Юрек Бекер - Боксер

— Ах, Арно, ты совсем ничего не понимаешь.

— Чего это я не понимаю?

— Потому, что ты полон ненависти.

— Я полон ненависти?

— Может быть, это вполне понятно, может быть, это и вообще нормально, но все равно это нехорошо. Конечно, я все несколько упрощаю, но перестань, ради Бога, видеть всюду сплошных мучителей. Надо умерить в себе жажду мести. Если по-прежнему будут действовать старые законы, снова и снова будет повторяться одно и то же.

— Когда это я говорил про месть?

— Ну не говорил, так думал.

— Мало ли кто о чем думает.

— Уж не будешь ли ты всерьез утверждать, что если какое-нибудь правительство ведет войну, то нет ничего плохого, если оно сбросит бомбу и одним ударом уничтожит целый город?

Этими словами она снова подобрала оборванную нить, о, Паула была достаточно упряма.

Арон ответил:

— Во-первых, нет такого правительства, которое могло бы собственноручно вести свои войны, а во-вторых, было бы и впрямь неплохо отменить старые законы. Мир, веселье, покой… Ты думаешь, я бы возражал против этого? Но отменять должны всё, всё без исключения. Даже одно-единственное исключение — это уже дыра, сквозь которую может вползти новое несчастье. Только идиот способен встать и крикнуть: «С этого дня можете делать со мной все, что захотите, лично я буду соблюдать мир». Если ты попытаешься сделать это, то завтра же окажешься в газовой камере.

Паула вздохнула и выдернула руку у него из-под головы. У Арона не было сна ни в одном глазу, может, выпил недостаточно. Он решил сменить тему разговора. Сделав небольшую паузу для приличия, он спросил:

— А для Марка у тебя никаких новостей нет?

Хитрость удалась. Паула снова оживилась:

— Да, кой-какие новости есть.

Она опять закурила и сказала, что новости у нее в том смысле, что ничего нового нет, вернее, новое в том, что она поняла: у нее не получится определить Марка в другой детский дом. Она разыскала в окрестностях Берлина целых два таких дома, в один даже сама съездила, в Брюнингслинден, там очень хорошо, красиво, но дом этот переполнен — и, судя по всему, надолго. Она лично в этом убедилась, а со вторым — это она знает после телефонного разговора с его директором — дело обстоит ничуть не лучше.

— Так что же делать?

— Единственное, что я могу тебе посоветовать, это обратиться к русским. У них есть такая организация.

— К русским?

Хотя в ее предложении не было ничего странного, недаром же он проживал в той части Берлина, которая называлась «Советский сектор», эта мысль ему ни разу не приходила в голову. До сих пор всеми делами занималась Паула.

— Минуточку, минуточку, ты рассказывал, как она возмущалась по поводу сброшенных на Японию бомб. Иными словами, возмущалась Америкой. А ведь она пользовалась услугами американцев. Уж не подумала ли она, что впредь не следует принимать от них помощь? Или она решила, что Марку у русских было бы лучше?

Редкостное событие: Арон меня похвалил, сказав, что я задал очень хороший вопрос. Он и сам об этом думал, но не пришел ни к какому выводу.

— Может, это было чистой случайностью, хотя, с другой стороны, любопытно, что она предложила обратиться к русским именно в этот день. Сам я, как ты понимаешь, об этом не спрашивал, но твое подозрение мне кажется не таким уж и нелепым, если учесть ее сверхщепетильность.

Устройство Марка в новый детский дом с помощью русских прошло настолько без сучка без задоринки, что Арон даже рассердился на себя, поскольку раньше не подумал об этой возможности. Он пошел в комендатуру — адрес ему раздобыла все та же Паула, и это, собственно, была последняя услуга, которую оказал ему «Джойнт» (если не считать, конечно, ежемесячных продовольственных пакетов, отказываться от которых он не видел ни малейших причин). После недолгих поисков он уже сидел перед дежурным офицером, который принял его более чем сдержанно. Однако когда он услышал, о чем просит Арон, да вдобавок на родном языке офицера, то начал вести себя так, словно встретил наконец-то своего горячо любимого брата. По словам Арона, на него просто хлынули волны сердечности, даже бутылку водки офицер, подмигивая, извлек из письменного стола, после чего обещал всяческое содействие. Он сказал, что вообще все это не по его части, однако нет сомнений, что Арон не позже чем через три дня получит положительный ответ. «Уж раз мы спасли вашего сына от фашистов, только нечистая сила может помешать нам вырвать его из лап американцев».

Они просидели примерно с час и выпили бутылку до дна, первую рюмку — за удачу, остальные — за разное, например за Одессу, потому что оба они говорили на одном языке, а также просто из взаимной симпатии.

Спустя неделю Арон получил бумагу, согласно которой Марку предоставлялось место в детском доме отдыха, к северу от города, среди леса. В тот же день Арон съездил посмотреть этот бывший помещичий дом. Он собирался навещать Марка почаще, поэтому в первую очередь хотел выяснить, как туда можно добраться. Электричка проходила довольно близко, но от вокзала все-таки был час ходьбы, а потому он решил обзавестись велосипедом и держать его где-нибудь неподалеку от станции.

— Его привезут послезавтра утром, — сказала Паула, — ты куда хочешь, чтоб его привезли? Сюда, в квартиру?

— Да, сюда.

Арон направился к Тенненбауму, который теперь принимал его в любое время, и сказал, что на послезавтра ему нужна машина. Тенненбаум скривился и спросил, уж не считает ли его Арон фокусником.

— Мне нужна машина, — повторил Арон.

— Зачем?

Арон объяснил зачем, после чего Тенненбаум больше ни единым словом не пожаловался на трудности, а, напротив, даже сказал:

— Ну разумеется, машина у вас будет. Я еще не знаю, откуда она возьмется, но послезавтра утром она будет стоять перед вашим подъездом. А почему вы до сих пор не говорили мне, что у вас есть сын?

— И еще одно, — сказал Арон, — я не умею водить.

На другое утро он сунул в карман всю свою наличность — за это время успела набраться весьма значительная сумма — и отправился в «Гессенский погребок». Как и ожидал, он наткнулся там на Кеника и спросил:

— А когда ты, собственно, торгуешь?

— Когда меня здесь нет.

— Так ты ж всегда здесь.

— Вовсе не всегда. Тебе просто так кажется, потому что ты редко сюда заходишь. Ну, чего будем пить?

— Сейчас ничего. У тебя не найдется для меня немножко времени?

— Сколько угодно.

— Мне нужно кое-что купить, но я не знаю, где это продается. А ты знаешь все ходы и выходы.

— Ты что, спятил? — испугался Кеник. — Ты хочешь покупать на черном рынке? По-моему, ты лучше других знаешь, какие цены заламывают эти гады. На черном рынке не покупают, на черном рынке только продают. Неужели я должен тебе это объяснять?