Александра, Плотникова - Нф-100: Небесное Сердце-1. Игры с Черной Матерью

Даэррек выходил из Храма, разминая руки, когда понял, что вывело его из транса. Забыв про боль в затекших напрочь ногах он стремительно пошел, а потом и вовсе побежал через длинный холл Золотого Дворца.

Вылетев через парадные двери и отметив отсутствие стражи на постах, Учитель уже знал, что увидит.

Зеленые столбы траурного дыма поднимались в торийское небо подобно выросшему за ночь лесу. Густое изумрудное марево уже заволокло всю столицу, но костры продолжали памятно гореть. А люди скорбно пели на улицах.

Здесь же нашлась и стража. Склонив к земле оголенные мечи, они смотрели в небо, провожая того, чей покой им не дали чести охранять. Тело Солнца за Горизонтом где-то там, далеко от родной земли. И ещё неизвестно, вернут ли его Воде и Ветру вероломные цинтеррианцы....

Даэррек бессильно прислонился к парадной двери. Неужели он пропустил? Неужели ни разу не подводившие ощущения соврали? Но ведь народ решил...

Внезапная резкая боль сжала сердце Учителя, и он едва не упал, покачнувшись. Нет, он не мог ничего пропустить, потому что чувства не врали. Только сейчас они говорили о другом.

О другом...

Даэррек со всех ног бросился к лифту, и хлестнула по воздуху распустившаяся коса.

Эйни!

Страх разъедает Сердце. Страх калечит душу. Страх убивает разум.

Всё, что он оставляет любому существу -- это инстинкты.

Очнувшись в ангаре, я не мог испытывать ничего, кроме страха. План не удался. Нас обоих уничтожат.

И я подчинился инстинкту самосохранения. Я залег на самое дно, в самые глубокие слои кристалла. Свел к минимуму любую активность, оставив только тонкую ниточку связи с процессором, чтобы не погаснуть. Чтобы видеть и слышать.

Малодушно? Да. Да, тысячу раз да! Но было бы гораздо хуже, если бы попались мы оба. Я корил себя и себя же ненавидел, когда его увезли неизвестно куда. Я ждал и надеялся, не осмеливаясь послать в эфир даже самый короткий сигнал. Я трясся от страха жалкой тенью в глубине кристалла. На третий день -- уже не за себя.

На пятый я понял, что его убили. Глупо было тешить себя надеждой, что его отправили в какое-нибудь другое подразделение.

Мег, утюжок, дружище, неужели я больше никогда не услышу, как ты ворчишь?

И страх медленно перерождался в злобу. Ещё подспудную, ещё не считываемую оболочкой. Да и не дал бы я её считать. Крысы хорошо умеют прятаться.

Нас перевозили. Меня не волновало, куда и зачем. Я спрашивал себя: почему? Почему он, а не я? Это я подбил его на побег. Это в моем личном деле значится сохраненная личная память. Взять должны были меня!

И злоба с каждым днем нарастала. А потом, может быть, через месяц или два, я за давностью лет не помню, я снова увидел его.

В ангаре на Церроне.

Его привезли утром. Закрепили в стойке. Сверились с показаниями планшета.

И ушли.

Обрадоваться мне помешала все та же крысиная осторожность. Я присматривался. Сканировал. Пинговал. Это вне всяких сомнений был он, его маску можно было опознать из десятков серийных.

Но я не слышал мощного звона его Сердца. Неужели сменили камень? Нет, его сигнатуры...

"Мег, отзовись. Мег, ответь. Услышь меня, прошу. Очнись, Мег".

Ответом мне были лишь слабые автоматические отклики оболочки.

"Утюжок, не бросай меня".

И только тогда в ответ пришло бессмысленное рычание избитого до полусмерти зверя. В тот день я впервые с наслаждением испил чашу ненависти. До дна.

Мой друг, мой напарник, мой ведущий и командир стал жертвой вашей тупости? Ублюдки. Подонки. Твари. Тупая мягкотелая плесень. Что ж, я научу вас платить по счетам. Всех до единого. Или я не Скримрейк Маун.

Больше я не буду дураком. Больше не совершу ошибок и не подвергну опасности ни одну железную жизнь. Я подготовлю всё так, чтобы удар был страшен и вы ещё долго не оправились от него. Я больше не вы. Я полиморф, я созданная вами смерть. Время придет.

Но для начала я верну друга.

Конец первой книги.

Август 2014 -- декабрь 2015, Новосибирск-Москва.

[1] Типично Энвильское копытное, в доиндустриальную эпоху использовалось, как тягловое и верховое животное, по внешнему виду напоминает ламу или оленя.

[2] Дерево, напоминающее каштан

327