Владимир Бартол - Против часовой стрелки

На печи сидит отец, он тоже в черном. Невеста любит его, и он любит невесту, поэтому она воткнула ему белую гвоздику в петлицу.

Снова смеркается. Туман больше не колышется, он уже не прозрачный, не желтый, не синий, стена его снова неподвижна, и яркий свет за ней гаснет. Где-то в бесконечности снова угасает большой огненный шар, а у входа в пещеру стоит, словно заклятый, человек, как он стоял на этом месте тысячу лет назад, и, как тогда, так и сейчас, больше всего ему хочется увидеть этот шар, потому что без него он не может сделать ни шагу; но именно этого ему и не дано.

Сразу у входа в пещеру лежит ворох налетевших сюда сухих листьев, из них Баец устраивает себе постель, пройдя немного вглубь. «Ну, это не то, что вчера, — думает он, — здесь сухо. Похоже, будто дверь в пещеру закрыта. Кто ее закрыл? Дверей-то вроде бы нет, а?» Непонятно все это, и именно потому, что непонятно, нужно покориться. И слепой тоже покоряется, и, может быть, как раз в этом его величие.

Когда он проснулся на следующее утро, белая стена спокойно и непроницаемо стояла перед ним. Некоторое время он глядел на нее, как на немого врага, и вдруг его прорвало:

— Пробиться!

Белая стена стояла, как высеченная, перед входом в темноту пещеры; здесь, внутри, и воздух был другой — суше и пахнул гнилью и так же, как белый океан снаружи, был неподвижен. Баец понял, что здесь столкнулись два незнакомца, две чуждые друг другу стихии.

Словно поддаваясь какой-то игре, он ступил в белую неизвестность, и весь день до полудня поднимался в гору. Иногда он попадал на островок, где не было тумана. Было действительно нечто странное в том, как туман стеной окружал это незанятое пространство, будто охраняя его. Баец остановился и перевел дух. Но как только он делал несколько шагов вперед, он снова оказывался в бесформенной белизне.

Деревья сегодня были другие, не такие, как вчера. Ведь и лес ждал избавления от белого плена и прихода света. Однако свет был слишком далеким и призрачным.

Свет вдруг осветил равнину, и Баец, прибавив шагу, неожиданно оказался на дороге. Он ошарашенно открыл рот.

— Следы колес! — громко произнес он.

И принялся гадать, его ли это телега оставила следы на дороге или чья-то другая.

— Нет, моя! — снова сказал он себе и быстро зашагал вперед.

Баец оглядывал деревья, придорожные вырубки, голые камни, торчащие из земли, пытаясь определить, те ли это самые, которые он видел два дня назад. Понять было невозможно. Деревья выглядели совсем по-другому, иначе освещенные, одинаково влажные.

— Конечно, молодые не могли ждать со свадьбой, пост на носу, а там опять полгода жди!

После часа пути он вдруг вздрогнул и остановился, поняв, что возвращается туда, откуда вышел — гора, склоны, лежащие за горой, были далеко от его дома.

Он пустился по дороге в обратную сторону и вскоре снова был там, где после долгого перерыва наконец с радостью вышел на дорогу, которая показалась ему знакомой.

«Старик этого просто не перенесет», — подумал он и снова остановился.

«Испугается! Может случиться, что и сердце откажет».

Нет, ему необходимо вырваться из заколдованного круга, в который он попал, и он снова помчался в противоположную сторону.

Он ходил очень долго, и все чаще ему приходило в голову, что туман держит его еще сильнее, чем раньше.

«Уже третий день, как я ушел из дома!» — подумал он.

Туман теперь не был той силой, которая приходит и уходит, как он воспринимал его в первый день, и даже еще вчера, — нет, сейчас это было что-то неизменное и постоянное, как судьба. И он горько усмехнулся.

Еда давно уже была на исходе. Иногда его охватывала легкая слабость, но она быстро проходила, и он не обращал на нее внимания.

— Подумать только, — прошептал он, но тут же понял, что здесь раздумывать нечего: его постигло все равно что землетрясение или наводнение, и, если есть на свете Бог, он поможет ему унести отсюда ноги.

Он решил идти вниз, все время вниз, и тогда не сегодня, так завтра или через три-четыре дня он придет в долину. «Там долина! — махнул он рукой и, как офицер, показал направление обстрела линии неприятеля. — Там нет тумана. Там такого не бывает».

Баец смело шагал с твердой верой в избавление, но вскоре понял, что это не спасет. Спасение было в компасе, которого у него не было, в северном ветре, который мог задуть ночью, в знакомых приметах — деревьях, скалах, дорогах, канавах, поворотах, лесных знаках на столбах и перекрестках. Все это было тоже недоступно.

Поверхность земли была неровной. Вверх, вниз, пригорок, ложбина, бугорок, овражек, холмик, ущелье, которые и не заметишь, когда минуешь, и так без конца. Туман лежал неподвижно. Не было слышно ни звука. Хоть бы птица крикнула; он пошел бы за ней. Но птицы, вероятно, вовремя выбрались из этой колдовской пелены!

— Пеструха! — крикнул он громко, обрадовавшись звуку собственного голоса, и тут же пред ним предстала утешительная картинка: Пеструха лежит, широко распластавшись на соломе, рядом с ней еще мокрый теленочек, которого она облизывает.

«Хорошо!» — подумал Баец, чувствуя, что эта мысль согревает его и на сердце делается тепло. «Блужданиям придет конец», — эта мысль подбодрила его, и он решил, что дальше не пойдет. Зачем! И так все должно кончиться.

«Заблудиться, что называется, в собственном лесу! Вот уж глупость так глупость! Не найти дорогу! Да кто ему поверит! Туман? Не выбраться из тумана!»

Одежда на нем стала тяжелой, он чувствовал, что она вся промокла, словно он все эти дни ходил под моросящим дождем, и сама кожа, казалось ему, пропиталась водой, как и щеки, волосы, ресницы.

Баец утерся платком и очень удивился.

Удивился тому, что снова идет, то есть снова кружит, независимо от своей воли, просто не может иначе. Сидеть на одном месте? Всю длинную ночь и весь день? Это невозможно. Он сам бы превратился в туман. И поэтому он снова шагал.

Однако что это? Разве он не был уже на этой дороге? На этом месте? Вчера или позавчера? Разве это не его след — рядом со следами колес. Он точь-в-точь такой же, как тот, что Баец только сейчас оставил. Да, это его след. Значит, он кружит вокруг себя. Его сразу охватила усталость.

Баец присел на чистую, поросшую мхом скалу, возле дороги.

«Черт возьми! — осенило его вдруг. — Гора не может передвинуться в сторону, но ведь я-то могу!»

Видения повторялись — старый больной отец на печи, раскрасневшаяся от волнения невеста, Пеструха на соломе. Потом он услышал распрягающего лошадей Кобала:

— Баец задержался в лесу, он придет попозже!

Жена вошла в дом, как ни в чем не бывало, закрыла дверь и задумалась о чем-то своем. А Баеца нет и нет.

— Не волки же его растерзали! — говорит, наверное, сегодня Кобал. — В туман он не пойдет. Туман в лесу что море.