Владимир Бартол - Против часовой стрелки

10 ноября 19… г.

Нет, вы явно уникум! Я ведь Вам доподлинно сообщил, что у меня есть круг знакомств в Цюрихе и что я обрушу на Вашу голову финансовую инспекцию, если Вы не ответите мне в приемлемые сроки должным образом — а вы молчок! Чудак-человек, представляете ли Вы себе тот неимоверный ущерб, который грозит Вам из-за Вашей безалаберности! Можете не сомневаться, я этого так не оставлю, и суд, которого, судя по всему, Вы просто жаждете, будет лишь первым звеном в цепи всего того, что Вас ждет! Подумайте только, какую «рекламу» я устрою Вам в газетах, причем не только в наших, на которые Вы, за незначительностью местного рынка сбыта, плевать хотели, — но и в иностранных! И что скажет о Ваших манерах Ремесленная палата? Я и по сей день не могу поверить — хотя все прочие объяснения кажутся мне еще более невероятными, — что Вы, по своей наивности, ставите эти презренные копейки, которые Вы стяжаете, мороча своих клиентов из краев, называемых Вами «умозрительными», выше собственной репутации, которую Вы подобными действиями подвергаете столь нелегкому испытанию. Вы что, не соображаете, что я одной-единственной статьей в «Neues Tages Zeitungen» (где у меня тоже есть своя рука) могу на веки вечные лишить Вас доброго имени? Вы — ни много ни мало — чудо природы! Порой мне даже приходит на ум — не извольте обижаться, но Вы действительно ввергаете меня в изумление, — что Вы обуреваемы какой-то формой сумасшествия, что Вам это «изготовление сапог для людей, которых нет» так втемяшилось в голову, что Вы, должно быть, начисто лишились рассудка! Пожалуй, Вы и в самом деле меня «вдохновляете»! Я прямо-таки вижу, как Вы, сумасшедший сапожник, сидите в полумраке Вашей мастерской, читаете при свете мерцающей лампадки злобные письма фантомов — «людей, которых нет»… и при этом разражаетесь хохотом — или, может быть, забираетесь под одеяло, клацая зубами от страха? — кто Вас знает… (Если Вы хохочете, то, готов признать: мои письма являются для Вас источником самого раскатистого смеха; мне и самому стоило бы посмеяться вместе с Вами, вспомнив только, какое количество добродушия и терпения в них вложено). Однако же в действительности, которая гораздо менее фантастична и скорее банальна (а ее апофеоз находится на банковских депозитах), все иначе, и то, что я упоминал о публикации, отметать не следует. Как бы там ни было — это мое последнее письмо непосредственнов Ваш адрес; тем самым я даю Вам еще один — и безусловно последний— шанс. Если я в десятидневный срок не дождусь от Вас ответа — либо в виде сапог, либо в виде банковского перевода — пеняйте на себя. Может быть, ваши фантомы и призрачны, но стены в городской тюрьме — отнюдь не таковы.

Всего наилучшего Вам (все еще) желает

27 ноября 19… г.

Вот и прошла Торжественная Ассамблея (не далее как вчера), а меня там не было. Слышите — «меня не было!» Вы довольны? Ах, какое это бездуховное, примитивное, скудное удовольствие! Значит, у Вас, бедняги, за душой ничего-то и нет! Вы не собираетесь присылать ни сапог, ни денег. Что ж, я не обнищаю. Это скорее Вы оскудели бы, пожертвовав хоть чем-то. А мне все — трын-трава, я имею в виду эти дурацкие сапоги, которых Вы мне так и не прислали, и меня тамне было, не потому, что мне пришлось сидеть дома из-за этой скрипучей дряни, о нет, — мне помешал грипп. Слышите — грипп! Ха-ха! Я сейчас пытаюсь нарисовать себе (я все еще лежу) такую картину: сапоги прибыли — а у меня грипп! Сапоги с еще не вынутыми картонками красуются в прихожей, отливая «сиенским красным», предвкушая, как я их надену и выведу на Торжественную Ассамблею, — а я в постели. И вот я кричу лакею: «Сапоги! Подать мне сапоги!» Надеваю их, хожу туда-сюда по комнате, у меня жар, я устремляюсь к окну. И воспаление легких тут как тут! Этого еще не хватало! Так что премного Вам благодарен, что Вы придержали сапоги у себя — да я бы их теперь и не обул, будь я даже здоров, как бык, знайте же! Они стали слишком тяжелы — за эти месяцы на них налипло слишком много нашего с Вами дерьма! Еще раз говорю Вам: эта история меня совершенно не удручает, и я даже мог бы находить во всем этом своеобразное развлечение, когда бы Вас хватило на какой-то минимум оригинальности и циничного достоинства, когда бы Вы мне так прямо и написали: «Не видать тебе твоих сапог, и точка!» Или же: «Я мог бы послать Вам сапоги, а вот не пошлю. Назло не пошлю!» Или: «Я пришлю Вам сапоги — в обмен на расписку в том, что Вы утратили веру в людей». Или: «Хотел было послать Вам сапоги, но не в силах — душа моя хохочет!» И так далее и тому подобное — тысячи разных вариантов. Это была бы некоторая «высшая» корректность в некорректности, благодаря которой Вы сохранили бы в моих глазах хоть крупицу чести и достоинства (да я и сам принял бы Вашу сторону как Ваш верный союзник и наперсник!)… А Вы лезете под стол и делаете вид, что Вас нет в комнате!Боже, как это мерзопакостно! Как омерзительно и как смешно! Как мерзко и мучительно! О, это гниение духа! Дух сгнил — остался человеческий дух! И это одно и то же, этот душок, от которого я спешу укрыться в уборной, где меня выворачивает, этот гнилостный дух, который меня окутывает с тех пор как я имею дело с Вами, мерзавец! Смрад, непереносимый смрад! Именно он дает мне знать, что я действительно существую. Человеческая комедия, от которой меня бросает в дрожь. Видите, я называю это комедией. Я бы мог Вам объяснить, в чем она заключается, но Вы не поймете. Поэтому нет смысла объяснять. Что же касается бремени вины, которым я стращал Вас в одном из моих писем (в связи с убиенной верой в ближнего) — пускай Вас это не тревожит: из-за одного такого сукина сына, как Вы, я и не подумаю отречься от своей веры. И прежде всего потому, что от этой веры я избавился гораздо раньше, обретя лишь окончательную уверенность в том, что от нее остался лишь этот удушливый смрад. Что касается судов и тяжб — тут Вы тоже можете спать спокойно: я не собираюсь из-за каких-то паршивых денег марать руки о бумаги, на которых значится Ваше имя. И обещанного разгрома в газете — тоже не дождетесь! Так что успокойтесь и почивайте на моих франках. Прислушайтесь только к своей душе, когда отсмеетесь (то-то будет потеха)! Или не прислушивайтесь, что Вам до нее? Не надо, а то качество Ваших достославных сапог стремительно и необратимо испортится! Ну, вот и все. В приложении посылаю Вам еще одну купюру достоинством в пять франков: купите себе сарделек и пива — и счастья Вам впридачу! А если черт Вас дернет однажды вернуть мне мои деньги, знайте: я сменил номер счета, впрочем, я бы и не принял этих Ваших денег ни при каких условиях: живите на них, покуда живется, а станет невмочь — не ропщите!.. Дорог не счесть, и каждая достойна, чтобы на ней раздался горький смех!