Ольга Коренева - А! А! Мадагаскарка

- А давно ты уже здесь? – поинтересовалась Эмма.

- Недавно, я новенькая тут. Всего полгода, - ответила трудница.

- А что тут вообще, какой распорядок? – не унималась Эмма.

- Ну, мы тут ежедневно ходим крестным ходом вокруг монастыря, всю окрестность крестим. А рядом тут есть монастырское кладбище. Ну, да сама увидишь, - сказала Лена. – Тебе понравится.

Постепенно Эмма привыкла к монастырской жизни. И ей действительно всё стало нравиться. Делами её особо не нагружали, так как не окрепла ещё. Время здесь шло стремительно. Всякие события, и молитвы – молитвы – молитвы, и разные послушания, праздники, гости, много работы, наезды паломников, и молитвы-молитвы, и снова паломники... Да Эмма и сама пока что была в статусе паломницы. Но ей очень хотелось стать трудницей. Нужны были документы. Но всё осталось дома. Эмме выдали мобильник. Она позвонила соседке Наталье Семёновне и попросила привезти. Сказала адрес. Соседка согласилась, и принялась рассказывать о жильцах в Эмминой квартире, какие они хорошие, как ухаживают за ней. Конечно, все Эммины документы, деньги и золотые украшения она переместила к себе на хранение, и конечно же все что надо сразу же привезёт.

Соседка приехала через неделю.

- Эммочка, это ты? Неужто? Как ты изменилась! – воскликнула Наталья Семёновна и обняла Эмму. – Помолодела, похорошела, совсем как девочка стала!

Матушке Эммина соседка понравилась. А Наталья Семёновна была в полном восторге от всего. Особенно её вдохновила трапеза. Она решила остаться в монастыре паломницей, пожить здесь, а свою квартиру пока сдать в аренду.

Утренняя служба была очень рано. Длилась она несколько часов. Эмма впервые в жизни исповедовалась молодому красивому батюшке Никодиму. До этого она боялась исповеди. А тут её вдруг как прорвало. Народу в храме в этот день было мало. Она подошла на исповедь последняя и сначала давилась словами. Батюшка погладил её по голове и сказал:

- Ну, что ты, что случилось-то?

И тут она заговорила. Она вспомнила всё-всё-всё, бабушку, маму и папу, свои детские обиды, свои взрослые несчастья, всё плохое и хорошее, что у неё было в жизни. Батюшка внимательно слушал и приговаривал:

- Ну-ну, прости их всех, ну уж, не надо так уж…

Потом он накрыл её епитрахилью и отпустил грехи. Эмме сразу стало легко и радостно.

После службы она пошла в трапезную. Сегодня ей дали послушание – помогать на кухне. В доме никого не было – все занимались своей работой в разных местах. Она стала читать молитву «перед началом всякого дела». И задумалась. А что она вообще-то делала в жизни? Всё лишь себе на пользу. Ну, помогала порой по мелочам, но только по собственной прихоти. А так, по полной, никогда…

Тут раздался стук в дверь. Она открыла. На пороге стоял тощий человек в обтрёпанной куртке.

- Дайте хлебушка и воды, умираю с голоду, - пробормотал он.

Эмма отдала ему всё, что было в кухне. Варёную картошку, рыбу, хлеб, молоко, пирожки с капустой. И очень радовалась, что сделала доброе дело.

Оказалось, она оставила без ужина сестёр и гостей, которые должны были прибыть.

Матушка грустно сказала ей:

- Вот видишь, когда ты хочешь сделать что-то по своему мирскому мудрованию, получается скорбь, которую я сейчас испытываю. Надо всегда благословляться, прежде чем что-то делать.

- Я забыла, - промямлила Эмма. - Простите, матушка.

- Бог простит, - сказала матушка, - надо было отдать только часть еды, понимаешь? - добавила она, и пошла на кухню готовить ужин.

В последнее время Эмма стала часто ходить на исповедь к батюшке Никодиму. Он был высокий, худощавый, с тёмными короткими волосами. Эмма уже знала о нём всё от болтушки Лены – что ему 29 лет, что он «белый батюшка» (это значит – не монах, а семейный), что его жене Лизе 25 лет, и у них две малышки: трёхлетняя Анечка и годовалая Ниночка.

Однажды после службы Эмма разговорилась с батюшкой во дворе, и рассказала, что часто думает о Паше.

- Ты с ним ещё встретишься, - ответил отец Никодим. – На всё воля Божья. Если забыть не можешь, и такие сны снятся, значит – увидишь его. Вообще-то, снам верить не стоит, они бывают и от лукавого, но не всегда.

Эмма обрадовалась и приободрилась. Назад она летела как на крыльях.

За трапезой матушка рассказывала про афонского старца Иоакима. Собрались все сёстры и гости – восемь паломников. На тарелках красовалась румяная жареная картошка и солёные рыжики. Были бутерброды с сыром. День был скоромный. История старца – о днях его молодости и удивительном случае – была такая интересная и необычная! Иоаким, будучи молоденьким священником в Штатах, очень переживал, что американские священнослужители гладко выбриты, нет у них бород. Он молился Богородице по этому поводу, и у него самого вдруг выросла роскошная густая длинная борода (видимо, до этого не росла такая). Она была до земли, и он носил её в мешочке на шее.

Вот это да! – подумала Эмма. – Борода в мешочке, надо же! Круто!

Дни летели стремительно. Она потеряла счёт времени. Когда всё время что-то делаешь, что-то новое узнаёшь, годы прошмыгивают быстро. Эмма уже была в статусе послушницы. Ей поручали серьёзные дела.

Как-то летом она шла через двор к храму, служба уже началась, и слышно было пение – на клиросе звучал голос Лизы, батюшкиной жены, и вдруг детский голосок крикнул: папа! Это Лиза держала на руках малышку. И тут маленькая девочка стала тоненько и звонко подпевать. Эмма улыбнулась и вошла в храм.

И вот наступила осень. Случилась беда. Батюшку Никодима отзывали из монастыря – его назначили настоятелем в храм Святителя Николая на Командорские острова, а именно – на один из четырёх, на остров Беринга, в село Никольское. Это в тех местах единственный населённый пункт, там живёт всего около 600 человек - алеуты, русские, и помеси.

Все были в ужасе. Батюшка ходил бледный, испуганный, в глазах стояли слёзы. Свою последнюю службу он вел с трудом, голос дрожал, он несколько раз сбивался.

В монастыре только об этом и судачили. Прихожане тоже были в курсе. Говорили: матушка лежит в обмороке. Говорили: там, в алеутском районе, на островах этих – страшный холод, жуткая сырость, люди живут в черных от сырости гниющих бараках, и там много пингвинов, которые очень вонючие и такие кусачие, как наши гуси – гонятся за человеком и клюют, клюют, больно так. Говорили: там люди дикие, поклоняются лодкам и рыболовным снастям, там из еды – только рыба, которую все ловят, больше там нечем заняться.

- Ну, не так уж всё ужасно, - успокаивал отца Никодима монастырский юрист Юра. – Глянь в интернет, есть и хорошее. На островах не только рыба, есть ещё и морские котики, и голубой песец. Там даже краеведческий музей есть.

- И что в этом музее, пингвины? – с горечью спросил батюшка.