Екатерина Перченкова - Прокотиков (сборник)

Наконец, оба встали и пошли вниз, к холодной печке. Но и у нее задержались ровно настолько, чтобы Иван успел сунуть ноги в ботинки и накинуть куртку.

– Вот две двери, – сказал Иван коту, выйдя с ним на руках на середину улицы, – понимаешь, что я имею в виду?

Кот оглядел двери и решил, что понимает. Левая была расписана фэнтезюшным артом, правая и дверью-то по сути не являлась – давным-давно кто-то заложил ее кирпичом.

А дальше оба действовали вместе. Кот почувствовал, что вокруг полным-полно нитей, мысленно подцепил две, потянул и стал менять их местами, а человек увидел, что это же поток, ну, несколько узкий, но совсем-совсем настоящий, оседлал его, раскинул крылья и повел поток туда, где ему будет просторнее.

Ну вот. Теперь левая дверь была заложена кирпичом, а правую можно было открыть. И Башня выглядела практически такой, какой он увидел ее в первый раз – тогда, весной. Пыльные, местами битые стекла, торчащие из стен ржавые крюки и пустые ухваты для давно потерянной водосточной трубы. Окружал Башню совершенно нетронутый снег, как будто не ходил по нему никто и никогда.

– Кажется, мы в ловушке, – засмеялся Иван, перекидывая Гаврика на плечо, – нам придется возвращаться прямо отсюда, чтобы снег не потоптать.

Кот только хвостом дернул. Ну и подумаешь, вон же нить, ведущая на другую сторону, какие проблемы.

Ну да, вот же поток, подумал Иван, какая ерунда. И вошел в него, и увидел другой поток, как бы с обратной перспективой, здесь узкий, но расширяющийся к горизонту. А там, вдалеке, уже маячили башни Хонтри, вот так просто. И еще один поток, вьющийся куда-то в незнакомые места, может быть, в мир Гаврика?

Ну уж нет, на фиг, подумал Иван, решительно открывая левую дверь в Башню.

Ну уж нет, подумал Гаврик, нас и здесь неплохо кормят. И оба вошли в левую дверь.

А наутро приехала инспекция и, ощупав висящий на правой двери ржавый замок, принялась опрашивать мужиков с автостанции – а вот, говорят, тут художники Башню снимали, куда делись? Э! – отвечали мужики, – так они еще в сентябре делись, невыгодное это дело – держать галерею в таком месте, ну вы спохватились. Но Иван и кот все это проспали. И проснулись, только когда уже надо было выворачивать башню обратно, потому что скоро придут после уроков ребята из ближайшей школы, и нельзя же оставить их без кофе.

Это я гляжусь в луну. И мне отлично виден некто, стоящий по пояс в дикой траве, – не на луне, конечно. Слева от него обрушенная башня – кольца и ребра, справа развалины подстанции и холодные ржавые клубки бывших трансформаторов. Позади – его собственная длинная тень, а впереди, на виадуке – я.

Заросли вокруг него не шевельнутся. Никто не спугнет, не шмыгнет тенью. Когда-то здесь были и кошки, и крысы. Да что уж – и люди тут были. Много. Теперь только стылые балки, старые цепи – и мы.

Он не видит меня, конечно. Лебеда и дикий мелкий подсолнух доходят ему до ключиц. Может, пришелец не он, а она. Это все едино. Был бы живой человек. Спущусь, а то не ушел бы, мало ли…

Надо же, как увлекся! Что-то у него там такое в руках? Ничего не замечает. Быть не может, чтобы не увидал, как свет отражается в полосах на куртке…

Не увидал. Подпустил меня вплотную. Тогда только почувствовал, вскинул голову:

– Нравится?

Я, признаться, такого не ожидал. Вокруг мертвая промплощадка, на сто километров во все стороны – дичь и глушь, а он – ни «здрастье», ни «ай-ой», а сразу спрашивает: нравится ли?

– Что?!

– А вот, смотри…

Осветил линии ладоней, будто болотными синеватыми огоньками, и красными, как на давно снятом железнодорожном пути.

– Ты кто такой? Что это у тебя?

Он опустил руки, высветил драную майку с разводами.

– Сам-то я Мак. А это у меня компас.

С ударением на «а».

– Для чего? Что ты тут делаешь?

Он взъерошил волосы на затылке:

– Ага… Ну, прости, я думал, тут никого не бывает… Компас – он и есть… Ищем.

– Что?

Тут он улыбнулся.

– Жилу.

– Кабель?

– Нет, зачем! Кабель нам не нужен. Слушай, ты в сторону не сойдешь немного? Мы закончим, потом я с тобой поговорю.

Я послушно отступил на несколько шагов. Ничего, главное – не спугнуть…

Мак опять взялся за свой компас на веревочке. Помедлил – и двинулся, забирая вправо. Я – за ним. На ходу Мак бубнил:

– Должна она здесь быть… И полнолуние, понимаешь…

В заспинном мешке у него что-то горбилось. Живое?

– Ма-ару-у!

Мак, не оборачиваясь, хлопнул свободной рукой по мешку.

– Маруак! Ко-огти!

Дернул плечом, сбросил лямку, сунул мешок мне.

– Подержи. А то он мне спину рвет…

Мешок отчаянно корчился. Я потянул завязку и выпустил на волю кота. Облезлый черный кот, узкоглазый злой дьявол.

– Это Маруак. Помощничек. Видишь, когти какие? Как ножи! Ну, все. Жила есть. Туда пошла, – Мак показал на скелет погрузочной эстакады. – Но еще не в полную силу. А ты… – он смерил меня взглядом с головы до ног, – ты здешний? Живешь тут?

– В некотором роде.

– Ты же ничего, если мы у тебя тут полетаем?

– Полетаете?

– Ну да. Я летун, а ты не слышал, что ли?

Я покачал головой. Мак открыл было рот, но тут над нами крякнул давно мертвый мотор.

– Что это? Там еще кто?

– Никого нет. Просто… место очень старое.

– Привидения? – Мак насмешливо скривил рот.

– Ну… а ты что, боишься?

Мак пожал голым плечом.

– Не очень-то… Оберег у меня есть, потому что ночью иногда летает всякое… присосется, потом поминай, как звали… а ты сам?

– Я мертвых не боюсь, – честно отвечал я. – Не бойся покойника, бойся живого, знаешь?

– Зна-аю, – Мак ухмыльнулся. – И летунов не боишься?

– Ночных? Ничего, ко мне не присосутся.

– Да уж, к тебе присосешься, – Мак нагнулся, пошарил в траве. – Маруак, киса, ты где? Ты, брат, далеко не уходи… – он выпрямился, отряхнул ладони о штаны. – Не присосешься к тебе, говорю, вон ты как вырядился… Куртка – летом! И очки. Ты в них хоть видишь что?

– Что надо – вижу.

– Я бы и шагу не сделал. А каску зачем нацепил?

– Так положено. Я же Техник.

– Техник… Так что, Техник, ты пройти нам разрешишь?

– Провожу. Там колодцы открытые попадаются.

– И проводи. Даже лучше будет. Маруак, чертяка, ногу не дери мне, – Мак снова нагнулся, подхватил кота в охапку и зашагал к эстакаде. По пути громко объяснял:

– Жила редко выходит. Искать надо, следить. И выходит всегда на возвышенном месте. Тонкая, с пятачок… Но это хорошо, чем тоньше, тем толчок сильнее… Главное – время не упустить. И не бояться. Вот из тебя бы, между прочим, хороший летун получился: в таком месте один живешь, а страха у тебя нет.

– Я же сказал: не бойся мертвого, опасайся живого.

– Так о чем говорю – я же не мертвый. А вдруг я как раз такой Мак?