Наталья Арбузова - Продолжение следует

В Ригу мы с Иваном Семенычем пробрались по медицинскому заключению о необходимости леченья морскими купаньями моего нервного расстройства. Пароход из Риги в Америку отходил в четверг утром. У Ивана Семеныча на руках было приглашенье от Калифорнийского университета. Визу нам оформили как супругам Разливановым. Выписку о венчанье на свое имя Иван Семеныч нашел в моем туалетном столике по возвращенье из ГПУ. Вся тайна многократной путаницы двух свидетельств о браке – истинного и подложного - до сих пор нам неизвестна. Но мне почему-то видится во всём этом вмешательство Провиденья и прощенье нашей вины.

У Софьи Аркадьевны на Ямском поле была вишня, загороженная в углу железной решеткой – прижалась к стенке одноэтажного кирпичного домика в три окна. Цвела мелкими цветочками, роняла мусорные лепестки. Лариса Корси, ее внучка, собрала их уезжая в расклеивающийся конверт с изображеньем спортивной арены в Лужниках. Летом поспели три темные вишенки и быстро подсохли близ нагретой солнцем стены. Городские воробьи не погордились, склевали от каждой ягоды почерневший бочок, и некому было их пугнуть. Потом прислали технику, пошли дробить кирпич чугунной свиньей на цепях, и некому было испугаться.

Три весны тому назад Пасха была поздняя. Бабушка, окончившая строгановку, сидела в разваливающемся кресле с бахромой, расписывала яйца цветными карандашами, сложным узором в псевдорусском стиле. Приходилась дочерью малоизвестному художнику баталисту, погибшему в русско-японскую кампанию. Ему некогда принадлежал дом. Лариса, в стадии лечебного голоданья, неприбранная слонялась по комнатам. Недавно уехал друг ее Изя, и она впилилась в депрессию. До этого, продавши кооперативную квартиру, Изя к ужасу бабушки Софьи Аркадьевны вселился сюда, на Ямское поле. «У нас, у православных, не принято сидеть друг у друга на голове», - тихо выговаривала бабушка Ларисе. Та представляла знакомым в лицах свои стычки с Софьей Аркадьевной. Теперь расплачивалась ломкой за недолгий Изин постой. Выбравшись из ямы, Лариса стала готовиться к отъезду. Подготовка заняла три года.

Развести войска было нелегко. Die erste Colonne marschiert… die zweite Colonne marschiert… Промежуточное звено между бабушкой и Ларисой, Елизавета Дмитриевна, по первому, еще здравствующему мужу – Корси, второго своего мужа геолога успела похоронить. Теперь она должна была продать мужнину однокомнатную кооперативную квартиру, прописаться к матери. Лариса же, когда бабушки не станет, уже закрепится на новом месте и вызовет к себе Елизавету Дмитриевну. Расписали как размазали, но курносая показала длинный нос – бабушка умерла еще до отъезда внучки. Елизавета же Дмитриевна наотрез отказалась остаться одна в доме с вишенкой. Пришлось переделывать уже готовые документы, оформлять отъезд вдвоем. Где двое, там и трое. К Ларисе спешно присватался голубоглазый и недеятельный Леонид Поляков с импозантной ранней сединой. Они не только успели пожениться - тридцатипятилетняя Лариса сумела родить сына Романа. Где трое, там и четверо. В общем, уехали, как – не спрашивайте.

Теперь на Брайтон Бич в трехкомнатной квартире для бедных Леонид меняет ползунки сыну, варит макароны и солит их слезами. Елизавета Дмитриевна сидит с чужим ребенком, Лариса ходит мыть окна. Леонид было попробовал сам – заказчик тут же пожаловался на небрежную работу. Пришлось сделать рокировку. В общем, кой-как живут и дают жить тараканам. Заявился тип из ихнего домкома, поставил в известность: тараканы мигрируют к соседям. Ну да, у тех сытнее. Этот Швондер предупредил: если тотчас не выведете, лишитесь дешевого благотворительного жилья. Пришлось немедля травить тараканов, а заодно и слабенького Ромку.

Ромка всё же вырос. Папа до сих пор плачет, мама mit Mühe und Not нашла постоянную работу. Бабушка постарела, сникла и теперь ведет хозяйство вместо папы. Тараканы не отчаиваются: бабушка – бывшая актриса, уже в советских условиях переквалифицировавшаяся на изготовленье искусственных цветов. Тараканы любят дам со следами былой красоты. Под Москвой, в Малине, ветер теребит выгоревшие бумажные цветы на могиле Софьи Аркадьевны. Затянута пленкой пыли овальная фотография – прекрасное русское лицо, как будто сегодняшняя Елизавета Дмитриевна глядит сквозь легкую вуаль. Вишня уцелела на месте сломанного дома. Кто-то велел рабочим забрать ее досками, и душными вёснами она так же робко цветет под стеной двадцатидвухэтажной башни. Мальчишка, ровесник Ромки, выстрелил из покупной рогатки в воробья, клюющего единственную в этом году вишенку. Не попал, но сказал своему корешу торжествующим тоном: помирать полетел. Ромка в классе уже дважды влип с марихуаной. У других ребят были полны карманы, это там как семечки. Но все, кроме Ромки, давно приучены к осторожности. Полисмен, постоянно дежурящий при школе, два раза призывался для составленья протокола. Равносильно нашим двум приводам в милицию. Ларисе объявили, что третий раз будет последним. И вот он пришел, этот третий раз. Дело было так. Ромкин земляк Семен в большую перемену залез на каштан и бросал другу с дерева не одни лишь шершавые скорлупки. Ромка держал в обоих кулаках гладкие каштаны, похожие на выпавшие зубы семилетнего великана, и хохотал. Не так, как смеется тринадцатилетний курильщик марихуаны в Нью-Йорке, а как заливается первоклассник с Ямского поля. Нет, Сеня, те каштаны не про нас. Подоспел полисмен и показал им обоим демократию. Семен еще остался в нормальной школе ждать третьего звонка, а Ромка пошел в режимную, где всё негры да латиноамериканцы. И тут появилась Лера. Только что приехала из России, в чужой монастырь со своим уставом. Не обладая особой силой, бесстрашно отлупила стальной линейкой пятерых крепких парней, подстерегших ее в девчоночьем туалете нормальной школы. Косноязычных объяснений Леры педагоги слушать не стали, а отец еле держался на временной работе и струсил. Как ни странно, в режимной школе Лера, завоевав репутацию отчаянной, получила наконец время, необходимое ей, чтобы подрасти.

Не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Потянулись довольно спокойные дни в школе для придурков. Могло быть и хуже. Ученья с отпетых почти не спрашивали. Да и в нормальной американской школе к аттестату едва выучат теореме Пифагора. Не любят утруждать себя и друг друга. Ребятам всё читали на лужайке лекции по правам и обязанностям гражданина. Сидеть можно было и в отдаленье, лишь бы на виду. Лерина короткая бордовая юбка темнела на траве. Одна вишенка от запущенного вишневого сада, которого Ромка не мог помнить. Одна строптивая маленькая женщина, отстаивающая свой way of life. Одна от целого народа, но выборка оказалась представительной. Могло быть хуже – слабо сказано. Вряд ли могло выйти лучше. Их уже достали с благодарственными молитвами, а вообще-то тут как раз был повод.