Эдуард Лимонов - Кладбища. Книга мертвых-3

В 1996-м он в последний раз поехал в Париж и накупил там ей целый чемодан вещей. Он как-то умудрился выбрать их так ловко, что они все ей подошли. От клеенчатого, в талию, короткого пальто, парижский крик моды тогда, до совершенно сказочного, сияющего, серебристо-черного платьица, обтянувшего ее экзотические сисеньки и бедрышки. Была ли она довольна? Она восприняла этот чемодан тряпок как должное. А он был счастлив, что она такая без усилий красивая в ретро-стиле двадцатых годов, тоненькая и безумно свежая.

Ее выгнали в какой-то период со всех работ, и она стала делать ему макет его экстремистской газеты. У нее была, видите ли, модная профессия «программист», и был вкус, и был талант. Правда, чтобы она работала над газетой, следовало сидеть с ней и поить ее красным вином. Когда ей не хватало вина, она бросала работу и шантажировала его угрозами не доделать газету. Происходило это уже на Выползовом переулке, вблизи «Олимпийского», рядом с мечетью. Приходилось идти за вином. В нескольких случаях она ложилась на пол и изображала истерику либо эпилепсию.

Впрочем, были у них и спокойные дни и недели. Тогда она ласково называла его «маленький» (ну и действительно, он на пять сантиметров ниже ее 177), и они мирно ходили в убогий магазинчик неподалеку в переулке, где покупали зеленый лук и розовую, аккуратную замороженную мелкую форель. А потом тихо шли домой. Он не мог сидеть там у нее постоянно, на ее Выползовом. У него был кабинет в бункере, обязанности вождя политической партии и литератора, потому он регулярно уезжал на несколько дней. Возвращаясь, находил пустые бутылки от красного вина и коньяка, какую-то экзотическую дорогую еду и окурки двух видов сигарет, ее «Парламент» и толстые червяки французских «Голуаз». «Ты завела себе любовника, тоненькая тварь? — говорил он ей ласково, стараясь не верить собственным словам. — Ты же не пьешь коньяк». «У меня были друзья», — заявляла она с вызовом и демонстрировала полное нежелание развивать тему.

«Один из них был бородатым, — съязвил он. — Ты видела свой красный подбородок в зеркале? Так случается с женщинами, которых долго целуют бородатые мужчины».

Она загадочно улыбалась.

В апреле 1997-го он отправился во главе отряда нацболов на вооруженное восстание в Кокчетав. Когда вернулся живым, его ребят встречали на вокзале матери и девушки. Лизы на вокзале не было. Когда она не пришла к полуночи, он позвонил ей, и она как-то просто и нахально сказала: «Знаешь, я тут влюбилась по уши. Извини. Я не приду». Он даже не успел начать переживать. Потому что через день взорвали помещение штаба, началось расследование, на него навалились офицеры милиции и ФСБ. Он собрал ее вещи в шкафу и положил в картонную коробку, чтобы каждый раз не было больно, когда он открывает шкаф.

Тем временем в Государственной Думе он встретил семнадцатилетнюю дочь дантиста, модного монстрика Наташку, до очарования некрасивую с голубыми волосами. Он связался с Наташкой.

В ноябре вдруг позвонила Лиза и сказала, что сейчас приедет. Приехала. Суровая и решительная.

Он открыл ей дверь и влепил ей пощечину. Сели пить красное вино. Держась за руки, ушли в спальню, в постель. Вечером отправились на какую-то грандиозную тусовку, где их посадили за один стол с Жириновским.

Вернулись к нему. Она объявила ему, что едет домой на Выползов. Он жестоко избил ее так, что серые шторы на окне были забрызганы ее кровью из разбитого носа. Она послушно осталась.

Так они прожили вместе, счастливые, до конца марта 1998-го. К тому времени она уже несколько месяцев работала в модном журнале, куда ее устроил он. К своему удивлению, он обнаружил, что у него обширные связи в этой среде. А в самом конце марта, ну что, как в песне «Мумий Тролля»: «Со смены не вернулась молодая жена».

Он названивал ей на работу в журнал. Наконец она взяла трубку. «У меня много работы, я не приеду сегодня, — выдохнула она и добавила: — Извини». Голос где-то рядом с ней позвал: «Лизок! Лиза!» Мужской голос.

«Я сейчас приеду и застрелю тебя», — сказал он. Она знала, что есть чем выполнить угрозу, какое-то время пистолет хранился у нее в диване.

«Со смены не вернулась молодая жена», — бормотал он.

Он выпил весь имевшийся алкоголь, сунул в карман бушлата пистолет ТТ и поехал в журнал.

В журнал его не пустили внизу охранники. «Все ушли по домам». Охранники журнала смотрели на него с подозрением, потому он поспешил убраться. Постоял немного на улице, думая, что дальше.

В доме на Выползовом ее окна были темны, однако он поднялся на этаж и долго звонил в дверь. В конце концов вышла соседка и сообщила, что не видела ее очень давно. «Целую вечность, возможно, еще с того года не видела».

Он не успокоился, но вернулся к себе, в дом 6, квартиру 66 в Калошином переулке.

В два часа ночи позвонила она. «Успокоился?»

«Ты влюбилась?»

«Да», — согласилась она.

«Кто этот счастливец?»

«Мой коллега по журналу. Какая тебе разница?»

«Никакой», — согласился он. И положил трубку.

Затем в его жизни, уже в июне, появилась Настя, 16 лет.

Далее его арестовали на границе с Казахстаном, в 2001-м.

Несколько лет он провел в тюрьмах.

В 2003-м покончила с собой, приняв овердозу героина, Наталья Медведева, номер три его жизни.

Потом он вышел на свободу.

Как-то Лиза позвонила ему. Сообщила, что у нее дочка и что она ушла от мужа. «Хочешь, приезжай», — сказала она. Он было собрался уже, нужно было только вызвать товарищей, его охранников. Подумал, и не стал вызывать. Не поехал.

И вот выяснилось, что troubled woman погибла смертью храбрых. Номер четыре его жизни.

Сашка Тищенко жил на Тюренке, сейчас сказали бы: частный сектор. Неказистые в основном домишки, за заборами из черных от времени досок.

Сашка был (потому что давно умер уже, нет его) такой себе скорее высокий, плоский парень, похожий на цыгана. Когда он расчесывал после речки (мы все ходили на ближнюю речку, она была границей с другим районом — Журавлевкой) волосы, то они непослушно загибались, а высохнув, шли волной. Усики у Сашки пробились очень рано. Нос у него был почему-то всегда красноватым, брюки у него были длинные и неуместно широкие в эпоху узких брюк. Еще он всегда подтанцовывал и играл на гитаре. И дружил, пока тот не умер, с другим нашим гитаристом, Витькой Проуторовым.

По всей вероятности, в нем была какая-то часть цыганской крови, но не очень много, потому что парень он был скорее дружелюбный и не скандальный.

А вот еще что: чуб! У него был чуб из-под кепки! Вряд ли у всех ребят тогда были чубы. Я бы помнил, а у него был.

Он не входил в элиту нашего класса, но, поскольку жил на Тюренке, в глубине ее, из школы он возвращался с элитой вместе.