Павел Вежинов - Вдали от берегов

Но вот дельфин снова появился на поверхности, несколько раз нырнул, мелькнув белым брюхом…

— Греби! — крикнул далматинец.

До дельфина оставалось меньше двадцати метров. Он неподвижно покачивался на воде, его брюхо сверкало на солнце. Лодка стремительно двигалась, словно готовясь распороть животное своим острым носом.

Дельфин перевернулся в воде и снова лег на спину. Далматинец, смотревший через плечо вперед, сообразил, что лодка может пройти мимо, и опустил весло.

В этот миг дельфин начал тонуть. Когда лодка подошла к нему, он уже на полметра скрылся под водой. Пораженные этой неожиданностью, люди смотрели на него, еще не сознавая, что происходит. В следующее мгновение дельфин погрузился еще глубже, очертания его расплылись и он исчез в сверкающей на солнце воде.

— Что такое? — в недоумении воскликнул кто-то. — Куда он делся?

Все видели, как дельфин опускался все глубже и глубже, пока не исчез совсем. Но люди не верили своим глазам. Как могло это случиться? Он же был совсем рядом, под руками, его догнали, осталось только втащить в лодку. Почему же он исчез?

— Неужели не всплывет? — упавшим голосом спросил далматинец и повернул к капитану посеревшее, как у мертвеца, лицо.

— Не знаю, — равнодушно сказал капитан.

— То есть как, не знаешь?

— Да откуда мне знать! Говорят, что летом дельфины худеют. Потому-то и могут утонуть…

— Почему же ты раньше не сказал? — мрачно спросил далматинец. — Воды в рот набрал?

Капитан тоже нахмурился.

— Нечего орать! — резко сказал он. — Просто я не думал об этом… Если бы спросил, я, может, и вспомнил бы. А откуда мне знать, что у тебя на уме!..

Далматинец махнул рукой и с убитым видом опустился на скамейку.

Море стало совсем пустынным. Они снова остались одни, затерянные среди бескрайних просторов, подавленные неудачей, отчаявшиеся и полумертвые от усталости.

К полудню на небе так и не появилось ни облачка. Еще сильнее, чем накануне, алмазным блеском сверкало летнее солнце. Море под ним, казалось, замерло навеки, заснуло тяжелым сном, от которого нет пробуждения. Оно снова стало синим и неподвижным, как вечный ледник.

Люди, обессилев, сидели на скамейках и молчали. «Сейчас у всех на душе тяжело, — с горечью думал далматинец. — Мрак, безнадежность, уныние…» Они не сдались и будут до конца идти к цели, но уж без надежды, как осужденные. Еще мучительнее и тяжелее станут жажда и голод. Быстрее иссякнут последние силы, и через день-два никого уже не поднимешь с места.

«Надо что-то придумать, — озабоченно размышлял далматинец, — чтобы расшевелить их, встряхнуть, вывести из оцепенения. Но чем отвлечь их от мрачных, горестных дум? И небо и море пустынны, ни малейших признаков жизни. Не увидишь ни рыбы, ни птицы, ни даже медузы. Что же делать?..»

Внезапно его осенило. И как он до сих пор не догадался, если само море подсказывает выход!

Милутин радостно улыбнулся и начал медленно раздеваться.

Стефан с удивлением посмотрел на него.

— Ты что это? — пробурчал он. — Нашел время солнечные ванны принимать!

— Увидишь! — улыбнулся далматинец.

— Только этого нам не хватало, — мрачно проговорил Стефан, сплевывая за борт тягучий плевок.

Далматинец разделся догола, обнажив белое, атлетически сложенное тело, без лишней складки, без грамма лишнего жира. Под гладкой кожей упруго играли мускулы. Сейчас он казался сильным и молодым, будто годы не коснулись его здорового, крепкого тела. Когда он поднимался на нос лодки, все невольно залюбовались. От него веяло какой-то неиссякаемой энергией.

— Купаться будешь? — с интересом спросил печатник.

— Освежимся немножко!

Он ступил на борт и, сделав красивый затяжной прыжок, врезался головой в воду. Все с любопытством наблюдали за ним. Когда он вынырнул, глаза его сияли от удовольствия.

— Чудесная вода!

Он снова нырнул, затем стал плавать вокруг лодки с такой завидной легкостью, словно был огромной морской рыбой. Движения его были плавными, размеренными и сильными. Белое тело стремительно скользило под прозрачной водой, словно движимое мотором.

— Рыба есть? — шутливо спросил Вацлав.

Далматинец глубоко нырнул, проплыл под лодкой и вынырнул с другой стороны.

— Нет ни рыбы, ни черта, Вацлав! — крикнул он, поплавал еще немного и поднялся на лодку. Он выглядел посвежевшим, от мокрого тела веяло прохладой.

— Чья очередь? — весело спросил он.

Все молчали. Оказалось, что половина из них вообще не умеет плавать. Крыстану приходилось купаться, но на мелком месте, возле берега, и он едва держался на воде. Это темное, бездонное море вызывало в нем чувство страха. Казалось, стоит окунуться, как тотчас же камнем пойдешь на дно.

— Боишься? — улыбнулся далматинец.

— Страшновато! — откровенно признался Крыстан.

Милутин улыбнулся еще шире.

— Ладно, привяжем тебя! — сказал он. — Будем придерживать на веревке, пока не почувствуешь себя уверенно.

Крыстан озадаченно поскреб затылок. Далматинец купался голым, а он стеснялся товарищей. Ему всегда казалось, что к мужской наготе труднее привыкнуть, чем к женской. Пока он раздевался, Милутин приготовил веревку, а затем крепко обвязал его под мышками. Студент спрыгнул в воду и поплыл вокруг лодки. Веревка не понадобилась: он плавал довольно свободно. Студент наслаждался прохладой воды, приятно освежающей тело. Устав, подержался немного за борт и снова опустился в воду.

— Довольно! — сказал далматинец. — Хватит, а то устанешь.

За ним решил искупаться Вацлав. Привязали и его, но едва ослабили веревку, словак мгновенно, точно брошенный в море брус железа, пошел ко дну. Далматинец с силой дернул веревку, и Вацлав, как пробка, выскочил на поверхность. Мокрые волосы облепили ему лицо.

— Ух, как хорошо! — фыркая и отплевываясь, крикнул он. — Пускай!

Веревку снова отпустили, и Вацлав стал барахтаться, как щенок. Ему удалось самому продержаться на воде несколько мгновений. Вместе с искрящимися на солнце брызгами в воздух взлетал и его звонкий мальчишеский смех, радостный и возбужденный. Когда он снова стал тонуть, его опять подтянули на веревке.

— Эй, люди, а узел крепкий? — серьезно спросил он. — Если развяжется, утону, как утюг…

— Не бойся! — усмехнулся Милутин.

Веревку отпустили, и вода снова приняла Вацлава в свои прохладные объятия. Свежие, упругие струи словно нежными руками ласкали тело. Кровь быстрее побежала по жилам; вдруг словно спала разорванная серая пелена, все вокруг засверкало прежними красками, чудесно свежее и чистое. Он, кажется, просидел бы в воде до вечера, но далматинец был неумолим.

— Хватит, Вацлав! — крикнул он. — Вытаскиваем!

— Еще немного! — умолял Вацлав.