Матиас Фалдбаккен - Кока-гола компани

Неожиданным оказался конец четверти для 2А класса Самой средней школы. Явившийся без приглашения гость использовал праздник елки в качестве вечера знакомств — и клюнула на него мать-иммигрантка.

Текст: Пол Хельге Рейтан

В этом году на празднике по случаю окончания четверти и рождества знакомый одного из родителей воспользовался моментом, чтобы заняться собой любимым. Праздник, задумывавшийся как последнее совместное мероприятие класса в уходящем году, быстро выродился в сексуальную вакханалию.

Оральный секс

Собравшиеся за рождественским столом родители с детьми веселились, не ожидая подвоха. Никто не подозревал, что незванный гость явился, чтобы закадрить какую-нибудь бабенку. Хватило всего нескольких минут, пока супруг матери-иммигрантки отвлекся на что-то — и вот оно, злоумышленник уже на втором этаже с намеченной жертвой. Когда хозяин дома, тележурналист Роберт Еглейм обнаружил «голубков», мужчина уже вовсю практиковал с матерью двух детей оральный секс.

Организаторы акций

— Я как раз углубился в крайне занятный разговор с другом этого мужчины, отцом одного из учеников класса, когда моя жена поставила меня в известность о том, что кабинет превращен в любовное гнездышко, усмехается Еглейм. Вооружившись компактным фотоаппаратом, он поспешил наверх, а там и в самом деле подготовка к рождеству развернулась во всей красе.

Отец ученика и его друг, по словам Еглейма, оба являются участниками группы, организующей акции протеста. Подробностей Еглейм не хочет раскрывать. Он утверждает, что не хотел бы создавать людям неприятностей.

Отец ребенка только что рассказал мне о своей деятельности в составе чрезвычайно необычного предприятия, основным направлением в работе которого является подготовка и осуществление различных акций. Не исключено, что и инцидент с сексом тоже является звеном в цепи таких акций, говорит Еглейм, утверждая также, что мы наверняка еще не раз услышим об устроителях этой акции.

Потасовка

Когда супруг матери-иммигрантки, тоже по происхождению иммигрант, пронюхал о том, что происходит на втором этаже, едва не завязалась потасовка. Чтобы злоумышленник со своим другом и сын последнего, ученик этого класса, смогли покинуть помещение, избежав физической расправы, пришлось призвать добровольцев из числа присутствовавших на празднике родителей, которые и удерживали пострадавшего.

— Мы со своей стороны не собираемся подавать в полицию заявление о случившемся. Заводить ли полиции дело или нет, должны решить пострадавший и его супруга. Насколько я мог судить, в данном случае ни о насильственных действиях, ни о принуждении речь не шла, улыбается Еглейм.

Ненаказуемо

Следователь полиции Маркус Орвик считает, что занятие сексом за закрытыми дверями, даже и во время праздника елки, не является наказуемым деянием.

Какие бы выкрутасы народ ни устраивал у себя дома или в гостях, нас это не касается. Мы не собираемся расследовать это происшествие, пока к нам не поступит заявления об этом, заявил Энг.

Ни от госпожи иммигрантки, ни от ее супруга вчера вечером комментариев получить не удалось.

Рядом со статьей напечатаны два снимка. На одном из них Симпель, снятый со спины, как раз выпускает из рук лацканы пиджака Хассана. Лицо Хассану замазали. Его рука, только что нанесшая чувствительный удар по костяшкам пальцев Симпеля, отведена влево. На заднем плане угадывается Каско со спущенными до колен штанами, его лицо тоже расфокусировано. С самого краю на фото попала и попа матери Султана. На другой фотографии Каско только что уложил Хассана на спину после того, как Хассан врезал своей жене; видно ее половину, как она лежит на рабочем столе Роберта. По фотографии можно разглядеть, что Каско еще не застегнул брюки как следует, редакция замазаила как изображение его лица, так и маленький кусочек в паху; под растровой сеткой, закрывающей пах, совершенно очевидно просматривается цвет кожи, что означает, что когда он повалил Хассана на пол, болт его вовсе не был заправлен в штаны. Под картинками напечатан следующий текст: Потасовка: Когда супруг на рождественском празднике обнаружил свою жену в горячих объятиях незнакомого мужчины, завязалась потасовка. Автором снимков назван Роберт Еглейм.

— ЕБ ТВОЮ МАТЬ, НЕ ТЫ ОДНА ЗНАЕШЬ, КТО ЭТО! вопит Берлиц.

— Это что значит? Ты знаешь, кто это? спрашивает Моника.

— ДА УЖ ЕБ ТВОЮ МАТЬ, Я ЗНАЮ, КТО ЭТО! вопит Берлиц.

— Правда знаешь? Правда знаешь? повторяет Моника и разражается слезами, потому что перед ее глазами встают картины того ужасного вечера. В принципе Симпель имеет вполне обыкновенную внешность, но Моника Б. Лексов сразу узнала его по затылку и прическе, которые достаточно четко видны на первом снимке. Да и Берлиц, естественно, не сомневается. Он прекрасно знает, что за мальчишка учится во 2-м А классе и кто отец этого мальчишки. Теперь супругам Берлиц, чтобы устроить Симпелю веселую жизнь, остается только сложить дважды два.

Каско вот только сейчас просыпается на диване у Симпеля и Мома-Айши, и это само по себе чудо, если принять во внимание тарарам, устроенный Лонилем перед уходом в школу (и который он всегда устраивает, перед тем как уйти в школу). Рождественские каникулы еще не начались, хотя в Самой средней школе нет ни единой живой души, кому не хотелось бы, чтобы уже начались; неподъемный и вынужденный совместный труд, называемый школьной системой, нужно выдержать еще пару дней.

В кратком изложении первая половина дня разворачивается следующим образом: Симпель, сидя за рабочим столом (невозможно понять, работает он или нет), понуждает Каско пойти купить яиц, бекон и газеты, как только тот проснулся, что он и делает, после чего они долго корчатся от смеха, читая ту самую заметку; можно было подумать, что хотя бы Симпель должен распалиться из-за этой заметки, но этого не происходит, ни разу еще он не встречал в средствах массовой информации упоминания о своих деяниях, и он преисполняется по сию пору неизведанного чувства удовлетворения, которое и заставляет его смеяться. То, что они с Каско, вполне можно сказать, в соавторстве, сумели нарушить нормальный ход событий таким хаотическим образом, что это заработало им полразворота в популярной газете, наполняет его такой радостью, что он смеется и над будто специально срежиссированными клоунскими фотографиями.

А вторая половина дня разворачивается примерно так: Каско уходит домой, а папа Ханс, тоже прочитавший газетную заметку и вполне уяснивший содержание фото, звонит Симпелю с озабоченностью в голосе и спрашивает, не было ли несколько неосторожным позволить напечатать свои фотографии в бульварной прессе. Симпель успокаивает его тем, что а) фотографии расфокусированы, б) ничего криминального совершено не было, и г) в любом случае внимание привлечено только к нему самому, а также д) что он, Симпель, ни при каких обстоятельствах, и какое бы пристальное внимание ни было на него обращено, не выдаст сведений о ЕБУНТе и не сознается в своей связи с этим проектом, что бы ни произошло. «Да ведь у нас в этой гребаной Скандинавии на допросах вроде ни электрошоком, ни раскаленными ножами не пользуются», говорит он, и добавляет, что он в предобеденное время как раз обдумывал возможность запустить через СМИ информацию и о других своих проектах. «Есть у меня кое-что, с чем я хотел бы выйти к общественности — да ты на хер знаешь это не хуже меня, Ханс — и я теперь нащупал канал выхода в эту сраную гребаную прессу», говорит он. Ему удается успокоить папу Ханса, но тот в течение разговора несколько раз напоминает, что не стоило бы подставляться под удар, когда ты на хер работаешь в каком-нибудь шаге от сравнительно хрупкой и уязвимой конструкции. Симпель раз за разом отвечает, что в его собственных к едрене фене интересах, чтобы ЕБУНТ продолжил существование, и что рисковать этим проектом было бы столь же глупо, как не заботиться о собственном ребенке.