыка святый. Одно нам не нравится: прежний батюшка всех покойников наших в рай отправлял, а этот не хочет». «И как же это он делал?» — изумился архиерей. «Да все по-простому, по-нашенски, — объясняют ему люди. — Похоронит, бывало, очередного покойничка, только яму засыпали — батюшке быстренько несут на подносе граненый стакан водки. Без всякой закуски. Он ее хлобысь, потом крякнет в кулак, глянет в небо и говорит: «Эх, понеслась душа в рай!» А новенький так не делает. Люди наши простые, этого не понимают. Пришлите нам понятливого».

— Зачем ты так о нашем собрате, которого в глаза не видел? — отец Игорь не разделял веселья друзей.

— Затем, что ты можешь превратиться через несколько лет, если не раньше, в такого же деревенского «чудотворца». Его забыли — тебя точно так же забудут. Но сначала ты забудешь себя сам: своих друзей, все то, что нас связывало, объединяло, наполняло жизнь светом, радостью. Да что с тобой говорить? Отшельником был, а стал им еще больше.

— Ладно, — вздохнул отец Виктор. — Подавай-ка, матушка, на стол. Гулять будем. Ресторанов у вас тут нет, пиццерии тоже, Интернета подавно. Как там поется, «метро закрыто, в такси не содют». Хотел сегодня футбол посмотреть, классный матч транслируют, да какой теперь футбол… Не в клуб же нам идти, под гармошку плясать? Два попа с попадьями пустились в пляс. Представляю, какая умора будет.

Исповедь

Отец Игорь долго не мог заснуть. Он молился, но молитва вытеснялась разными мыслями, навеянными общением с друзьями; потом эти мысли снова сменялись тихой молитвой; пока, наконец, утомленный их нескончаемой вереницей, он задремал. Но и во сне ему плелись и плелись разные мысли — беспокойные, хаотичные, беспорядочные, нагромождаясь одна на другую, теснясь, толпясь в его уставшем мозгу. Спросонья он даже не смог понять сразу: стук, раздавшийся в окошко, был продолжением сна или же вполне реальным.

— Батюшка, родненький, — на пороге стояла заплаканная прихожанка, — беда большая. Евдокимовна помирает. Успеть бы причастить на исход ее душеньки. Очень просит. Уж простите нас, грешных, что в такую рань… Нет, в такую темень стучимся. До утра еще часа полтора-два. Простите…

— Хватит, Люба, разбудишь всех кур. Оденусь только, возьму в церкви Запасные Дары — и пошли.

Он быстро оделся и вышел из дома. Следом за ними бежала огромная лохматая собака Берта.

— Боишься волков? — отец Игорь кивнул на нее. — Зачем отвязала?

— Ведь ночь-то какая темная, — ответила попутчица, — страшно. Волки скоро у нас вместо собак по улицам бегать будут. Никакими запорами и заборами от них не отгородиться, прям беда. Если бы не моя Берта, они бы ко мне и в сарай забрались, и в хату. Я без нее никуда, особенно ночью. Иду на утреннюю дойку — она за мной следом.

— Ладно, ждите меня, я быстро.

Отец Игорь пошел к церкви, чтобы отпереть дверь и взять Дары, как заметил в церковном дворе женскую фигуру. Подойдя ближе, он увидел, что это женщина, дремавшая на лавочке под раскидистым деревом.

«Может, нищенка забрела? — подумал отец Игорь, подходя еще ближе. — Или странница? Только что тут забыла? У нас тут ни чудесных источников, ни чудес — ничего. Сплошное захолустье. И не боится вот так: одна, среди ночи, без всяких волкодавов, как Люба. А вдруг она вообще не жива?.. Господи, помилуй!»

Он подошел еще ближе и тихонько, чтобы не напугать, потряс ее за плечо. Незнакомка вздрогнула, открыла глаза и, увидев перед собой священника, сразу встала под благословение.

— Простите, если я вас… — смутился отец Игорь.