Александр Горшков - Отшельник. Роман в трёх книгах

— Так нельзя, Паша, — Любовь Петровна испуганно взглянула на мужа. — Выкван молится, как научен от своего племени и от своей природы. Он, в отличие от нас, еще не познал Истинного Бога. А если и ты Его не познал, то это уже не просто опасно, а страшно. Зная, как ты любишь своих детей, привязан к ним всей душой, еще можно понять, почему ты восстал против родной дочери за то, что она решила посвятить свою жизнь Богу. Но не вздумай против Него восстать, чтобы Он не воздал тебе за такую дерзость. Многие восставали — и все повержены. Все! А Своих детей Господь не бросает в беде. Поэтому нужно молиться Богу Истинному: за детей наших, за себя, за Выквана. Даже за врагов, что задумали злое. Господь не оставит нас. Лишь бы мы сами не отвернулись от Него.

Смагин упал в кресло, обхватив голову.

— Любаша, ты ведь знаешь, как я далек от всего этого. Я не умею ни молиться, ни общаться с Богом так, как это получается у тебя, у Наденьки нашей, у того же Выквана, хоть ты и говоришь, что он молится не нашему Богу.

Любовь Петровна нежно обняла мужа.

— У тебя, Паша, очень доброе и милое сердце. Ты весь в свою покойную маму. Я помню, какой она была милосердной, сострадательной. Ты весь в нее. Я помню, как ты открывал ей душу, всегда советовался с ней, просил помощи. Даже со мной ты не был так откровенен, как со своей мамой… Прости, я вовсе не укоряю тебя.

— Почему ты вдруг вспомнила мою покойную маму? — Павел Степанович, не скрывая удивления, взглянул на Любовь Петровну.

— Вспомнила, потому что хочу помочь тебе открыть Богу душу так же искренне и просто, как ты открывал ее маме. Открой ее, отдай Богу свое сердце — и это будет самой лучшей молитвой.

Смагин ничего не ответил.

— Я расскажу тебе одну очень древнюю мудрую историю, — продолжила тихо Любовь Петровна. — Это не сказка, а быль, которую поведал мне один духовный человек. Когда он был мальчиком, его мать часто посылала давать хлеб приходящим к ним нищим. Однажды какая-то очередная нищенка, приняв кусок хлеба, спросила его:«Ты молишься, дитя мое?»

«Да, конечно, я молюсь с моей матерью».

«Хочешь, я научу тебя молиться, и ты будешь потом благодарен мне всю жизнь?»

И она учила его так: «Когда молишься, разговаривай со Спасителем так, как ты разговариваешь со своей матерью, которую крепко любишь. Рассказывай Ему все свои горести и радости, как рассказываешь их матери, и постепенно Христос станет твоим Другом на всю твою жизнь. Твою мать у тебя однажды заберет могила, а Спаситель останется с тобой навсегда. С Ним ты будешь счастлив и в земной жизни и в будущей».

Потом этот человек говорил, что долго изучал богословие, но лучшего образца и способа молитвы, чем тот, который указала бедная женщина, не встречал.

— Попробуй тоже помолиться так, как ты открывал душу, тревоги, сомнения своей маме, — и Господь тебя услышит, — Любовь Петровна обняла Смагина, понимая его душевное состояние.

Смагин, поцеловав руку жены, усмехнулся:

— Тебя послушать — все так легко и просто. «Возьми и открой». Коль Бог Сам все слышит и знает лучше нас, что кому нужно, в чем наша нужда, то зачем же просить Его, докучать, беспокоить своими просьбами? Ему и без нас хватает забот.

— Чтобы получить твердость духа и полноту веры, что дело совершится по воле Божией. Опытные старцы мудро говорят: «Между сеянием и жатвой должно пройти известное время». Господь в некоторых случаях испытывает нашу веру, чтобы приучить нас к терпению и впоследствии вознаградить за труд и настойчивость в молитве. Ты ведь приучаешь своих подчиненных к терпению, упорству? И сам лентяем никогда не был. Почему же не хочешь проявить терпение в молитве?

— Мудрая ты у меня, Любаша, премудрая, — Смагин поднялся. — Пошли-ка чайку попьем, а то голова ничего не воспринимает. А уж потом помолимся. Не знаю, услышит ли Бог меня, а тебя Он точно услышит, раз ты в Него так искренне веришь.

***

Они спустились вниз и сели за небольшой столик у камина, где обычно чаевничали вдвоем или вместе с дочерьми, когда те были дома.

— Ну что ты так терзаешь свою душу? — Любовь Петровна не могла не заметить душевного волнения на лице мужа. — Успокойся, мы будем молиться — и все образумится.

— Да я о другом задумался, — Смагин сам разлил ароматный чай по маленьким чашечкам.

Любовь Петровна вопросительно посмотрела на него, ожидая продолжения.

— Вот все ты знаешь в духовных вопросах, во всем разбираешься. Помоги мне понять: неужели для того, чтобы жить с Богом, ощущать Его присутствие в своей душе, непременно нужно идти в монастырь? Неужели все, кто не в монастыре, живут неправильно?

— Ты всегда был категоричен. Нет, конечно, не обязательно всем идти в монастырь. Если жить с Богом, то везде можно спасти свою душу — и в монастыре, и в миру. Как везде можно погубить ее. Я, например, чувствую, что монашеская жизнь не для меня, поэтому стараюсь жить своей жизнью. А что касается нашей Наденьки… Ты ведь о ней думаешь? Если честно, мне тоже кое-что непонятно: например, зачем ты решил баллотироваться в мэры? Чего тебе не хватает? Денег? Славы? Почета? Все это ты имеешь сполна. Зачем тебе лишние хлопоты? Почивал бы на лаврах всего, что уже достиг. А достиг ведь немалого.

— И это говорит моя любимая жена? — всплеснул руками Смагин. — Да как ты не поймешь, что в должности мэра я смогу сделать для нашего города еще больше полезного, еще больше добра. Я хочу, чтобы люди ходили по чистым улицам, не боялись гулять по вечерам, чтобы водители не проклинали городскую власть, когда проваливаются в ухабы, чтобы в домах было тепло, уютно, чтобы все мы гордились нашим городом, а не мечтали уехать из него навсегда и подальше. Мое влияние, мои деловые связи — все будет работать для этой цели. Мне лично больше ничего не нужно.

— Тогда почему ты не баллотируешься сразу в губернаторы? Или в президенты? Там ведь возможностей для добрых дел еще больше. Шел бы уж сразу туда.

— Ну, Любань, ты и махнула. Хотя я и так президент. Своей компании. А в президенты страны… Не мой это уровень, голубушка.

Любовь Петровна улыбнулась и подлила чаю.

— Вот видишь? Не твой уровень. Так и в остальной жизни: что ни возьми — везде есть свой уровень, на который способен подняться человек. В духовной жизни тоже. Кто способен быть монахом — идет в монастырь. Быть может, он потом поймет, что ошибся, что это не его уровень — и возвратится в мир. А для кого-то, как для меня, уровень духовной жизни — растить детей, быть верной своему мужу, хорошей хозяйкой, молиться за свою семью, родных и близких. Монастырь — не для меня.

— Успокоила, — Смагин отпил чаю и рассмеялся.

— А то я уж стал подумывать, что и ты решила оставить меня, поселиться в монастыре вместе с Надеждой. Тогда что, и мне в монахи? Хоть подскажи, где можно заказать соответствующую одежду. Рясу, или как там она называется?