Вячеслав Миронов - День курсанта

У всех появилась мания прятать хлястики от шинелей. Их снимаешь после построения и одеваешь на построение. Оставишь свою шинель с пристегнутым хлястиком на пять минут и все… НЕТ ХЛЯСТИКА! Все вокруг свои. Все с одного взвода, роты. Никто ничего не видел. К шинели никто не подходил. Вообще никто не подходил. И при чем все видели, что никого не было! Не может же быть так, что один хлястик всем понадобился. Этот предмет нельзя поделить на всех, им можно только единолично обладать.

Вот все видели, что никого не было, а хлястик улетучился! Мистика! Не бывает такого? Еще как бывает! Никто не знает, как и когда, но бывает!

Старшина, взводные, ротный за нарушение формы одежды драли жестко, вплоть до внеочередных нарядов. Поэтому все тряслись за эти хлястики, как за свой любимый орган в организме.

Да и самому неудобно ходить, как чмо неуставное, когда нет хлястика.

Поэтому подключались знакомые парни со старших курсов, они доставали хлястики. У некоторых сзади были хлястики от солдатских шинелей. Они по цвету не подходили, бурые, а что делать? Лучше пусть будет такой, чем никакой.

И пусть через месяц у каждого в нашем взводе было по три — четыре хлястика, но все равно, снимая шинель — отстегивай хлястик.

Хлястиками можно было торговать. За деньги вряд ли получится, а вот за пачку сигарет — с удовольствием или на флакон одеколона! Булочка из чипка тоже сойдет за твердую валюту.

С наступлением холодов у многих начались проблемы со здоровьем. Не простудные заболевания, а начинали «цвести». Любой порез, любая царапина, нарыв, прыщик превращались в «розочку». Огромный нарыв, а то и фурункул. Акклиматизация, или как говорят еще «не климат здесь». Не уходить же из училища из-за этого.

Не миновала такая участь и наш взвод.

У худющего Смока приключилась такая беда. На бедре вскочил чирей. Просто огромных размеров. Ему было больно ходить, что же говорить про занятия по физо и зарядку.

— Сходи в санчасть.

— Был уже, — Смок досадливо отмахнулся, помогая умастить больную ногу в курилке, морщась при каждом движении. — Зеленкой помазали, сказали, что через два дня пройдет.

— Уроды!

— Надо оперировать! — решительно заявил Валерка Вдовин.

— Как? Лезвием?

— И не только!

— Ты умеешь?

— Видел, — уклончиво он ответил.

Как же не помочь товарищу в этом деле? Все понятно. Если надо, значит, надо.

Приготовили банку из-под майонеза. У больного конфисковали флакон с одеколоном. Несколько ножей перочинных обработали одеколоном, выдрали клок ваты из матраса, на палочку, пропитали в одеколоне, подожгли, лезвия ножей подержали в пламени огня. Пациенту в зубы его собственный поясной кожаный ремень. Чтобы не орал сильно. Серый Бровкин сзади приобнял — зафиксировал. Валерка смазал рану одеколоном. Потом, как ставят банки на спину? Держат под банкой горящую вату, выталкивая воздух, создавая в банке вакуум. Так и здесь. А потом — резко на чирей!

Этот огромный фурункул начал расти на глазах, он вылазил из ноги, рос, рос и … Лопнул, обдав внутренности банки смесью гноя и крови.

— Бр-р-р-р!

— Как бы меня не вырвало.

— Бе! Какая гадость!

Смок дернулся.

— Тихо! Тихо! Сиди! — Бровченко еще сильнее прижал пациента к себе.

— М-м-м!!!! — застонал Смок, сильнее вгрызаясь в ремень.

— Это еще не все! — сказал доктор Вдовин, снимая банку с гноем, обтирая рану одеколоном.

А рана была ужасна. Выболело прилично, глубже кожи, в мышце выболело уже. Ямка была приличная. Кто-то не выдержал, умчался в туалет, зажимая горло и рот, чтобы не стошнило прямо в спальном помещении на чью-то кровать.

— Ты и ты, — Вдовин командовал. — Берите ножи. Видите головки белых стержней? Они вышли немного вверх вместе с гноем. Их банка высосала.

— Видите?

— Видим.

— Каждый берет по такому стержню и медленно, чтобы не порвать, тащим вверх. Главное — чтобы не оборвались, а придется разрезать. А это я не видел. А ты — терпи! — это уже к больному.

— Он не видел!!! М-м-м-м! — сквозь ремень мычал подопытный.

— Ну, терпи, казак, атаманом будешь!

И начали тянуть эти стержни. Они были большими. Каждый около трех сантиметров, а по центру, так вообще со спичечный коробок — около пяти сантиметров. Гадость первостатейная! Смок дергался, извивался. На помощь Бровченко пришел еще один медведь — Полянин. Смок уже и не извивался, потому что почти не дышал. Эти два «санитара» так его скрутили.

Как только вытащили эти глубоко сидящие «корни» гнойника, как из трех отверстий, где сидели «корни», обильно хлынула кровь.

— Одеколон! — крикнул врач.

— На!

Валера вылил всю бутылку в рану. Кровь смешивалась с одеколоном, текла по ноге на пол. Смок уже бился, стараясь избавиться от раны. Окружающие дули на ногу, пытаясь остудить ее и тем самым снять болевой синдром. Когда одеколон кончился, взяли индивидуальный перевязочный пакет и туго забинтовали ногу.

Отпустили Смока, он медленно вынул ремень изо рта. На нем были видны следы зубом. Он почти насквозь был прокушен.

— Как ты?

— Садисты!

Только и сумел произнести пациент.

— Как чувствуешь себя?

— Нормально, — голос осип. — Думал, что слона рожу от боли. Просто пиздец был. Но как только корни выдернули, так сразу и полегчало. Отпустила боль. А когда одеколоном залили, думал, что сознание потеряю. Изверги. Вдовин, ты, скотина, эту операцию в гестапо что ли видел? Зверская! Фашист недобитый!

— Ему, наверное, на день рождения книжку подарили детскую «Паталогоанатомия на дому».

— Вряд ли. Скорее «Любительская вивисекция».

— Нет. В третьем бате наблюдал. К другу пришел, а они там как раз такое и проделывали. Тот-то повыше тебя был, так его четверо кое-как удержали. Потом ему одеколона налили, чтобы спал лучше.

Полроты наблюдало за операцией. О кудеснике — исцелителе Вдовине молва быстро разошлась по роте и батальону. Несколько раз приглашали его на операции. Но у некоторых «розочки» высыпали на лице, за них Валера не брался. Они выбаливали, оставляя большие ямки на лице.

Ефанов быстро пошел на поправку, шрам на ноге остался в виде ямки.

Тем временем общими усилиями курсантов роты перекладину переставили чуть дальше. Закрепили, укрепили как можно прочнее. Будаеву строго-настрого запретили делать склепку. Да, и остальные также старались не испытывать на прочность этот спортивный снаряд. Остаться в казарме без перекладины — ничего хорошего. Сухой периодически подходил к снаряду и тренировался в количестве и качестве подъемом переворотом.

И этим самым заразил многих в роте. Одним из таковых был Витька Николаенко из третьего взвода.

Он, как многие, тренировался. В трусах прыгнул на перекладину и пошел делать подъемы, только один раз с матом, криком, полным ужаса, свалился с перекладины, даже не просто свалился, а рухнул. Кулем. В верхней точке отпустил руки и чуть не проломил пол. Лежит, орет и зажимает пах руками. Думали, что все, помирает Никола!