Вячеслав Миронов - День курсанта

С улицы послышался шорох. Мы напряглись в готовности бросить неправедно полученную добычу и броситься наутек в разные стороны, только не в сторону палаточного городка. Это мы обговорили заранее. Надо сделать петлю — круг. Сбить преследователей со следа. Что-что, а бегать нас здесь научили. И портянки уже не сбивались. Конечно, были отдельные личности, которые «косили» и, чтобы не заниматься строевой и физо, «шланговали», отчаянно показывали, что у них потертые ноги, а некоторые и сознательно набивали ногидо кровавых мозолей.

Но тихо на улице, тихо.

Обгоревшие спички мы складывали в карманы, старались не нарушить того расположения предметов, что было на складе. Отрезали, погрузили, но все более-менее на своих местах.

— Ну, все?

— Все.

— Уходим?

— Пора!

На выходе еще раз зажег спичку, поправил мешковину, что прикрывала коробки с тушенкой. Напарник взял тряпку и затер следы на кафельном полу от сапог. Ежу понятно, что сапоги новые, фиг ты идентифицируешь, кто здесь топтался, но зачем давать в руки противника лишнюю информацию. Тряпку повесили на место.

— Уходим!

Мы с Гуровым стояли рядом. Вслушиваясь до ломоты в ушах, и вглядывались до боли в глазах, наблюдали. Все тихо.

Олег возился с замком, закрывая его. Шорох металла о металл казался чудовищным грохотом в ночной темноте.

Было ощущение, что открывал он быстрее, хотя и тогда время тянулось, как удав по пачке дуста. А сейчас, когда добыча в руках, то есть, когда улики на морду лица, уже не скажешь, что пошел пописать, да, в темноте, перепутал направление. Конечно, можно было прикинуться овцой и сказать, что нашли вещмешок у туалета и несли его дежурному офицеру. Но кто же поверит!

Чтобы курсант сам, добровольно нашел еду и ее нес сдавать! Это только в тех фильмах, которые показывали в сельских клубах.

С первых дней нахождения в армии понимаешь, что еда — это жизнь, и ее много не бывает, точно так же, как и сигарет.

А курить от нервного напряжения хотелось очень сильно. Прямо выворачивало, аж так курить хотелось. Не говоря уже про уши, те давно пылали и опухли, как будто в детстве на день рождения пришедшие друзья тебя поздравить, надергали их. По количеству прожитых лет. А когда я стану стариком, и мне будет сорок лет, пришедшие старички-друзья оторвут мне уши?

Какая дрянь посещает мою голову, когда страшно! Это только у меня, или у всех?

А в Афгане, когда страшно в бою, тоже дребедень, не относящаяся к делу, мозг засоряет?

Вот Олег разогнулся, подергал навесной замок, тот держался. Олег поднял большой палец вверх и махнул рукой.

Так как вещмешок был тяжелый, а я самый рослый и тяжелый, то решил, мешок потащу я сам.

Плац перебегали в обратном порядке. Сначала Олег, потом Гурыч. Я — замыкающий.

Они быстро, снова перекрывая мировые рекорды по бегу в сапогах, пересекли плац.

Взвалил на спину мешок. Тут же банки впились в спину, больно! Тяжело! Погоны мнутся! Наклонился, поправил мешок, чтобы был повыше, стараясь не разгибаться, наклонив голову как можно ниже, рванул вперед.

Не так быстро, как к складу. Мешок ерзает по спине во все стороны, набивая спину еще сильнее.

Вот и тень от кустов. Там, согнувшись, тяжело дыша, стояли мои товарищи.

Я скинул мешок, тоже согнулся, отирая пот со лба. Немного восстановился. Молча махнул рукой.

Олег с Андреем взяли мешок за лямки и побежали, стараясь попадать в ногу, так меньше мотало тяжелый груз.

Перед лагерем остановились отдышаться. Тихо. Дневальные метут дорожки, сорванными ветками. Дежурные стоят под грибками. В сорок первой роте дежурный курит, держа сигарету в кулак, чтобы со стороны не было видно огонька, дым пускает под ноги. Сволочь! И так курить охота, а этот еще и дразнит!

Тем же путем вернулись в свой взвод. В тени палаток распотрошили мешок. Делили поровну, на троих. На весь взвод. Сначала забросили в третье отделение. Растолкали ближайшего. Командира отделения не было, видимо, побрел в туалет. Сонному в темноте вручили продуктовый набор. Он сначала не понял, но когда сунул сначала нос, а потом руку в вещмешок, все быстро сообразил. Затем пошли в свои палатки.

Тихо растолкали свое второе отделение. Тихо объяснили, что все это нужно слопать до утра. Никому второй раз объяснять что либо не пришлось. И уговаривать тоже не пришлось. Откинули полог палатки, чтобы свет падал, и молча расковыряли банки с «тушняком», сгущенкой, порезали хлеб, сделали бутерброды. Банки со сгущенкой передавали по кругу. Сухофрукты тоже запихивали в рот. Рыбные консервы тоже пошли на бутерброды. Через полчаса от добычи не осталось ни крошки. Сахар просто растолкали по карманам.

Кто-то в темноте удовлетворенно чавкая сказал:

— Чем просить и унижаться, лучше тихо слямзить и молчать!

В ответ было дружный грохот челюстей, жующих сухофрукты.

Я наконец-то лег спать сытым. Пожалуй, первый раз после зачисления в училище. Красота!

После утреннего развода было пять минут перед строевой подготовкой и из курилки мы видели, как вокруг продовольственного склада бегает прапорщик и солдат-хлеборез.

— А лица-то у них озабоченные, — я усмехнулся, затягиваясь.

— Не смотри в их сторону, а то заметно.

В перерыве между занятиями увидели, что на дверях продсклада висит новенький блестящий замок.

— Такие я открывать не умею, — Алтухов горестно вздохнул.

— Ну, да ладно. Еще чего-нибудь придумаем.

И снова строевая подготовка. И снова Коля Бударацкий, жуя сопли, сплевывая их на асфальт плаца, визгливым, противным голосом орет:

— И… Ря-а-аз, ря-а-аз, два, три! И… Ря-а-аз, ря-а-аз, два, три!

— Хоть до пяти считать научился, даун! — шепчет за спиной Серега Мазур.

— Сейчас плац закончится, куда идти! — Серега Сехин.

Словно услышав Сехина, Бударацкий скомандовал:

— Рота! Левое плечо вперед… Марш!

Первый взвод чуть не врезался в крыльцо штаба БОУПа.

— Команда должна выполняться четко! — старшина не хотел признавать свою ошибку с задержкой команды.

Рота недовольно заворчала.

— Разговорчики в строю! Замкомвзвода! Наведите порядок!

Я для порядка шикнул на свой взвод. Остальные тоже так сделали.

Внутри все ворочалось от злости к этому идиоту — старшине. Но кто командир — тот прав. Это усваиваешь после нескольких дней службы. И плевать, что на гражданке ты был задирой, и тебя боялись многие. Тут ты можешь кривить рожу, но приказ обязан исполнить. От этого никуда не уйти. И офицеры, и сержанты с первых дней вдалбливали в нас статьи Устава, если не согласен с приказом, можешь его обжаловать по команде, но после его исполнения. Исполни приказ точно и в срок, а потом уже иди, жалуйся кому угодно, хоть в Лигу сексуальных меньшинств, так в нашем училище называли ООН. И командир, отдавший приказ, обязан добиться его исполнения любым доступным ему способом, вплоть до применения оружия.