Александр Минчин - Актриса

— Жуй и запивай чаем. Чай хороший. Тебе нравится?

Я попробовал что-то сказать, но…

— И решил издать твой «Факультет». Возможно, тебя интересует почему?

Я все еще сидел с глотком чая в зобе.

— Он более ярок и, как мне кажется, больше подходит к нашему времени. Что ты мне скажешь по этому поводу?

Я проглотил чай.

— Я что-то должен сказать?

Я никак не верил в происходящее. И считал это из области фантастики.

— Может, ты возражаешь, что твоя первая книга здесь будет…

Я уже знал, что сейчас начнется, и спросил:

— Когда?

— Это хороший вопрос. Мой издательский план составлен, если хочешь, забит, на три года вперед.

Мои плечи поникли…

— Но как я тебе говорил, для хорошей книги, а ее персонажи мне, подчеркиваю, очень нравятся, забыв про «бабские» мнения, всегда найдутся место и бумага. Главное — бумага. Бумага у нас большая проблема. Даже для классиков, бо́льших, чем ты. Хотя уверен, что и ты им станешь.

Ах, как пел соловей. Как мне нравилось его пение!

— Поэтому послушай, что я хочу тебе предложить. И поверь, что этого я в последние годы никому не предлагал. Дай мне год, это нормально, и я издам твою книгу тиражом в двести тысяч.

Я привстал невольно.

— Садись. Издам ее в твердой обложке, с супером, и на каждом углу, в каждой газете будет реклама твоей книге. Тебя будет знать здесь каждая собака, как сегодня эта собака знает Набокова. Я сделаю тебе имя в Империи, среди читателей, а не в каких-то там редакциях еженедельников и журналов, где тебя знают только специалисты. Ну как? Удивил я тебя?!

— Я не могу поверить в происходящее… Все похоже на невероятную сказку.

— Я тебе докажу, чтобы ты всегда верил моим словам. Все, что я говорю, я делаю!

Я глубоко вздохнул.

— Зная вашу американскую жизнь и ее привычки, я уже подготовил контракт. Договор готов.

Он нажал кнопку селектора.

— Танюш, принеси бумаги.

Я так и не верил в происходящее, но надеялся, что — со временем — поверю.

Дверь бесшумно открывается.

— Положи один контракт перед господином Сириным, другой — мне на стол.

Дверь бесшумно закрывается.

— Читай!

Я читаю, но все прыгает перед глазами. Поэтому я вряд ли понимаю до конца, что читаю:

«Настоящий договор между издательством „Отечественная литература“, в дальнейшем именуемое „Издатель“, и писателем Алексеем Сириным, в дальнейшем именуемый „Автор“…»

Я спорадически-спазматически глотаю чай, когда вижу цифру: 200 000 экземпляров.

— Нравится тираж?

— Безумно.

Сегодня в Империи пятьдесят тысяч считался громадным тиражом и был равен в соотношении бывшим полумиллионным тиражам.

— Ты как, готов подписать? Я готов.

Он привстал и взял ручку со своего стола. Я достал свою. Я все еще не верил в происходящее, но оно — происходило.

— Ты — первый.

Я расписался. Потом он.

— Вот и вся недолга. Расслабься ты, большое дело: издать книгу. Я простой издатель — простого издательства.

Мы оба понимающе улыбнулись.

— Джордж, я вам очень, очень благодарен.

Я встал, обошел и поцеловал его в щеку. Издатель обнял меня.

— Поздравляю, мистер Сирин. Ваш первый книжный контракт!

Я не стал ему говорить, что первый я расторг сегодня утром. Убив…

— У тебя есть ко мне как к издателю вопросы?

И хотя их был миллион, я задал один.

— Джордж, почему «Факультет»?

Мы говорили по-английски об издании романа не на английском языке.

— Я тебе открою секрет. Хочу, чтобы была полка, уставленная книгами, где написано обо мне. Ты живо пишешь, с натуры, и я знаю, что если стану твоим первым издателем, то рано или поздно попаду в твои писания.

Я улыбнулся невольно.

— Ты зря смеешься, я уже послужил прообразом в двух книгах, написанных женщинами. Но бабы писать не умеют, а ты — пишешь хорошо.

Я склонил голову. По этикету.

— Даже если бы вы не стали моим издателем, вы бы все равно попали в мои писания, Джордж. Вы слишком колоритная фигура. Персонаж.

Он с приятностью к себе — улыбнулся.

— На этом, Алексей Сирин, я с вами прощаюсь. Надо мчаться в министерство выбивать фонды. Чтобы издавать и американских писателей!

Как пел соловей!..

— Позвони перед отъездом, если не затруднит передать пару писем в США. Список книг составил?

Я вынул и положил на стол. Он бегло глянул.

— Хорошая подборка. Дай только время. К следующему приезду соберу. Но только…

— Естественно — заплачу, заплачу.

— Это ж не мое. Издательское, а расхищение народного добра…

Мне нравилось его чувство юмора. И уже в дверях я услышал:

— Привет актрисе и низкий поклон. Скажи: «идем заданным курсом».

Я откланялся.

На двадцать первом облаке я несся к Тае домой. Периодически поглядывая на пассажирское сиденье, где лежала белая с желтизной бумага, на которой черными буквами было напечатано:

«ДОГОВОР».

Я взлетел на четвертый этаж и затарабанил в ее дверь.

— Алешенька, что случилось?

— Я подписал контракт! Я подписал контракт!! Я подписал контракт!!!

И мы начали танцевать, как маленькие дети. Казалось, Тая не была удивлена. Как будто это ожидалось. В конце танца она почему-то смущенно отвела глаза, на что я не обратил никакого внимания.

— Я так рада за вас. Я вам предсказывала, что все будет хорошо, нужно только… время.

Я целовал ее лицо, которое до этого целовал редко.

— Представляете, в одиннадцать утра я расторгаю контракт с «СООК», а в два часа — подписываю договор с «Отечественной литературой».

— Вы отчаянный человек — разорвать контракт на собственную книгу.

Она смотрит мне в глаза. А там — любовь. Или мне кажется?

Она даже не спрашивает, какую книгу Джордж будет издавать. Как будто это само собой разумеется.

— Звонила ваша мама. Обрадуйте ее.

— Больше никто не звонил?

— Нет, а кто-то должен? — спрашивает кокетливо она.

Я думал, что они одумаются в «СО» и позвонят. Неисправимый мечтатель. После разговора с мамой я вешаю трубку и слышу голос актрисы:

— Мы должны это отпраздновать, немедленно!

— Хотите пойти в Дом литераторов? Я как бы теперь становлюсь имперским писателем — тоже.

— Мой писатель, у меня уже все накрыто на столе. И шампанское заморожено.

Я смотрю удивленно на подошедшую актрису. Она никогда не пила вина или шампанское. Она ничего не пила, кроме джина и водки — ради меня.

— Я предчувствовала. Я знала, что у вас все получится. Что придет ваш час.

Она открывает бутылку и наливает полные фужеры, которые я видел в доме у родителей. Меня трогает эта забота и деталь.

— За вас, мое солнышко, за вас, мой мальчик, чтобы у вас все всегда сбывалось!

Мы пьем до дна, она целует меня в губы. У нее очень мягкие губы.

— Можно подавать водку, мой господин? — спрашивает она с театральными интонациями.