Анетта Пент - Привыкнуть друг к другу можно и без слов это совсем не долго

Бабушка знала, все полотенца она давно уже перестирала, выгладила и сложила в стопки, и новые купальные принадлежности она тоже могла бы купить, но дети целыми днями были чем-то заняты, долгими жаркими днями, пока им вновь не разрешили сходить в клинику, перед самыми летними каникулами.

Но мы же собирались в Швецию.

Но все ведь уже было спланировано.

Теперь не получится.

Но все же на каникулах разъезжаются.

Отец разочарованно взглянул на них, как они могут думать о поездке в такое тяжелое время, но это тяжелое время тянулось уже долго, и было слишком жарко, а в Швеции можно было бы купаться в прохладных озерах, как и было запланировано, что им еще делать на каникулах. В открытом бассейне уже трава выгорела.

Залезайте в машину, мы едем к ней.

Ее лицо вновь стало прежним. Только нос все еще был заткнут, толстый комок между глазами. Брат спрятался за спину сестры, та еще мгновение держалась за рукав отца, прежде чем подойти к матери, которая, чуть приподнявшись, лежала в постели.

Мы... мы нарисовали для тебя кое-что. Но забыли дома. Пусть бабушка не делает все время фруктовый салат, он горчит, потому что она кладет туда старые апельсины, и от нее... от нее невкусно пахнет, не так, как от тебя, сестра отважилась подойти ближе и прильнула головой к матери, которая хоть и пахла не так, как дома, но тоже неплохо, собственно говоря, не пахла ничем. Мать могла бы обнять детей, она вновь уже могла сидеть, но казалось, будто она забыла, как это делается, она просто сидела, и непривычно улыбалась, и еще говорила немножко, но что она говорила, дети забыли, едва только снова оказались дома, и они спорили об этом.

Затем наступили летние каникулы, в Швецию они не поехали, но отец пытался вывозить детей на прогулки, которые иногда срывались из-за того, что он что-то забывал, деньги на билеты в зоопарк, об очередном визите в клинику, про день рождения бабушки, день подошел к концу, она сама себе испекла праздничный пирог с земляникой и держалась до вечера, а потом разрыдалась, и дети ее поняли. Про дни рождения нельзя забывать.

Затем мать вернулась домой, и они делали плакаты из бумаги и гирлянды. Мать радовалась, но что-то с ее лицом по-прежнему было не так, и какая-то его часть не улыбалась.

В Швецию они поедут на следующий год.

В этом году точно, они точно поедут в Швецию, хотя все уже по-другому, потому что прошел целый год, они стали на год старше, дети, родители, и Швеция тоже на год старше. Они, пожалуй, уже не так сильно хотят в Швецию, как год назад, но теперь это стало возможным, лица у всех такие, как надо.

Когда дети спрашивают мать, все ли теперь в порядке, она говорит, да, все очень хорошо, и они верят ей.

Но не так хорошо, как раньше.

Отголосок боли еще остался.

Что это значит? У тебя все еще что-то болит?

Там что-то повреждено.

А это ведь потом заживет, да?

Это спрашивает сестра, она хочет знать точно не только, заживет ли, но также когда и как.

Какая разница, возражает брат, все снова будет хорошо, и он хочет оттащить ее, но она его отталкивает так, что он натыкается на мать.

Нашли место, где возиться.

Какое-то едва уловимое искривление тянет один уголок рта чуть-чуть вверх, а второй — немного вниз, но это не бросается в глаза, это практически незаметно, только она это видит, и мама наверняка тоже видит, но она не заглядывает в зеркало, по крайней мере, когда кто-то рядом. Несмотря на то что с прошлого Рождества у них теперь есть подвижное зеркало, которое с помощью металлического приспособления можно подвести к самому лицу так, что становятся видны ноздри и крошечные углубления, которые остались между бровей после ветрянки, губы, которые не совсем плотно смыкаются, а остаются слегка приоткрытыми, и все прочие дырочки, лицо состоит из скопления отверстий, заметных глазу только вблизи. Брови кустятся, доставая до век, и их неопрятные волосики смыкаются с челкой, бледная кожа лба покрыта узором из мелких черных точек, которые необходимо удалять, для этого в голубой пластиковой баночке у мамы есть металлическая палочка с отверстием, которое нужно прикладывать точно к черной точке и затем нажимать, пока не выдавится крошечный белый жгутик, похожий на сахарную ниточку, так ей показывала мама, и после этого на лбу остается еще одна маленькая дырочка, видимая только в подвижном зеркале, которым мама теперь уже не пользуется.

И губной помадой она тоже больше не пользуется.

Тебе больше не нравятся красные губы?

Нравятся.

Почему же ты их тогда не красишь?

У меня теперь не получается складывать губы трубочкой.

Так и есть, они проверяют, они настаивают, чтобы мама постаралась вытянуть губы в трубочку, и она пытается. Губы слегка подрагивают, верхняя губа округляется, но трубочкой это вряд ли можно назвать, они вынуждены с этим согласиться.

Получается, ты и свистеть больше не можешь.

Но ведь мне это и не пригодится, верно?

Хорошо, что у нас нет собаки.

Хорошо, что ты не играешь на флейте.

А целоваться как?

Мать целует ее в щеку, но поцелуй шире и не такой прицельный, как раньше, по крайней мере, ей так кажется, но разве она может сказать наверняка, ей же не с чем сравнивать.

Итак, они едут в Швецию, мать, как обычно, собирает чемоданы, дети складывают принадлежности для рисования и множество книг, потому что в Швеции тоже случаются дожди, но, конечно, не постоянно, а если что, им будет, чем заняться.

Папа провезет вас через пол-Европы, говорит отец, и дорога настолько длинная, что приходится верить ему, хотя они уже достаточно взрослые, чтобы точно вычислить расстояние. Они сидят, скорчившись на задних сиденьях, прижавшись ушами к магнитофону, в котором играет кассета Отто [1] Отто Ваалкес — популярный немецкий комик, актер и певец. (Здесь и далее примеч. пер.) , в прошлом году она еще была новинкой, но ее по-прежнему можно слушать, и радуются, что наконец-то все вместе едут в Швецию, временами они дотрагиваются друг до друга пальцами ног или кладут ладонь матери на затылок. Мать иногда оборачивается, будто желая удостовериться, что никто не вышел из машины.

Никто не выходит, никто не отстает.

Когда же мы, наконец, приедем?

Вообще-то вы уже не маленькие, чтобы хныкать. Швеция ведь не за первым перекрестком.

Вы должны радоваться, что мы вообще едем.

А мы пойдем в сауну? В Швеции у каждого есть сауна.

А лосей увидим?

После Ганновера к дорожному шуму внезапно примешивается какое-то дребезжание. Возможно, это асфальтовое покрытие автострады, или просто посторонний шум, или все же асфальт. Но потом оно не только не прекращается, но становится все громче и навязчивей, и отец останавливается на следующей площадке для отдыха. Они вылезают из машины, только мать остается внутри, опустив затылок на подголовник и закрыв глаза. Они стоят вокруг машины, отец неумело открывает капот, вытирает руки носовым платком и в растерянности склоняется над мотором. Запах горячего моторного масла струится от проводов.