Александр Попов - 54 метра

Здешние собаки ненавидят людей. Но и это вполне объяснимо. Они такие, потому что их бросили те, кому они так доверяли. Их бывшие хозяева, офицеры и прапорщики, получили квартиру на «большой земле» и уехали навсегда. Они не взяли их с собой (вдумайтесь), потому что билет на поезд и теплоход для собаки, прожившей с ними долгие годы, стоит «как на взрослого человека». Они предпочли им лишнее перевезенное кресло или шкаф. СУКИ! Я сам видел, как это происходит. Они оставляют им на холке ошейник, за который их держат матросы, когда та рвется за хозяином на теплоход. Он, хозяин поворачивается на трапе и успокаивает собаку. Он вкрадчивым ласковым голосом говорит, что вернется. Он говорит это, чтобы та успокоилась. Он приказывает ей сидеть.

Странно, но собаки все понимают и не успокаиваются, но выполняют команду хозяина, потому что их так учили. Только начинают тихонько и жалобно скулить. А потом они приходят и встречают каждый теплоход, обнюхивая каждого пассажира. Они ходят по гарнизону, роясь в помойках, и снова прибегают на причал, откуда отошел теплоход с их хозяином. Они стоят на нем, когда белый корабль только заходит в гавань, как будто усмотрели его издали. Они надеются, что он вернется, он же обещал. Пес уткнется в ноги и завиляет хвостом, показывая, как сильно его ждал. Но он не возвращается. Проходят дни и месяцы, а его нет. Он ведь держал его на руках еще щенком. Он чесал его за ухом. И играл с ним.

«Он не мог предать меня! Нет! Не мог! Этого не мог сделать мой хозяин!» — мысленно убеждает себя пес, которого всю жизнь учили верности, и он не понимает значения слова «предать». И потом боль осознания этого слова приходит к собакам, выворачивая их наизнанку, сбивает их в стаи, которые ходят возле гарнизона, иногда его навещая, чтобы сходу напасть на ребенка или взрослого, чтобы поесть. В отличие от волков, они нападают сходу, и злоба, пришедшая на смену доброте, переносится в их клыки. Стаи породистых собак в ошейниках бродят по заброшенным домам и все равно прибегают на причал, но уже реже, потому что время от времени их отстреливают люди, ведь отрубленная и предъявленная собачья голова стоит триста рублей. Пуля прекращает внутреннюю собачью агонию. А уцелевшие псы вконец дичают и пропитываются искренне заслуженной ненавистью к людям. Я сам видел, как собаки молча плачут, сидя на конце причала, и из их влажных глаз текут соленые слезы. Помню, как один пес, здоровенный черный водолаз раскидал матросов, прыгнул в воду с причала и поплыл вслед за теплоходом, барахтаясь в ледяной воде. Он плыл, пока у него были на это силы. Но на выходе из залива силы оставили его, и он утонул. Люди делали ставки и спорили, «докуда доплывет», а мне «что-то в глаза попало». И я тер их, чтобы скрыть свои слезы…

Я вдыхал терпкий табачный дым, когда с криками и руганью капитан, поеживаясь, вылез из нагретой кабины.

— Кто?!! Кто?!! Кто вам разрешил стоять?!! А ну быстро работать!!!

Его глаза горели тупостью и чем-то еще, что никак не могло гореть в глазах «человека разумного».

— Это я сказал им остановиться, товарищ капитан. Вы куда-то исчезли, и я принял командование на себя. Перерыв объявил, — вступил в дискуссию я.

— Старшина Попов!!! Вы не много ли на себя берете?!! Никаких перекуров, я сказал!!! Вам что-то не понятно?!! Быстро работать!!! — последнее было обращено в сторону трех матросов.

— Стоять на месте! — крикнул я в их сторону, увидев, как те учащенно стали затягиваться и бочком двигаться к кораблю. Блин, ну что за люди такие? Неужели лучше смолчать и тупо выполнять распоряжения какого-то осла? Лишь бы не ругаться?

— Ты оборзел?!! Ты под трибунал захотел?!! — заорал Петров и дико завращал глазами, как волшебник Гудвин, принявший облик огромной головы. — Ты что?! Не знаешь, что неподчинение — это статья?! Я тебя во время боевых действий бы пристрелил!!! — продолжил он, зачем-то почти прислонившись к моему лицу своим. Так близко, что замерзший запах из его рта попадал в струю теплого воздуха из моего носа и, оттаяв, застревал где-то у рецепторов, определяющих запах как «КАКА».

— Из пальца, что ли, застрелишь?! — хмыкнул я. — И с каких пор выпускникам строительных вузов дают оружие?! Да если бы не военная кафедра, ты бы здесь не стоял! Что ты знаешь о военной жизни, если сразу стал начальником?! Ничего!

— Да я тебя сгною!!! — заорал он.

— Ты не первый!!! — заорал я.

Нам обоим приходится орать из-за ветра и стона и скрежета корпуса корабля.

— И вообще, я могу не выполнять твои приказы, если они расходятся с законодательством нашей страны! Даже если мне так кажется! А законность данных действий я как бдительный патриот ставлю под сомнение! — высказал я ему.

— Умник?!! Умник?!! Ты умник?!! — орал ошеломленный капитан, обдавая меня быстро замерзающими брызгами слюней изо рта. Мои мысли: «Как бы не простудился и не помер, а то телеграмму пошлют. А в Казахстан дорого слать — заграница».

— Откуда ты такой умник?!! Где нахватался?!! — начал беспорядочно вздымать руки капитан, как будто пытался улететь. Но это походило больше на пингвиний брачный танец.

— Устав читал, товарищ капитан!!! — и, подняв с причала охапку меди килограмм на двадцать, швырнул ее в бушующие воды Баренцева моря.

— Ты… Ты… Ты… Ты… — не находил что сказать Петров, проследив свободное падение металла до конечного «БУЛТЫХ». — Ты… Ты… Ты… АХУЕЛ!!! — все-таки нашел красочный эпитет капитан (молодец какой). — Ты теперь бабок должен, понял?!

— Нет, не должен. Солдат срочной службы не имеет материальной ответственности. Хотя в любом случае можете попробовать удержать сумму из моей зарплаты, и я подам на вас в военную прокуратуру жалобу. Мне-то терять нечего, а вот вам все мозги вынесут за такие поборы. Вы бы почитали эту книженцию, товарищ капитан, это вам не сиськи мять!!!

— Пиздец тебе, Попов!!!

— Посмотрим, товарищ капитан! Думаю, у вас нервов не хватит!

— Хватит, обещаю! Хватит!!!

Наверное, так бы долго продолжалось, если бы ни следующие события. Ветер в очередной раз толкнул в борт корабль и начал давить прочь от пристани. Канаты, десятилетиями державшие его на привязи, натянулись до предела. Порыв не утихал, давя на судно с постоянным мощным усилием. Я стоял лицом к кораблю, поэтому сквозь снежный буран увидел, как на конце каната, привязанного к кораблю, стали взлохмачиваться синтетические волокна. Звук такой, словно тонкую жесть трясут в воздухе, со свистом иногда поворачивая ее ребром к ветру. Канат начал рваться. Моя жизнь, как в кино, не собиралась проноситься перед глазами.

БАХ!!! — КамАЗ согнуло пополам и откинуло в сторону на несколько метров. Будто и не грузовик, а фигурка оригами. Водитель, в доли секунды выскочил из кабины и убежал куда-то в заснеженные сопки. Корабль, оставшись на привязи одного каната, стало разворачивать. Одной рукой, прижимая не без удовольствия лицо мычащего (слишком сильно прижимаю) капитана к железу причала, я на миг высунулся за небольшой бортик. Этот бортик вряд ли бы помог при прямом попадании в него, потому что был полым и использовался как направляющая для высоковольтных кабелей. Но он создавал некоторое чувство мнимой защищенности. Корабль очередным сильным порывом относило в сторону и натягивало канат, как резинку рогатки. Треск стоял такой, будто рвали гигантскую половую тряпку.