Матиас Фалдбаккен - Кока-гола компани

Дома на Петерсгате Берлицу нет покоя. Добившись перед видеоэкраном трех мощных семяизвержений, он вернулся мыслями к отсутствию Моники. Не то чтобы его сильно волновало, в смысле длительности, дома она или нет. Дело, скорее, в том, что Берлиц и его жена достигли той стадии в супружеской жизни, когда, что бы ни задумал сделать или сказать один, до безумия раздражает второго. То, что Моника отсутствует, проводя время с другим мужчиной — галеристом — (Берлиц, говоря по телефону, чутко уловил энтузиазм в ее голосе), он использует как повод для того, чтобы, когда она вернется домой, обвинять ее и ссориться и вопить. Он заготавливает фразы, которые хорошо звучат в форме выкриков, например: «СТОИТ ТОЛЬКО МИРУ КУЛЬТУРЫ ВИЛЬНУТЬ ХВОСТОМ, И ТЫ УЖЕ ШИРЕ ВАРЕЖКИ И НА ВСЕ ГОТОВА, ТАК?», и «ЧТО Я, ЧЕРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ, ДОЛЖЕН ДУМАТЬ, КОГДА ТЫ ПЬЯНАЯ ШЛЯЕШЬСЯ С ПОХОТЛИВЫМИ ГАЛЕРИСТАМИ!?!», и «АХ ТАК, ВОТ И КАТИСЬ К СВОЕМУ ПОХАБНОМУ ГАЛЕРИСТУ И СОСИ У НЕГО ХЕР, ЕСЛИ ОН ТАК ДЛЯ ТЕБЯ МНОГО ЗНАЧИТ!», и т. п. Берлиц смотрит на часы. Скоро одиннадцать. Он раздумывает, не запустить ли В РАЗГАРЕ ЛЕТА еще разок; есть в этом видеофильме одна сцена, которая его здорово зацепила — он уверен, что в сцене у бассейна, с двойными дильдо, девчонки по всамделишному доходят до исступления — но опасается, что Моника в любой момент может вернуться. На его памяти Моника не возвращалась домой позже двенадцати. Придется на этот раз оставить В РАЗГАРЕ ЛЕТА на полке. Потом ему приходит в голову мысль достать рабочие материалы, чтобы когда Моника придет, он казался порядком углубившимся в них и заброшенным. За долгие годы он наработал уйму уловок, направленных на пробуждение мук совести, и не упускает случая использовать их на практике, так что Моника, приходя домой, не может не осознать полной своей никчемности (и наплевательского отношения к мужу). Теперешняя ситуация предоставляет типичный повод для выяснения отношений: одна где-то с незнакомым человеком. Поздно вечером. В будний день. Ему пришлось ужинать в одиночестве. Культурная работа в сопоставлении с пользой. Очевидно, не обошлось без алкоголя. Когда она заявится домой, то наверняка будет веселой и оживленной. И так далее. Берлиц достает несколько папок с бумагами, пару тетрадей, и кладет их раскрытыми на стол в гостиной, организуя рабочий беспорядок. Потом он идет к дивану и усаживается перед телевизором. Он уже раньше это опробовал: когда во входной двери поворачивается ключ, у него имеется по меньшей мере десять секунд на то, чтобы выключить телевизор, обогнуть стол и сесть, ссутулившись и вперив взор в папки и книги и листки с материалами по детской психологии. И из своей ссутуленно-вперенной позитуры он может оторвать глаза от книг и поверх очков посмотреть на нее тщательно отрепетированным удрученным и раздраженным взглядом. И Моника остановится в дверях, чувствуя, как веселость и оживление покидают ее. И намерение Берлица осуществится. Не надо даже будет ничего говорить. Его мерзопакостная харя скажет больше, чем могут сказать тысячи гадких слов.

Но сегодня вечером этому не суждено сбыться.

Айзенманн поддался на уговоры купить прибор ОРЁЛ I. Герреро выкатил перечень аргументов, слушая которые ему оставалось только кивать и соглашаться. (Смотри, ты получаешь: > Гарантия на год > Облегченный вариант из алюминия или нержавейки, изготовленный резкой на станке CNC > Миниатюрный прецезионный офсетный индукционный моторчик > Постоянное подключение к источнику питания > Низкая рама, позволяющая использовать любые существующие типы насадок и все самые распространенные типы игл длиной от 5¾ дюймов или менее > Автоматически смазывающиеся молоточки из металлического сплава > Прямая передача в управлении молоточками (включение-выключение напрямую, игла не застревает > Облегченный силовой провод, без провисания > Настройка кулачков и скорости работы под насадки любой длины — простота в использовании! На ОРЛЕ I и порешили, плюс к нему дополнительное устройство СВОБОДА II — Компактный прецезионный источник энергии. Татуировочной машинки проще и легче не найти, так Айзенманн понял из слов Герреро. Симпель в технике не особо силен. Но это у него должно получиться сравнительно безболезненно. На то, чтобы смонтировать машинку, у него уходит не больше двадцати минут. Руководство по эксплуатации простое и понятное. Единственная настоящая закавыка во время сборки случается, когда один из картриджей с краской лопается из-за того, что Симпель пытался засунуть его не тем концом. В результате этой незадачи вдоль грудины, до самого подбородка, тянется кроваво-красная полоска. Две минуты отъявленной ругани, и все забыто. К счастью, к машинке прилагается несколько картриджей с красной краской.

Симпель перекатил Монику на спину и задрал кверху все бесчисленные слои джемперов и текстилей или чего там еще, во что она была обряжена, добравшись, наконец, до кожи ее дебелого пуза. Сейчас он верхом сидит на ней и, ссутулясь, трудится над красной Д. Он притащил из уборной подтирочной бумаги, на том участке, где он уже сделал татуировку, проступают капельки крови, и время от времени он подтирает смесь крови и красителя, чтобы видеть, что делает. Техника работает безупречно. Будто рисуешь цветными мелками по плохо поддающейся поверхности, думает он. Сначала он наносит контур буквы, потом заполняет его красителем. «Я уж тебе твое духовное нутро спиртиком-то разведу!» подмурлыкивает Симпель себе под нос, а игла ползет себе по жирному животу Моники Б. Лексов. Его голос заглушается резким жужжанием привода. Симпель счастлив. Еще со времен ТРАМ БАМ ничто для Симпеля не может сравниться с делом. «Я дело делаю, я работаю к чертям собачьим, я дееело делаю, да, прольются слезы, радость и энтузиазм как ветром сдует, ты поплатишься за то, что за тобой стоит, Моника», знай себе напевает он. За работой он успокаивается. На какое-то мгновение улетучивается тяга к ксанаксу. Сердце его бьется ровно. Никакой кислой отрыжки. Он нет-нет, да и покурит. Потом трудится дальше. Напевает. Разглядывает сделанное. Работает с усердием. Критически прищуривается. Сделав пять букв, он меняет красный краситель на черный. Высота букв составляет примерно шесть см, толщина — полтора см. Заменяя картридж, он разглядывает то, что написал. Пока еще написано только ДУХОВ. Он собирался набрать слово довольно строгим фонтом Arial, но в результате буквы кажутся значительно более доморощенными. Если же вспомнить, что все делается от руки, то вовсе не так и плохо. Чтобы Моника Б. Лексов перестала храпеть, он повернул ее ряшкой на бок. Мерзкая храпящая сонная харя — единственное, что способно лишить его радости от исполнения данной акции. Моника разевает пасть как-то набекрень, и на вышитую подушку стекает слюна. Симпель старается не смотреть на нее. Зазвонил телефон, звонят долго. Потом небольшая пауза. Потом опять звонок. Звонки то прекращаются, то снова идет трезвон довольно долгое время. Кто это может быть, Симпелю ясно как день. Прежде чем начать рисовать черным, он отирает кровь и красную краску с ее живота. Чтобы завершить надпись НОСТЬ, ему требуется добрых два с половиной часа. За это время супруг, отец двух детей и детский психиатр Берлиц успел так распалиться из-за того, что Моника сильно припозднилась, а трубку никто не снимает, что он напялил пальто и отправился в студию с целью застукать ее за тем, что, он уверен, окажется бурным половым актом. Он не готов сам для себя сформулировать мысль, что он буквально радуется тому, что застигнет жену с потрохами отдавшейся другому мужчине, но что-то в его рьяной агрессивности и бодрой походке подсказывает, что грядущий конфликт в определенном смысле окажется желанным. Когда он добирается до ТЕКСТИЛЯ 16, времени почти три часа ночи. Когда Берлиц сначала начинает дергать ручку двери в надежде ввалиться прямо к занимающейся любовью парочке, затем начинает как сумасшедший колотить по двери студии, Симпелю остается Ьв части НОСТЬ. Симпель копается еще добрых пять секунд после того, как начался стук, потом отключает татуировальную машинку. Ну, умерла так умерла. Глухой бы только не услышал, как жужжит машинка и как потом там возится Симпель. Да и звукоизоляция стен в студийном комплексе хибарного типа оставляет желать. Посидев немножечко спокойно и послушав, как Берлиц барабанит в дверь и рычит (Я ЗНАЮ ЧТО ВЫ ТАМ! Я ВАС СЛЫШАЛ! МОНИКА! ОТВОРЯЙ К ДЬЯВОЛУ! ВЫХОДИ, МОНИКА! ВЫХОДИ К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ, ГОВОРЮ Я ТЕБЕ! Я ТАК И ЗНАЛ, ЧТО ТЫ ТРАХАЕШЬСЯ С ДРУГИМИ МУЖИКАМИ! ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ! ДАВАЙ ВЫХОДИ! и проч.), Симпель не желает слышать больше.