Александр Климай - Наташа. Новая повесть о Ходже Насреддине

— Мы хотели бы… — не очень уверенно начал толстяк, — чтобы ты помог нам.

«Сколько же их там, в кустах», — подумал Ходжа и покрутил головой по сторонам, отыскивая глазами сообщников купца. Но вокруг, во всяком случае, в обозримом пространстве, он никого не увидел, зато услышал скрип арбы. Недоумение на лице Насреддина сменилось неподдельным интересом, и он было повернулся, чтобы выглянуть из переулка, в котором оказался, благодаря незнакомцу. Но не тут-то было. Толстяк, крепко ухватившись за халат Ходжи, удержал его около себя:

— Не выдавай нас, о благородный юноша! — взмолился купец, на лице которого появились растерянность и животный страх, в искренности которых можно было не сомневаться.

Ничего не понимая, юноша уставился на толстяка и обрушил на него целый град вопросов.

— Ты один или вас здесь несколько? Где прячутся остальные? Что же ты хочешь от меня, купец?

От взгляда юноши не ускользнула искорка гнева и презрения, мелькнувшая в глазах его собеседника лишь на мгновение. Толстяк гордо вскинул голову, но, вспомнив о чем-то, сразу поник.

— Мы… то есть я, прячемся от наших… — купец затряс головой, — …от моих преследователей. Я хотел бы, чтобы ты помог мне, о благородный юноша, покинуть Бухару. Ибо нам здесь несдобровать!

Ходжа не сразу понял, что так уважительно богач именует себя одного, и поэтому еще раз невольно оглянулся в поисках сообщников незнакомца.

— Так, значит, ты желаешь… — юноша замолчал, оценивающим взглядом меряя толстяка, — …чтобы я, Ходжа Насреддин, не зная, кто ты и что ты совершил, помог тебе бежать из Бухары, подвергая тем самым свою жизнь страшной опасности, которая, скорее всего, тебя подстерегает?!

— Да, да, да, — закивал головой человек, — я очень хорошо тебе за это заплачу, только поспеши и не расспрашивай меня больше ни о чем, ибо мы теряем время, тогда как они ищут меня везде.

— Кто они?

— Мы… я не могу сказать, — теряя терпение, проговорил незнакомец.

— Так, ясно… тебя ищет эмир! Нет, в этом деле я тебе не помощник! — ответил Насреддин и решительно направился из переулка.

— Во имя Аллаха, во имя Аллаха! — снова запричитал толстяк. Но Ходжа не останавливался. Сзади слышались бормотания, перешедшие затем во всхлипывания. Это заставило юношу замедлить ход и обернуться.

«Эх, и зачем он это сделал!» — воскликнем мы.

Но изменить уже ничего невозможно, как говорят, судьба. А Насреддин думал в этот момент о том, что планы незнакомца каким-то образом совпадают с его собственными, ибо он давно уже хотел побродить по земле и посмотреть на жизнь. А иметь попутчиком такого богатого, хоть и попавшего в опалу человека, будет и интересно, и… Насреддин ухмыльнулся — не так уж плохо — кому помешает лишнее золото… К тому же бесславное окончание учебы в медресе требовало от Ходжи поступка, способного заставить его поверить в себя, свои силы… И почему-то этот испуганный человек невольно вызывал сочувствие и желание помочь, ведь в чем-то они были похожи — оба гонимые судьбой…

— Хорошо, — проговорил Ходжа, — я помогу тебе. Как мне тебя называть?

— Скажем… Рустам, — казалось, искренне радостным тоном ответил незнакомец.

Юный Насреддин еще не умел к тому времени различать коварные нотки в голосах некоторых людей… Говорят, опыт приходит со временем. Ходже еще предстояло познать смысл этой истины.

Насреддин решил сразу же взять быка за рога:

— У тебя действительно есть деньги?

— Конечно, конечно, — закивал толстяк. — Сколько тебе нужно?

— Нам надо купить двух ишаков, еды на первое время и заплатить пошлину при выезде из города — это будет стоить… — юноша пошевелил губами, что-то считая, и наконец назвал сумму, вдвое превышающую ту, которая была необходима.

Сделал он это намеренно, но, к его удивлению, Рустам молча достал кошелек, плотно набитый золотыми монетами, и быстро отсчитал деньги. Насреддин никогда не держал в руках такой суммы и невольно залюбовался золотом, сверкающим в его руках.

— Я вижу, дружок, ты еще не привык к настоящему богатству, — заговорщически прошептал толстяк. — Поможешь мне, выведешь из города — не пожалеешь — получишь в десять раз больше! — на губах Рустама заиграла хитрая улыбка.

— Я сделаю это, но поклянись, что ты не убил и не украл золото. — И вновь в глазах незнакомца увидел Ходжа вспышку гнева. В следующий момент Рустам овладел собой и тихо произнес:

— Клянусь Аллахом — я никого не убивал, а деньги эти по праву принадлежат мне. — Это было сказано так, что юноша ни на секунду не усомнился в честном ответе толстяка.

— Я тебе верю, — удовлетворенно проговорил он, — а теперь иди за мной.

Достаточно было произнести эти слова, как спесь с незнакомца исчезла так же быстро, как исчезает вода, пролитая на песок в знойной пустыне… В его голосе вновь зазвучали трусливые нотки, но, не обращая на это никакого внимания, Насреддин направился из переулка. Рустаму больше ничего не оставалось, как следовать за ним.

По дороге к дому Шир-Мамеда толстяк ежеминутно оглядывался по сторонам. Пот ручьями катился по его лоснящемуся лицу и, перемешавшись с грязью, делал его физиономию теперь неузнаваемой. У самой калитки Рустам уперся и, замотав головой, проговорил:

— В дом я не пойду… мы подождем здесь!

Его заявление оказалось весьма кстати, так как Ходжа все это время безуспешно сочинял более-менее правдивую историю для объяснения своего неожиданного появления, да еще в компании с этим незнакомцем, помятый вид которого у кого угодно мог вызвать подозрения. Старики встретили своего любимца со слезами радости, и, чтобы не огорчать их, Ходжа не стал рассказывать о завершении учебы в медресе. Он поведал им о последних новостях, об успехах в постижении наук, справился о здоровье родителей. А затем, вызвав у низе глубокое чувство гордости за своего добропорядочного сына, заявил, что некоторое время не сможет посещать дом в связи с предстоящим углубленным изучением курса наук. «Всемилостивый Аллах, прости меня!» — повторял про себя Насреддин.

При расставании со стариками, предвидя долгую разлуку, Ходжа проявил чрезмерную чувствительность, чем вызвал немалое удивление Шир-Мамеда. Гончар, конечно, не сомневался в искренней сыновьей любви Насреддина, но был растроган обильным потоком его добрых и нежных слов, произнесенных на прощание. Расстались они, как обычно, за калиткой, и родители еще долго смотрели вслед своему ненаглядному сыночку. Потом они направились во двор, и, оглянувшись в последние раз, Шир-Мамед краем глаза заметил озирающегося по сторонам толстяка, крадущегося вслед за Ходжой.

Но пока гончар рассуждал: «К чему это?» — сын скрылся из виду. Тревога, закравшаяся в сердце, погнала старика по следам Насреддина. Да куда там… почтенный возраст и обилие переулков, пересекающих друг друга, в которых можно было легко затеряться, заставили Шир-Мамеда вскоре остановиться, задуматься, а затем и повернуть домой.