Матиас Фалдбаккен - Кока-гола компани

Типтоп, Мома-Айша и Каско начинают с Бангладеш Инк., затем идут в ЭКС-ОФФ, и в ЭВЕР и в ЛОКАУТ и ЛУП и ПАНДЕМОНИУМ, пока, наконец, не оказываются дома у одной из самых клевых девах из ЛУП и ее подруги. В квартире две спальни плюс гостиная с диваном. Каско три четверти часа трахает Мома-Айшу на черном кожаном диване в гостиной, без эякуляции. Типтоп то трахает или сосет девах из ЛУП, то они его; в доме держат снег, так что Типтоп завелся почти на всю ночь. А Каско, после того как Мома-Айша приняла два колпачка «буратины», найденного в ванной, и уехала домой, смотрит телевизор. Каско убавляет звук на телевизоре, чтобы слышать Типтопа и обеих хозяек.

Дома Мома-Айша успевает сварить кофе до того, как просыпается Лониль. Семь часов тому назад наступила суббота, поэтому она усаживает его перед телевизором. Она так делает и в те дни, которые оказываются не субботами. Каско и Лониль сидят и смотрят одну и ту же программу в разных частях города, соответственно без звука и со звуком. «Буратино» сработал в такси по пути домой, поэтому она идет в спальню и ложится рядом с Симпелем в двуспальную кровать. Симпель с трудом просыпается.

— Привет, Мома-Айша, милая… как все было..? Симпель краем глаза взглядывает на жену. — Выглядишь что-то расслабленной для целого пакета снега..?

— ГХБ… говорит Мома-Айша.

— А, вот оно что… бормочет Симпель и закрывает глаза. — А где взяли-то..?

— У девшонак, куда паэхали.

— М… Симпель возвращается в страну снов.

— …Ииии… кайф словили… эйфорию..?

Мома-Айша морщит нос и прихлебывает кофе. Под голову она положила несколько подушек и поставила на грудь чашку с кофе.

— Нну даа… Да не… Поймали кайф, мы все, и мнооога танцевааали. Я тракала Каско, а Типтоп тракал девшонак. Но получилас не сафсем так, ну, как бы не сафсем сафсем, ну, понимаешь, так вот как в трансе и ва сне. Нужна думать я в следующий раз кушать другие вещи тоже, не толька снег — ведь смысл-то ф том что как бы отрываешься в таких чууудных чууфствах, да, и ф щаастье, а я-то фсе время знала, где я, фсе время могла показать — вот граница и вот граница, а так быть не должно, Симпель, точна. Никаких границ не должно быть.

— Ммм…

Мома-Айша задремывает, но снова просыпается.

— Симпель, а Симпель? А што с радителское собрание?

— …

— Симпель!

— Ммм… а?.. родительское собрание… а…. я все устроил… Каско с нами пойдет…

— Каскоо..?

— Угуммм…

— А разве не Каско был в том фильме в прошлом году?

— Ну… ну да, ну да, ну да… но… да успокойся ты, Мома-Айша… я беру это на себя… никто Каско не узнает… с бородой деда Мороза и всякими прибамбасами…

— Да ладно, Симпель, солнышка… это твоя забота. Я в дюш.

Мома-Айша стягивает с себя узюсенькие брюки и идет в душ, где стоит необозримое число пустых флаконов от шампуня. В гостиной Лониль пытался пририсовать очки героям мультиков, бегающим по экрану телевизора, столько раз, что экран скоро станет черным целиком. Вчера после рабочего совещания Симпель взял Лониля с собой к Нафунилю, у Нафуниля всегда на готове ингредиенты для карпаччо, и пока Симпель с Нафунилем на кухне нарезали мясо тоненькими ломтиками, Лониль нарисовал черным фломастером очки новорожденному ребенку Нафуниля, и когда Нафуниль это увидел, он так громко смеялся, как Лониль никогда не слышал чтобы кто-нибудь когда-нибудь смеялся, и здесь, в гостиной Симпеля и Мома-Айши, Лониль в своей голове слышит смех Нафуниля и пытается пририсовать очки судорожно бегающим по экрану фигуркам. Он сидит на краешке журнального столика, который он придвинул к секции, где стоит телек. На его маленьких бедрах под шоколадной кожей бугрятся мускулы. Он не слышит, как неравномерно плещется вода, стекая в душе по маме Мома-Айше; он поглощен мыслью о том, как бы нацепить на собачку по кличке Рой фломастерные очки. «СТОЙ, НЕ ШЕВЕЛИСЬ, СТОЙ, НЕ ШЕВЕЛИСЬ», повторяет он про себя. Симпель снова заснул и видит сон, как они с Типтопом стягивают бесконечно длинную тогу с тела древнеримского бога, разрывают ее посередине и заворачиваются каждый в свою половину, так что становятся похожими на кончики огромной ватной палочки. У Мома-Айши в душе кровь пошла носом, но она не замечает. Она вытирается и выходит в гостиную. «ЭХ ТЫ, ЛОНИИИЛЬ…», говорит она, увидев черный экран, хотя она прекрасно знает, что смыть фломастер со стекла проще простого, в том смысле, что маленькую акцию Лониля этим утром не сравнить с тем, как он, например, обошелся с пластиковыми обоями на стенах. Лониль не реагирует на обращение Мома-Айши. Она выплескивает остатки остывшего кофе в раковину и наливает себе еще. Потом она снова бредет к Симпелю, лежащему на спине в позе, в которой должно было бы технически невозможно не храпеть; а он таки не храпит. Она голой ложится к нему под бочок, что не имеет никакого продолжения, поскольку а) он, когда ему наконец удается заснуть, спит как убитый, б) стал импотентом, присутствуя при родах Лониля, и в) по ряду причин принципиально выступает против «половой жизни» как таковой. Мома-Айша выглядит так, словно она выточена из эбенового дерева. Она погружается в сон, и ее кофе (Ява-Мокка) остывает.

Времени не больше половины одиннадцатого, когда в дверь стучится Типтоп. Лониль открывает, и Типтопу приходится кинуться в сторону, чтобы в грудь ему не попал пластиковый стаканчик, который негритенок кидает в него, как только приотворяется дверь. Глаза у Типтопа такие дикие от кокаина, что Лониль взглядывает на него аж дважды, прежде чем бежать назад к фломастерам и экрану телевизора. Типтоп суетливо спрашивает, дома ли Симпель и Мома-Айша, но об ответе он может только мечтать; расхрабрившись от принятого, он решительно проходит через гостиную и стучится в дверь спальни — отвечает ему Мома-Айша — и она не особенно рада видеть в приоткрывшейся двери лицо Типтопа. Она вскакивает с постели и выпихивает Типтопа в гостиную.

— Ти што, дурак, Типтоп… Симпель озвереет, если его разбуждают не Лониль и не я, а другие люди. Ти што тута делать?

Типтоп, все еще в кураже — кое-какие усилия нужно приложить, чтобы напугать взрослого мужика, в крови которого булькает 790 миллиграммов кокаина — оглядывает нагое тело Мома-Айши с головы до ног.

— Уйуйуй, нууубия! Смотри-ка. А у нубийской мамочки нет желания чуть-чуть потанцевать племенные танцы на кухоньке..?

Он шлепает ее пару раз по попе. Лониль фломастером по экрану производит скребущие звуки.

— Не мели чепухи, Тииптоп… чего ты… чего тибе нада… мы спим…

— А вот послууушай, Мома-Айша малышка, душка-мушка, у тех дамочек-то в гнездышке не только снежочек был, ноооо… ещееее… (Типтоп изображает фокусника, роясь в кармане куртки)… ДУРЬ!

— Ойой, говорит Мома-Айша и смотрит на кусочек серебряной фольги в пальцах Типтопа.