Екатерина Перченкова - Прокотиков (сборник)

– Ну все, помурчали и будет, теперь дайте поесть, – Керен выпрямляется, кладет на колени салфетку и окунает кусок питы в тарелку с хумусом. Мы поднимаемся и уходим, мой бандит даже лбом в меня тычется, довольный, очень уж печенку любит. «…ибо ласки твои лучше вина», – даже не буду думать, откуда во мне эти слова, не хочу думать.

Весь день мы едим и дремлем, перебираясь в тень от наползающего на нас солнца, а когда уже совсем темно, и на небе виден Кошачий Бог, хозяин забегаловки закрывает дверь и выносит нам ужин.

– Жирные коты, – говорит он ласково, – жирные наглые коты.

Мы съедаем немножко, чтобы ночью быть сытыми и не искать еду, один кусок мяса мой бандит зажимает в зубах, но не жует, и мы бежим по улицам, мы бежим туда, где крыши пригибаются к земле и ступеньками лезут в небо, мы поднимаемся по ступенькам все выше и выше. На самой высокой крыше бандит подкидывает вверх кусок мяса и Кошачий Бог принимает нашу жертву. Я смотрю вверх и благословляю Кошачьего Бога за то, что мы не живем на помойке, за то, что он создал меня кошкой и дал мне бандита, самого сильного кота в городе, за то, что лучшее место в этом городе наше, за то…

«Беги, возлюбленный мой, будь подобен серне или молодому оленю», – бандит бежит впереди, спускаясь с крыш все ниже, не знаю, что носится в моей черной голове, я никогда не видела никаких оленей и серн, может, они вовсе не бегают, а бандит несется быстро, белый хвост трубой, ни одна собака не догонит. Я знаю, что он сам поймал и сожрал жертвенное мясо, пока я смотрела вверх. А значит, он и есть Кошачий Бог, а на небе просто луна. Беги, бандит, беги, завтра будет день.

Каждую неделю у Орлуши было по два часа дороги туда и обратно. Сначала в пятницу – из детского сада, потом в воскресенье – в детский сад. Пешком до станции, час на электричке, потом еще час на автобусе. В воскресенье болтать не хотелось, хотелось прижаться к маминому зеленому пальто и замереть, чтобы ехать долго-долго и никуда не приехать. Зато в пятницу Орлуша вываливала разом все свои новости и приключения.

И то, как играли в Диану-охотницу и все стрелы улетели на сарай. И то, как меняли воду в аквариумах, отсаживали рыб, заливали свежую, запускали рыбок снова. И то, как ходили на лыжах в лес, и с горки было ехать здорово, а в горку – еле забраться.

Но в эту пятницу мама слушала рассеянно и только кивала, а потом сообщила:

– В субботу поедем покупать диван и новый шкаф в твою комнату. Приезжает твоя бабушка.

– Которая из Нальчика? – уточнила Орлуша. Вообще-то никакой другой бабушки у нее не было, только папина мама, и ту она видела два раза в жизни – когда бабушка приезжала в Ленинград еще на старую квартиру и когда Орлуша с папой ездили в Нальчик, к морю. Бабушка была совсем не похожа на бабушку: молодая, красивая, стройная. Только Орлуша не помнила, как ее зовут, и теперь ей было неловко в этом признаться.

– Да, твоя бабушка Вера, – мрачно подтвердила мать. – Все-таки приезжает.

– Но ведь это хорошо, да? – осторожно спросила Лида.

– Куда уж лучше, – ответила мать. – Нравится ей наша квартира.

– Мне она тоже нравится, – заметила Лида. – Хорошая квартира! Трехкомнатная, с лоджией, и парк рядом, – добавила она, чтобы порадовать маму, мама любила, когда дочь рассуждала как взрослая, сразу начинала хохотать и передразнивать. Но в этот раз старый трюк не сработал.

– Вот именно, трехкомнатная с лоджией, да еще и кооператив, да еще и в Питере, – желчно повторила она. Лида здорово трусила, когда мать начинала говорить таким тоном, холодным и презрительным, становилась как Снежная королева. В таких случаях лучше было промолчать и выждать смены настроения, поэтому когда мама добавила: – Она уже и невесту твоему папе присмотрела, ловкая такая у тебя бабушка, – Орлуша не стала ничего говорить, тем более что ничего не поняла. Какая невеста? Папа женат на маме. А жениться два раза невозможно, это всем известно. Для этого надо сначала маму отправить в монастырь, а она ни за что не отправится.

– Хорошо, что ты в этом садике, – сказала мать. – Я думала, может, на полгода удастся тебя перевести поближе, но у них совсем нет мест, а тут еще Вера Степановна приезжает. Незачем тебе на все это смотреть.

До двух лет Орлушу звали Лидой. В два года она перепутала день с ночью – днем спала, ночью гуляла. Врачи сказали «пройдет, дежурьте по очереди». Ночью Лида требовала поесть, погулять, поиграть – все, что требуют девочки двух лет, когда не спят, – и папа со смехом приговаривал: «Орлуша-орлуша, какая ж ты стерва», – и гулял, кормил и играл. Орлуша потом спросила, что это значит, ей ответили, что это цитата из очень веселой и хорошей книжки, но для взрослых, и что она ее обязательно прочтет, когда вырастет.

А котенка звали Матильдой с самого начала – в честь вальяжной кошки из мультфильма про Карлсона.

Она ввалилась в квартиру круглым пуховым комком на ножках, просидела полдня под обувной стойкой, а к вечеру вышла и принялась обнюхивать все доступные поверхности.

То есть Орлуша не видела, как это было, а ведь так хотелось посмотреть, как котенок входит в дом в первый раз. Но представляла себе все очень хорошо: вот дымчатая шкурка, покачиваясь, двигается вдоль стены, вот она выходит на кухню и нюхает свое блюдечко под раковиной. Вот мама настойчиво сажает ее в ящик с песком, пока котенок наконец не пускает крошечную струйку.

Орлуша не видела этого всего потому, что котенка принесли во вторник, а она приехала домой только вечером пятницы.

Орлуше, в общем, было неплохо и на старой квартире, в коммуналке на первом этаже, за огромной, двустворчатой входной дверью. В еще одной комнате жила соседка, но у нее Орлуша была всего раз – мать примчалась, вывела ее в коридор, многословно извиняясь за надоедливого ребенка. Орлуша вовсе никому не надоедала, соседка сама ее позвала, и у нее было так интересно: комната была полна незнакомых и ярких вещей. На большом трельяже громоздились баночки, коробочки, шкатулки, стеклянные флаконы с шелковыми кистями на колпачках, писаная красота, глаз не отвести. (Так во всех сказках говорилось о чем-то очень красивом – писаная красота, глаз не отвести. Что означало «писаная», Орлуша не знала и для себя решила, что это значит «так красиво, что даже в книжках об этом пишут».) И запах. Запах над всеми этими сокровищами стоял сказочный: густой, незнакомый, немного пугающий, его хотелось вдыхать еще и еще.

– Лидия, запомни: никогда не смей к ней ходить, – сказала мать самым строгим тоном. Орлуша даже не знала, как зовут соседку, мама всегда называла ее исключительно «она».

– Но почему? – спросила Орлуша, в комнате было так интересно, она не навязывалась, ее позвали, дали шоколадную конфету и даже обещали напоить чаем.