Наталья Арбузова - Не любо - не слушай

АЛЕША

Мои младшие, брат и сестры. Пашка – подарочный парень, ему девятнадцать. Высок, косая сажень в плечах, кудряв, белокур. Похож на Сергея Заарканова-младшего в юности. Но тих, серьезен, застенчив. У нас с ним легкая женобоязнь после срывов Мамая. На дядю Витю мы молимся. Устоялось не сразу – он долго оценивал, в каком из двух домов ему будет вольготней. Однако у нас хватило ресурсов выдержать конкуренцию, и наступила желанная стабильность. Бабушка Инна приходит со своим мужем, читает вслух и взахлёб его вирши: кошка у окошечка сидит себе, сидит и на колбаску ласково глядит себе, глядит. Клянусь никогда ничего не писать. Трудней всех Даше: в отрочестве ее доставал Олег – она за ним уже поворачивалась как подсолнух. Теперь девятилетняя Оля заворожённо смотрит в глаза дяде Вите, а Даша не знает, какой тон ей взять с ним, чтоб Мамай был доволен. (Да, не знаю. Мне семнадцать, учусь на первом курсе юридического – Алеша платит. Не понимаю, почему моего отца надо было выпихнуть из жизни, а других носить на руках.)

ВАДИМ

Я живу у Марии, мать давно уж одна на Татищевской улице. Умерла – я приготовился от Марии съезжать. Но квартира была уж два года как за гроши переписана на расторопного молодого соседа – это теперь называется рентой. Правда, я был небрежен к матери. Всё же удар оказался жесток. Смутные мысли о счастье растаяли, жизнь буксует. Мне пятьдесят пять. (Ну и что, мне тоже. Я весь во флирте, в промежутке между больницей и больницей. Весь в творчестве – сплошная, брат, эйфория. И преподаю тейквондо детишкам – нагрузка мала, денег много.) Так же красив как раньше – неутомимый Серега. Я опустился – жизнь меня опустила. В пединституте парни и девушки, девушек вчетверо больше. Мне печально в их обществе. Только бы взяли свои зачетки и поскорей ушли.

АЛЕША

Много воды утекло с того вечера на сеновале, куда я больше ни под каким видом не лазал. Девчонки меня достают, налетают коршуном, будят страшное воспоминанье. Завел себе ватагу друзей, мы бесшабашимся на всю катушку и за свободу стоим против женского натиска насмерть.

ВАДИМ

Да они все красивые, Мариины внуки. Алеша даже лучше Паши – отчаянность красит. Мария хоть бы взглянула. Крестит и крестит свой круглый лоб. Заставь дурака Богу молиться. Даше от братниных лихих приятелей обиды. У современных парней не принято отгораживать сестру от мира. То есть он ее пас, почти до восемнадцати. Потом отпустил поводья. Тянешься к людям – тянись… учись плавать.

ДАША

Я и учусь. Умываюсь, выплеснув чай из кружки. Кто из какой палатки сегодня выглянет – угадай. Елки уходят в небо – саженые, сухие, стволы прямые и голые, но всё же пахнут смолой. Не весело и не грустно. На вырубке пни и кочки, небо спустилось низко, прогорело бревно. Трезвое утро. Молчат мобильные телефоны. Никто никого не держит, всяк сам себе режиссер. (Для чего я взрастил своего тихого ученика Сережу Большакова-Заарканова? через кого из его детей пойдет гениальная хрупкая линия? Господи, спаси и сохрани.)

Я

Даже не я, автор данного текста, взрастила их. Это всего лишь мозаика из разных живых людей. Так заворачивают бумажки, передают их по кругу: львиная голова, туловище матроны и гусиные ноги, как у царицы Савской. Я очень мало ответственна за возникший гибрид: действуют самочинно, рубят с плеча не спросясь. Мне остается вычеркивать – бумага терпит не всё.

АЛЕША

Я отполз на десять лет от края злосчастного сеновала, и наконец-то меня отпустило. Я разглядел женщину-ровесницу, с затаенной улыбкой в чертах и с некрасивой, не в мать, шестилетней девочкой, тоже улыбающейся во весь свой щербатый рот. С тех пор меня прежнего гуляки-забияки не существовало. Появился я-любящий, я-любимый. Хотя нет, незначительный рецидив хулиганства с моей стороны всё же имел место. Поняв, что любим, я завел ночью в пустой и жаркой квартире музыку – оторвался по полной. Все уехали в деревню, я один остался без отпуска. Соседи послушали-послушали и вызвали милицию. Мрачный пес, незадолго до того подобранный мною на улице, тяпнул мента за колено. Хорошо, накануне приехал из Германии Валентин, командированный в балашихинский филиал ихней фирмы. Он меня и выкупал из кутузки. Вернувшись домой через двое суток, я бобика не обнаружил: Валентин его сдал ментам в обмен на мою персону, с большой доплатой. А уж менты с ним поступили по усмотрению.

КАТЯ

Когда Алеша ушел туда, к Ирине, Виктор вспомнил опять о своих родных. (Родными Мамай называет жену и детей дяди Вити. Алеша нашу семью тащил на себе, и дядя Витя до выясненья обстоятельств переместился по месту прописки. Алеша мог бы это предусмотреть… Алеша отвлекся-увлекся. Я почти без надежды звоню по мобильному Валентину – и он сумел организовать для Паши место в Алешиной фирме. Паша как раз закончил МАИ. Не пропеллерами, так ветряками… управляемыми пентхаузами. И дядя Витя вернулся, на общее наше счастье.) Тут вдруг возник Олег – о нем я почти забыла. Явился средь бела дня в воскресенье. Спокойно улегся на Алешин диван, задрал ноги. И Даша – двадцатилетняя взрослая Даша – снова стала вертеться за ним как подсолнух. Пусть вертится… ведь не за Виктором же.

ВАДИМ

Ничего себе семейный портрет в интерьере. (Ни фига себе, Вадим Анатольич.) Не поправляй, Алеша. Я больше там не бываю, хожу к Алеше с Ириной. И Танька туда повадилась с Юрой – там филиал зааркановского семейства. Но Дашу жалко, Даша наш человек. Эта глиста Олег… ему двадцать восемь. (Мне двадцать восемь. Перебираюсь в Москву из Тутаева. Видный деятель патриотического движенья в провинции. В центре меня заметили. При худощавом сложенье мне идут галифе – так Даша находит. Мы подали заявленье.) Что-о-о?

ЛЕРА

Мне приснился в явственном сне первый муж (вообще говоря, единственный) Сергей Заарканов, на двадцать два года старше меня. Высокий, ранняя седина. Нахальный, ничей, никчемный. Поехала утром в свой офис – я занимаюсь недвижимостью. Жарко – а днем что будет? опустила стекло. Стою в пробке. Вижу на тротуаре Серегу, но молодого – лет тридцать пять назад. Так, двадцать три года, не больше. Рослый и синеглазый. Вы кто? - Пал Сергеевич Заарканов. – Так у Сергея был сын кроме Юры? – Нет, я сын младшего… того, кто шесть лет как погиб. – Они ведь друг на друга не походили Вы точно сын младшего? старший тут не при чем? – Сто пудов… я уверен. Просто в меня попал зааркановский ген. – А можно мне любить новенького Серегу? такого, каким он был, когда я родилась? – Если Вы Лера, то да… без проблем.

ПАША

Лера, легенда семьи. Лера пантера-гетера, ученица Сереги-бретёра, ей сейчас тридцать пять. Если она меня углядела, если она на меня указала, если она положила глаз – остальные мне не указ.