Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7

Он несколько раз судорожно вздохнул, извинился и кивнул в знак того, что готов продолжать.

— Так вот, вечером десятого ноября вы присутствовали в комнате рядом с операционной пятого барака и помогали готовить этих четырнадцать человек к операции. Продолжайте, пожалуйста.

— Первым был Менно Донкер. Кельно велел мне зайти в операционную и держать его.

— Вы были вымыты?

— Нет.

— Кто еще при этом присутствовал?

— Доктор Лотаки ассистировал. Еще были один-два санитара и два охранника-эсэсовца. Донкер кричал, что здоров, а потом умолял Кельно оставить ему один семенник.

— Что говорил на это Кельно?

— Он плюнул ему в лицо. Через несколько секунд за дверями началась такая суматоха, что Фосс велел мне пойти в пятый барак и привести Марка Тесслара. Когда я вернулся с ним, я увидел такую ужасную сцену, что не могу забыть о ней ни днем, ни ночью. Эти девушки, с которых срывали одежду, дикие крики боли от уколов, люди, которых били прямо на операционном столе, кровь… Только Марк Тесслар сохранил присутствие духа и гуманность.

— И вы заходили в операционную?

— Да, я ввозил и вывозил жертв.

— Кто делал операции?

— Адам Кельно.

— Все операции?

— Да.

— Он мылся перед очередной операцией?

— Нет.

— Он стерилизовал инструменты?

— Нет.

— Он проявлял заботу о пациентах?

— Он был как сумасшедший мясник на бойне с топором в руках. Это была просто резня.

— Сколько времени это продолжалось?

— Он делал операции очень быстро, за десять — пятнадцать минут. Около полуночи мне велели отправить несчастных назад, в третий барак. Там стояло несколько носилок, и они лежали на них вплотную друг к другу. Весь пол был залит кровью. Мы отнесли их в барак. Тесслар умолял меня позвать Кельно… Но я в ужасе убежал.

Адам Кельно передал Смидди записку: «Я ухожу из зала».

«Сидите на месте!» — написал в ответ Смидди.

— Как дальше развивалась ситуация, мистер Тукла?

— На следующее утро меня вызвали в пятый барак и велели выписать свидетельства о смерти на одного из этих мужчин и одну из женщин. Сначала я проставил у мужчины причину смерти — «шок», а у женщины — «кровотечение», но немцы заставили меня написать вместо этого «тиф».

— Значит, мистер Тукла, все это долгое время не давало вам покоя?

— Я жил в постоянном страхе, что меня объявят военным преступником.

— Вы знаете, какая судьба постигла эти шесть тетрадей, где регистрировались операции?

— Когда русские освободили лагерь, началась сумятица. Многие бежали, как только ушли эсэсовцы. Я не знаю, что стало с пятью тетрадями, но шестую я сохранил.

— И прятали все эти годы?

— Да.

— Из боязни, что вас привлекут к ответственности?

— Да.

— Какое время охватывает эта тетрадь?

— Вторую половину сорок третьего года.

— Милорд, — сказал Баннистер, — я хотел бы сейчас представить в качестве доказательства журнал регистрации операций, сделанных в концлагере «Ядвига».

В зале суда разразился словесный бой. Закон есть закон!

— Милорд! — воскликнул сэр Роберт Хайсмит. — Мой высокоученый друг создает драматическую ситуацию, пытаясь в последнюю минуту представить новые доказательства. Я намерен категорически протестовать и считаю это недопустимым.

— На каком основании? — спросил судья Гилрей.

— Ну, прежде всего, я вообще не видел этого документа и не имел возможности его изучить.

— Милорд, — сказал Баннистер, — этот документ попал к нам в руки только сегодня в три часа утра. За ночь мы собрали сорок человек добровольцев, которые просмотрели его в поисках информации, имеющей отношение к делу. Вот на этих двух листах я выписал то, что считаю наиболее важным. Я с радостью предоставлю моему высокоученому другу для изучения эти записи и фотокопии тех страниц журнала, по поводу которых мы будем задавать вопросы.

— Значит, вы, в сущности, хотите внести изменения в ваше первоначальное ходатайство об оправдании по этому делу? — спросил судья.

— Именно так, милорд.

— Вот против этого я и возражаю, — сказал Хайсмит.

Ричард Смидди передал своей секретарше записку с распоряжением найти его старшего клерка мистера Буллока, чтобы тот собрал весь штат конторы и держал его наготове на случай, если Баннистер добьется своего. Секретарша убежала.

— По моему опыту, — сказал судья Гилрей, — защита может в ходе процесса вносить отдельные поправки в свое ходатайство об оправдании, если появляются новые доказательства.

— Я пока что не видел заявления о внесении таких поправок, — возразил Хайсмит.

— Вот оно, — ответил Баннистер.

Судебный пристав передал копии заявления судье, Честеру Диксу и Ричарду Смидди, которые принялись внимательно их изучать.

— Милорд и мой высокоученый друг могут убедиться, что заявление занимает всего одну страницу и касается исключительно этого журнала регистрации операций, — добавил Баннистер.

— Что вы на это скажете? — спросил Гилрей Хайсмита.

— В моей юридической практике, которая насчитывает не один десяток лет, я ни разу не слыхал, чтобы во время процесса, особенно столь длительного, как этот, суд допускал внесение таких поправок в ходатайство об оправдании, которые изменяли бы весь характер процесса.

Честер Дикс и Ричард Смидди стали наперебой передавать ему сборники судебных протоколов, и Хайсмит зачитал с полдюжины прецедентов, когда подобные просьбы были отвергнуты.

— Что вы можете сказать суду, мистер Баннистер? — спросил Гилрей.

— Я безусловно не согласен с тем, что это изменяет весь характер процесса.

— Это безусловно его изменяет, — возразил Хайсмит. — Если бы этот документ был представлен в качестве доказательства перед началом процесса, истец действовал бы совершенно иначе. А сейчас уже прошел целый месяц, процесс приближается к концу, почти все свидетели со стороны защиты разъехались по разным странам Европы, Азии и Америки, и мы не имеем возможности снова их допросить. Наш главный свидетель со стороны доктора Кельно больше не может приехать из Польши: мы послали запрос, нельзя ли снова вызвать доктора Лотаки, но ему не дают новой визы. Это явная несправедливость по отношению к истцу.

— Что вы на это скажете, мистер Баннистер? — спросил судья.

— Я намерен ограничиться только вопросами, касающимися регистрационного журнала, а на это ни один из свидетелей защиты не может пролить никакого света, так что они в любом случае не нужны. Что до доктора Лотаки, то мы были бы готовы оплатить его новую поездку в Лондон, но не наша вина, что польское правительство его не выпускает. На самом деле, если сэр Роберт разрешит мне еще раз допросить доктора Кельно, я смогу выяснить все, что мне нужно, за какой-нибудь час. Я готов заранее представить моему высокоученому другу список вопросов, которые собираюсь задать его клиенту.