Павел Вежинов - Вдали от берегов

Капитан в это время думал: «А что, если неожиданно броситься в воду: будут стрелять? Вряд ли! Выстрелы услышат на берегу, и тогда им конец». Пожалуй, стрелять не будут. В несколько взмахов можно добраться до берега и исчезнуть в темноте. Но если удастся сбежать, то что они станут делать? Неужели не догадаются, что, упустив его, погибнут? Конечно, догадаются. Так что — будут они стрелять или не будут — в обоих случаях гибель. Значит, они будут стрелять хотя бы для того, чтобы отомстить…

Капитан глубоко вздохнул. Где-то далеко, в маленьком домике на берегу, лежит больная жена, бледная, с прилипшими ко лбу волосами. Она совершенно беспомощна. У нее никого нет, кроме мужа и непутевого брата, который тоже никогда не вернется домой. Нет, нельзя оставлять ее на произвол судьбы!..

Горе душило капитана, сердце разрывалось от бессильной злобы. Нельзя бросить ее одну на всем свете, — это выше его сил. Надо действовать, надо пытаться… Непременно…

Громкий всплеск прервал его мысли, кто-то бросился в воду. То был Ставрос. И сразу же последовал новый всплеск. За беглецом кинулся Стефан. Ставрос плыл легко и проворно, как дельфин, сильными взмахами рассекая воду. За ним, в вихре брызг, Стефан. Он не был хорошим пловцом, но злоба и ярость удесятеряли его силы. Свирепо фыркая, он неистово загребал воду, ему казалось, что еще один взмах — и он выскочит на берег. Но беглец все еще оставался впереди. Вот Ставрос выбрался на мелкое место, приподнялся над водой. Вот он уже бредет к берегу…

— Стреляй! — крикнул Стефан.

В этот миг Ставрос оступился и упал в воду. Стефан не расслышал ни всплеска, ни вскрика; неожиданно он сам ударился локтем о камень так, что в глазах потемнело от боли. С мучительным усилием Ставрос выпрямился, но в это время Стефан схватил его за ногу, впившись ногтями в мокрую кожу, и с силой рванул к себе. Ставрос снова упал, ударился о скользкие подводные камни коленом и лицом. Чья-то рука зажала ему рот. Ставрос с яростью вцепился зубами в грубые, сильные пальцы.

Стефан даже не охнул. Он отдернул руку и обеими руками схватил Ставроса за голову. Какая она легкая, эта красивая юношеская голова! Сильным взмахом он ударил ею о камни. Стройное, гибкое тело безжизненно обмякло. Голова погрузилась в воду.

— Сволочь! — пробормотал Стефан прерывающимся голосом.

Он выругался, чтобы успокоить себя, а сам дрожал с головы до пят: неужели убил?

Он приподнял Ставроса над водой, и тот тяжело повис у него на руках. Стефан низко наклонился над ним и увидел, что глаза его закрыты. Изо рта, со лба и с рук стекала кровь. Да и у него самого руки были ободраны в кровь. Стефан склонился еще ниже и приложил ухо к груди Ставроса. Ничего! Нет, как будто бьется!.. Еле слышно где-то в глубине билось сердце, и эти далекие удары, казалось, возвращали к жизни и самого Стефана.

Он глухо застонал и вскинул голову, изо всех сил сжимая рот, чтобы не стучали зубы. Руки у него ослабли, и он уже с трудом удерживал мокрое тело Ставроса. Ни разу в жизни Стефан не убил человека. Он часто представлял себе, как будет убивать, если придется, но до сих пор никого не убил. Никого! Мысленно убивал тысячами. Убивал министров, фашистских главарей, шпиков, приставов, богатых торговцев, провокаторов, генералов и полковников, надзирателей, разжиревших, уродливых жандармов, легионеров, нацистов и прочий сброд. Ему казалось, что убивать легко. Он думал, что будет убивать безжалостно, с ненавистью, не дрогнув! А сейчас еле держал на руках отяжелевшее тело и был готов заплакать от радости, что не убил. Нет, не убил! Юноша на его руках был жив!

Он услышал тихий всплеск весел. Подходила лодка. Над бортом склонилось озабоченное лицо Милутина.

— Жив? — спросил он каким-то сдавленным голосом.

— Жив… — хрипло ответил Стефан.

— Давай сюда…

Когда юношу поднимали в лодку, снова донеслись звуки далекого оркестра. Ставроса уложили на дно, и на минуту все смешались — друзья и враги, пленники и их охрана. На минуту все забыли ненависть и вражду, надежды и горькие разочарования. Все склонились над бледным, окровавленным лицом юноши.

Наступила полночь, а товарищей из города все не было. В моторке царило гробовое молчание. Напрасно всматривались беглецы в непроглядную темноту, напрасно напрягали слух.

Минут десять назад из гавани вышел небольшой военный корабль — миноносец «Смелый». Рассекая острым носом волны и захлестывая пенистой водой переднюю палубу, он прошел полным ходом мимо острова. С лодки ясно был виден его четкий контур, свет в иллюминаторах, фигурки матросов, снующих под капитанским мостиком. Сильный прожектор прорезал ночной мрак. Миноносец, очевидно, получил срочное задание. Уж не за ними ли он послан? Тонкий палец прожектора тщательно ощупывал поверхность моря, но ни разу не коснулся острова. А если бы искали их, он наверняка обшарил бы и остров. Пройдя мимо, корабль оставил за собой на черной поверхности воды светлый, пенящийся, как вино, след. Растаяли во мраке и красно-зеленые сигнальные огни на мачтах.

Опасность миновала.

Но почему так медлят товарищи? Все уже потеряли надежду, только печатник еще верил, что они подоспеют. Мало ли что могло случиться! Могла опоздать телеграмма. Или, может быть, в гавань прибыли военные корабли, и «прогулка» на лодке стала рискованной. Возможно, что к ним прицепился какой-нибудь «крючок» и потребовалось время, чтобы избавиться от него. Все могло случиться. Надо держать себя в руках и ждать.

А может быть, телеграмма вовсе не отправлена? Шурин капитана еще перед выездом сказал, что отправил ее. Не соврал ли он?

Печатник снова настойчиво и подробно расспросил Дафина о телеграмме. Тот тихо, но уверенно подтвердил, что она отправлена.

— Я же обещал вашему товарищу! — сказал он со вздохом. — И специально проверил, переданы ли последние телеграммы.

— М-да… — с сомнением пробурчал далматинец.

— Проверил! — глухо повторил Дафин.

— Каждый раз проверяешь? — спросил печатник.

— Проверяю… Для друзей всегда проверяю…

— А разве Крыстан тебе друг?

— Он мне понравился… — пресным, невыразительным голосом ответил Дафин.

В глубине души печатник и сам был уверен, что телеграмма отправлена. Зачем бы чиновнику лгать? Он в этом не заинтересован. Наоборот, ему выгоднее было бы сказать, что телеграмма не отправлена, и тем самым вызвать замешательство, растерянность и вынудить их отказаться от своего намерения. Вот это было бы в его интересах!

Но может быть, телеграмма не получена? Нет, это отпадает. Верный человек неотлучно должен был дежурить на почте и непременно получил бы ее. Адрес оказался неверным? Но студент наотрез отвергал это.

Что же тогда случилось?..