Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7

— Но почему? Почему же?

— А почему все они рано или поздно начинают переносить на бумагу свои постельные упражнения? Потому что их, черт возьми, соблазняют деньги. Теперь, когда не осталось никаких моральных преград и все стало дозволено, они публично занимаются онанизмом под видом творческой свободы и чистого искусства. Это просто банда алчных проституток. И критики — такие же сволочи и прохвосты. Просто умереть хочется…

Он устало отошел от стола и растянулся на диване. Лоррейн поняла, что сегодня ему не заснуть. Она накрыла его халатом.

— Тебе чаю или коньяку?

— Нет, спасибо, дорогая.

— Ты будешь ее печатать?

— Разумеется. «Шоукросс Лимитед» имеет честь объявить о возвращении в литературу этого замечательного таланта — Абрахама Кейди…

— Дэвид, Абрахам звонил. Ему не терпится узнать твое мнение. Он приехал из Линстед-Холла и хотел бы завтра увидеться с тобой.

— Да, тянуть с этим не стоит. Позвони утром в контору и скажи, что я буду работать дома.

— У вас измученный вид, — сказал Эйб. — Столько проглотить за один присест… Мне понадобилось целых три выходных, чтобы это написать, — пошутил он. — Ну что, Шоукросс, каков ваш приговор?

Шоукросс пристально посмотрел через стол на Кейди. Тот выглядел и был одет так же, как писал, — элегантно.

— Мы выпустим ее осенью, — сказал Шоукросс. — Я звонил в Нью-Йорк и договорился с твоим американским издателем.

— И о чем вы договорились?

— Я посоветовал ему выпустить в Штатах первое издание тиражом в сто тысяч. Я заказываю бумагу на пятьдесят тысяч.

Эйб, вцепившись в край стола, перевел дух и покрутил головой.

— О Господи. Я не думал, что она настолько хороша.

— Нет. Она настолько плоха.

— Что?

— Ты говорил мне, что хотел бы в этой жизни делать три вещи: писать, летать и играть в бейсбол. Насколько я понял, ты не способен ни на то, ни на другое, ни на третье.

Эйб вскочил.

— Вы просто ханжа. Я так и знал, что об этом зайдет речь. Ваша проблема, Шоукросс, в том, что вы отстали от двадцатого века.

— Абрахам, ты можешь устроить мне любую сцену, ругать меня как тебе будет угодно, но, ради Бога, не пытайся оправдать эту макулатуру.

— Черт возьми, вас никто не обязывает ее печатать!

— Если ты не имеешь ничего против того, чтобы быть проституткой, то почему бы мне не посутенерствовать?

Лицо Эйба побагровело. Он потряс кулаком под носом у Шоукросса, весь дрожа от яростного желания ударить его, но потом воздел руки вверх. «Черт возьми, это же все равно что ударить отца».

— Ты причинил мне ужасную боль. Другие писатели, которые пошли по этой дорожке, меня не удивляли, но от тебя я такого не ожидал. Если ты хочешь пойти с этим в другое издательство — пожалуйста, я тебя не держу. Я найду тебе шустрого молодого редактора, который скажет тебе все, что полагается: какие новые горизонты ты открыл, какой гладкий и четкий у тебя стиль, как великолепно ты лепишь характеры и закручиваешь сюжет…

— Стойте, стойте. Может быть, я и в самом деле немного перехватил, но это сейчас в самой моде. Господи, если бы я только мог вырваться из Линстед-Холла!

— Ты не хочешь сказать, что в этом выкидыше повинна Саманта?

— Отчасти. И не так уж мало, черт возьми! Она говорит — не пиши мрачно, Эйб, людям хочется посмеяться. И эти проклятые лошади, которым только подавай сена. Если бы у меня была женщина, готовая пойти на жертвы, я бы, может быть, рискнул написать что-то другое. Ну хорошо, Шоукросс, вы выложили мне все, и я в нокауте. Но я боялся написать еще что-нибудь вроде «Партизан».

— Той книгой я гордился. Она дорого обошлась нам обоим, но тебе, кажется, дороже, чем мне. Тебе она стоила мужества и злости.

— Черт возьми, вы говорите словно какой-нибудь профессор литературы. По-вашему, писатель должен голодать?

— Ты испуганный человек, Абрахам, и пишешь ты, как испуганный человек.

Эйб сел и низко опустил голову.

— Вы правы. Десять лет в этом городе кошмаров. Господи, как я хотел бы писать! Вы меня, конечно, презираете.

— Я не могу не любить своего сына, — ответил Шоу-кросс. — Надеюсь, что в тебе еще что-то осталось и ты способен презирать сам себя.

— Мне нужно несколько недель, чтобы остыть и поразмыслить. Хочу немного погреться на солнце.

— Прекрасная идея.

— Будьте добры, позвоните от моего имени Саманте. Я не хочу вступать с ней в препирательства. Она не понимает, что иногда я должен побыть один. Всегда воспринимает это так, будто я пытаюсь от нее удрать.

— А это не так?

— Возможно. Скажите ей, что я выбился из сил и должен отвлечься.

— Хорошо. Сегодня вечером я устраиваю в «Лез Амбассадёр» коктейль в честь одного нового автора. Там будет несколько интересных женщин. Приходи.

— Хорошо. Значит, вечером увидимся.

Шикарный частный обеденный и игорный клуб «Лез Амбассадёр» помещался в старинном, заново отремонтированном особняке на Гамильтон-плейс. Метрдотель вежливо поздоровался с Абрахамом Кейди, чья черная повязка на глазу была знакома всему Лондону.

Войдя в гостиную, Эйб окунулся в теплую атмосферу светской болтовни. Единственным глазом, словно циклоп, он оглядел комнату в поисках кого-нибудь, с кем можно вести осмысленную беседу, и тут его взгляд остановился на шикарной жгучей брюнетке с величественной осанкой, лет тридцати пяти на вид. «Интересно, останется она такой же очаровательной, когда раскроет рот и начнет разговаривать?» — подумал Эйб.

— А, привет, Абрахам.

— Привет, Шоукросс. — Эйб кивнул в сторону женщины. — Это кто?

— Лаура Маргарита Альба. Прелестная девушка. Вращается в кругу богатых космополитов. Насколько я понимаю, хранит целую коллекцию драгоценностей — плату за ее благосклонность. Обычно появляется под ручку с каким-нибудь греческим миллионером-судовладельцем, или с торговцем оружием, или еще с кем-нибудь из этой компании.

— А здесь она одна?

— Время от времени она приезжает в Лондон, чтобы от имени разных клиентов и спонсоров покупать на аукционах Кристи и Сотби всякий антиквариат, драгоценности и произведения искусства. Честно говоря, Эйб, я думаю, что нашему брату она немного не по карману. Ты все-таки хочешь с ней познакомиться?

— Попробую, не перепадет ли и мне.

Шоукросс и Кейди оказались в разных кружках, но в обоих шла одна и та же пустая светская болтовня. Эйб делал вид, что слушает, не сводя глаз с брюнетки. Она с другого конца комнаты улыбнулась ему и кивнула.

«К каждой из них нужен свой подход, — размышлял он. — С девкой, авантюристкой, шлюхой надо всегда вести себя как с леди. С большинством тех, кто посередине — с известными актрисами, восторженными домохозяйками, сверхсексуальными секретаршами, с честолюбивыми кандидатками в кинозвезды, — почти всегда приходится затевать дурацкие словесные игры с двусмысленными замечаниями, намеками, остротами и обещаниями, которые ничего не обещают. Но эта — элегантная дама. Из тех редких куртизанок, которым мужчины дорого платят только за то, чтобы показаться с ними в свете, и потом ничуть не жалеют о потраченной сотне тысяч. Надо идти ва-банк».