Геннадий Аксенов - Бажоный [Повесть]

— Проклятье! Заколдованное место. Никуда от него не уйдешь.

«Буду в избушке ночевать, коли так Богу угодно», — решил парнишка. Угол выбрал подальше от дверей, натаскал еловых веток и сел на мягкий лапник так, чтоб было видно. И окно, и дверь. Ружье на коленях, пуля в стволе.

Неизвестность страшнее явной опасности — не знаешь, чего ждать. И Василек настороженно ловил лесные звуки. Вот угрюмо и недружелюбно заухал над избушкой филин. Затем, громко шурша сухими листьями, пулей залетел в дверь горностай и, бросив свирепый взгляд на паренька, со злым стрекотом выскочил, словно ошпаренный, вон, окропив при этом избушку своими «духами».

И пастушок не выдержал — побежал. И бежал, пока не наткнулся в уже наступившей темноте на ель. К счастью, под ноги попала толстая колодина. На ощупь, надрав с березки бересты и разломав трухлявый пень, Василек стал чиркать спичками, пытаясь разжечь костер. Но спички отсырели и не загорались. Хорошо, что хоть последняя дала вспышку, и тонкая береста и сухая трухлятина пня вспыхнули.

Когда заструился столбик удушливого белого дыма и затрещали в огне еловые ветки, сразу стало веселей. Только голод давал себя знать, но о том, чтобы раздобыть сейчас какую-нибудь пищу, нечего было и думать. Повезло еще, что удалось заготовить дров на ночь.

Костер разгорелся жарко, и мокрая одежда парила. Василек подставлял к костру то спину, то грудь, согрел и ноги. Затем, завернув их в просохшую телогрейку, улегся обессиленный, повернувшись спиной к костру и подложив ладошку под голову.

Дважды над костром пролетела сова. В низине ручья ухнул филин. Тявкнула лиса, вспугивая с лежки зайца. И тут же раздался крик ребенка. Парнишка ошалело завертел головой, сжимая в руках ружье. Не сразу сообразил: да это же лиса косого прихватила на ужин, не распознал со страху-то. Эти зайцы кого хошь с ума сведут. Вспомнилось, как один мужик решил отучить длинноухих от зарода, чтоб сено не ели, и поставил капкан. Приехал за сеном на лошади, а у зарода заяц в капкане сидит и как человек кричит.

Лес жил своей ночной жизнью. И вдруг наступила полная, какая-то глухая и жуткая тишина. Звуки резко оборвались. Даже ветер оторопело стих и перестал раскачивать вершины. Со стороны болота потянуло холодом.

Зябко поеживаясь, Василек пододвинулся к костру и затаил дыхание. Сколько раз за свою короткую жизнь он уже был на волосок от смерти. Только тонул в Мезени три раза.

Первый раз это случилось, когда он, будучи еще карапузом, приехал с матерью на дневную дойку коров на пастбище. Из-за гнуса пастухи выгнали коров на песок к реке. Здесь ветер отгонял от животных комаров и оводов, и дояркам было легче доить. Малышня — три мальчика и девочка — дети доярок, обшарив ближние кусты с кислицей, тоже устремились к воде. Плескаться у песчаного берега — одно удовольствие.

Но вот одна доярка заметила — ребятишек-то течением понесло.

— Бабы, дети тонут! — закричала она.

Доярки с перепугу давай выть да причитать. А пастухи побежали к лодке. Только мать Василька не стала дожидаться, когда они подъедут, а в чем была бросилась в реку и сумела всех спасти, хотя, как потом призналась, и плавать-то не умела.

Василек представил мать. Как она его любила… «Чудышко ты мое, бажоный мой, мужчина наш и кормилец», — вспомнились ее ласковые слова.

Другой раз он тонул девяти лет. Вместе с одногодком Юликом они пасли тогда на подгорьях близ деревни самых маленьких телят-молочников. Погода жаркая стояла, и телята к воде тянулись. Видя, что они не рвутся на поля с озимыми, а бродят около реки, мальчишки решили искупаться. А заигравшись в реке, не заметили, как под перекатом оказались. Плавать же ни тот, ни другой не умели. Утянет ко дну, ногами оттолкнутся и на поверхность всплывают. Воды наглотались. Может, так и утонули бы, если бы не увидели, что телята на озимые поля зашли. Испугавшись, что они попортят посевы, принялись барахтаться, «по-собачьи», что доплыли до берега и телят с поля выгнали.

Третий раз Василек тонул год назад. Они тогда всем классом сено за рекой гребли, а обедать школьников домой отпустили. Все забрались в лодку, а он, отдав ребятам штаны и рубашку, сзади поплыл, благо плавал теперь уже неплохо. Но, доплыв до середины реки, вдруг почувствовал, что ему судорогой сводит руки и ноги, а тело немеет от холодной воды. На самом глубоком месте два раза уходил ко дну, хватанул изрядно воды, а вынырнув, увидел, что лодка с ребятами уже причалила к берегу у деревни.

Сам не знает, как догадался закусить кисть руки зубами. Боли не почувствовал, но ощутил во рту вкус крови. И свершилось чудо — судорога прошла, и он поплыл, и плыл до тех пор, пока не уперся в берег головой: так боялся снова уйти на дно реки. Больше бы он не смог вынырнуть.

— Значит, не пришел мне срок умирать. И сейчас из леса выберусь, — прошептал Василек и, свернувшись калачиком, погрузился в сон. Сказалась привычка пастуха — спать где придется.

Проснулся пастушок от резкого крика. Цукая над ним по дереву прыгала белка, сердито швыряя шишки. Открыв глаза, Василек уставился на нее: что встревожило зверушку?

Костер давно потух. В телогрейке выгорела дыра — шапкой не заткнешь. На земле иней. Высокие слоистые облака обложили небо. Сквозь них слабо просачивается скупой свет нового дня.

Разглядев на валежине клочок медвежьей шерсти, парнишка вскочил как ужаленный. Стопы обожгло холодом, но он не обратил на это внимание. «Медведь был здесь! — понял Василек. — Не зря волнуется белка».

Схватив ружье, он побежал прочь от этого места. Но скоро понял, что босым по холодной земле, к тому же покрытой инеем, далеко не доберется. Поэтому остановился около стройной березы и, содрав пастушьим ножом два листа бересты, сделал из них две коробочки, в какие собирают живицу на подсочке. Обувка получилась не теплая, но ноги не кололи сучья и не жег иней.

На тропке около ручья лежал мертвый лось. Его голова, увенчанная тяжелыми ветвистыми рогами, уткнулась в песчаную землю. Темными подтеками застыли на вздувшемся боку студенистые сгустки крови. Шкура на спине, словно ножами, глубоко порезана медвежьими когтями. На шкуре не растаял иней, значит, убит медведем с вечера.

У Василька участилось дыхание. Стал резко и порывисто оглядываться по сторонам. Медвежьи следы на ягельнике пропали. Но зоркие глаза пастушка замечали, что кое-где медведь когтями ковырнул лишайник или оставил на сучьях трепавшиеся на ветру клочья бурой шерсти. В некоторых местах жухлая трава ровно подстрижена — это медведь поел ее. А за густыми кустами трава примята — здесь топтыгин лежал.

Рассматривая лежку зверя, Василек чуть не наступил на свежий, бордовый от брусники, медвежий помет. Куча парила. Значит, медведь где-то рядом.