Анаис Нин - Шпион в доме любви. Дельта Венеры

Половые органы были только у проституток. Он видел женщин такого рода в далеком детстве, когда братья брали его с собой в бордель. Пока братья спали с проститутками, он ласкал их груди и жадно сосал. Однако того, что находилось у них между ног, он боялся. На его взгляд это походило на большой, влажный и голодный рот, который, как ему казалось, он никогда не сможет насытить. Это заманчивое отверстие с губками, твердевшими от прикосновения к ним, отверстие, из которого, словно слюна из изголодавшегося рта, текла влага, пугало его. Женщины представлялись ему жадными и ненасытными существами, и он чувствовал, что его член исчезнет в них навсегда. У проституток, которых ему довелось повидать, были большие половые отверстия с широкими кожистыми губами и громадные ягодицы.

Где еще он мог удовлетворить свою страсть, как не с мальчиками, у которых не было этих опасных отверстии, с мальчиками, обладавшими такими же органами, как он, и потому не пугавшими его, и чьи желания он мог удовлетворить.

Итак, в тот самый вечер, когда Элена испытала влечение, которое пробуждало в ней его тело, он нашел решение своих проблем, мальчика, который давал бы выход его страсти без запретов, страха и сомнений.

Элена, не знавшая ничего о любви между мальчиками, ушла домой и проплакала всю ночь над его недосягаемостью. Она никогда еще не была такой красивой и чувствовала его любовь и восторг. Почему же он не притронулся к ней? Они сделались очень близки, когда танцевали, однако он нисколько при этом не возбудился. Что бы это могло значить? Что это была за тайна, и почему он ревновал, когда к ней подходили с предложениями другие? Почему он следил за юношами, которые хотели потанцевать с ней? Почему он сам не взял ее даже за руку?

И все же они оба очень много думали друг о друге. Элена значила для Мигуэля больше всех прочих женщин, и его стихи, его изобретения и душа принадлежали ей. Единственное, чего он не мог, так это относиться к ней эротически. Скольких мук она бы избежала, если бы знала об этом! Она была слишком деликатной, чтобы спросить его прямо, а он слишком стеснялся, чтобы заговорить первым.

И вот он был здесь, с прошлым, которое знали все, как бесконечную цепь интриг с мальчиками. Он всегда охотился за чем-нибудь новеньким и всегда был не в состоянии получить удовлетворение — такой же очаровательный, как прежде, и окруженный еще более ощутимым сиянием.

Элена снова почувствовала разделявшую их пропасть. Он не захотел даже взять ее под руку, хотя бы и загоревшую под летним парижским солнцем. Он восхищался ее нарядами, ее кольцами, звонкими браслетами и сандалиями, но не прикасался к ней.

Он ходил на психоанализ к одному знаменитому французскому врачу. Всякий раз, когда он двигался, влюблялся или с кем-то спал, с ним происходили приступы удушья. Ему хотелось изжить свою развратность, однако у него это никак не получалось. Влюбляясь в очередного мальчика, он чувствовал, что совершает преступление. Потом его мучила совесть, и он пытался искупить вину за свой поступок.

Теперь он мог говорить об этом и без стеснения излился перед Эленой. Это ее нисколько не уязвило, но напротив, освободило от собственных комплексов. Не понимая себя, он обременил ее своей холодностью по отношению к женщинам. Он сказал, что дело тут в ее интеллигентности и что интеллигентные женщины, смешивающие литературу и поэзию с любовью, парализуют его. А кроме того, что иногда проступавшее в ней мужское начало и предупредительность его пугали. Тогда она была еще такой юной, что поверила в это и приняла как данное, что стройные, умные и предупредительные женщины не обладают привлекательностью.

Он, например, говорил:

— Если бы ты была просто очень пассивна, делая все, что бы тебе ни сказали, и была очень, очень равнодушной, я, быть может, соблазнился бы тобой. Однако я всегда чувствую, что ты, как вулкан, вот-вот готовый извергнуться, страстный вулкан, и это меня пугает.

Или:

— Если бы ты была просто проституткой и я бы чувствовал, что ты не слишком расчетлива или критична, может быть, я бы тебя и захотел. Однако я всегда чувствую то, как ты на меня смотришь, и понимаю, что ты будешь меня презирать, если я не смогу тебя удовлетворить или вдруг окажусь импотентом.

Бедная Элена годами не обращала внимания на мужчин, которых привлекала. Поскольку Мигуэль был единственным, кого она хотела соблазнить, ей казалось, что только он и может доказать силу ее привлекательности.

Мигуэль познакомил Элену со своим любовником, Доналдом, потому что ему хотелось поболтать и с другим человеком, а не только с психиатром. Увидев Доналда, она сразу же полюбила, как ребенка, как «enfant terrible» [23] Ужасное дитя (фр.). , развратного и опытного.

Он был красив, с египетской внешностью и развевающимися волосами, как у долго бегавшего ребенка. Иногда он производил впечатление маленького из-за своих мягких движений, однако когда вставал на ноги, стройный и подтянутый, то казался высоким. Глаза его были устремлены куда-то вдаль, а говорил он без пауз, как спиритический медиум.

Элена была так им очарована, что стала получать тайное удовлетворение от отношения к нему Мигуэля — поскольку таким образом она как бы тоже оказывалась вместе с ним. Она видела в Доналде женщину, за которой ухаживает Мигуэль, влюбленный в его юношеский шарм, в его длинные ресницы, короткий прямой нос, совершенную форму ушей и сильные мальчишеские руки.

Она видела в Доналде близнеца, который говорил, как она, и использовал ее манеры. Он был одержим теми же словами и чувствами, что и она. Он все время говорил о том, как его поглощает любовь, о самоотречении и о том, чтобы защищать других. Слушать его было для Элены все равно что слушать свой собственный голос. Отдавал ли Мигуэль себе отчет в том, что любит ее близнеца, что Доналд — это Элена в облике мальчика?

Когда они на мгновение оставались сидеть вдвоем за столиком в кафе, их устремленные друг на друга взгляды выражали узнавание. В отсутствии Мигуэля Доналд переставал быть женщиной. Он приосанивался, смотрел ей прямо в глаза и говорил о том, какую поведет насыщенную и захватывающую жизнь, и что Мигуэль отнюдь не тот отец, который ему нужен — Мигуэль слишком юн для этого, такой же ребенок, как и он сам. Мигуэль мог бы найти для них рай, пляж, на котором они день и ночь без помех занимались бы любовью, рай ласк и обожания. Он же искал нечто другое. Ему хотелось испытать любовь, которая была бы адом, где нашлось бы место страданиям и сопротивлению. Он хотел быть Дон-Кихотом, который низвергает чудовищ и побеждает врагов.

Когда он заводил речь о Мигуэле, на лице его возникало то же выражение, которое появляется на лице женщины, соблазнившей мужчину, выражение тщеславного удовлетворения. Торжествующая, неуправляемая душа радуется своей силе.