Рейнальдо Аренас - Щвейцар

Сеньор Скириус уже не раз подговаривал швейцара отрезать одну руку — левую, которой тот постоянно открывал дверь.

— Ты двигаешь этой рукой столько раз на дню, что боль уже наверняка дает о себе знать, — внушал ему Вальтер Скириус, — а вот если ее заменить искусственной, ты бы не только не почувствовал никакого неудобства, но еще и смог бы работать гораздо быстрее.

— И то правда, — соглашался швейцар, не решаясь все-таки на подобную операцию. Однако он не исключал такой возможности, и вовсе не потому что ему улыбалось стать одноруким, просто так ему удалось бы ближе сойтись с изобретателем и, быть может, увлечь его своей идеей. То есть совместными поисками таинственной двери, которую Хуан все порывался отыскать, не ведая как.

— В действительности, — уверял его господин Скириус, — мы грубые животные, приговоренные к тлению, — тут он поднес руку к электронному устройству, размещенному в груди и соединенному с голосовыми связками, и его голос зазвучал трагически, почти с отчаянием. — Мы еще далеки от абсолютного совершенства, — добавил он, и после манипуляций с другим механизмом, в области шеи, его голос стал абсолютно спокойным, — однако в один прекрасный день все недостатки будут преодолены. Почему, к примеру, мы должны пользоваться какими-то инструментами, тогда как мы сами можем в них превратиться? — небольшая манипуляция в коробке переключения чувствительности, и голос господина Скириуса приобрел оптимистический тон. — Нет! Почему, спрашивается, мы должны залезать в какой-то не вызывающий доверия ящик, чтобы совершить перелет, в то время как могли бы летать, прыгать, плавать с гораздо большей скоростью, чем любой из этих аппаратов? Знаешь, что такое всю жизнь быть втиснутым в один и тот же автомобиль? — очередные манипуляции с кнопками, и голос мистера Скириуса стал тихим и прерывистым. — Представляешь, что значит навсегда оказаться во власти безумия, которое крадется по пятам или бежит впереди? Наша жизнь проходит, пока мы стоим на красный свет или едем в туннеле или ожидаем разрешения то на взлет, то на посадку, не говоря уже об опозданиях и переносе рейса. Прикиньте, сколько времени остается на жизнь, и вы поймете, что страшно мало. Да и то немногое, что у нас остается, мы вынуждены тратить на тысячи глупых, хотя неизбежных дел вроде стирки, приготовления пищи, открывания-закрывания дверей, уборки в доме, визитов к врачу, причесывания, спускания воды в ванной…

— Но вы-то многое из перечисленного уже преодолели, — ободряющим тоном напомнил Хуан, видя, что господин Скириус, нажав какую-то кнопку, готовится заплакать.

— Однако того, что я сделал, мало! Я еще не достиг желаемого! — взорвался мистер Скириус, увеличив электрическое напряжение голоса, — сеньора Левинсон, подслушивающая их диалог из коридора, аж подпрыгнула. — Этого недостаточно! — вновь вскричал металлическим голосом сеньор Скириус и на полной скорости, которую только позволял его механизм, словно одержимый, начал мерить шагами вестибюль, называя задачи, которые изобретательство должно решить во благо человечества. Упоминаемые задачи, разумеется, выполнит именно он: ноги, став металлическими, перестанут страдать от бесконечных ударов по икрам, которые мы получаем практически ежедневно; пальцы, превратившись в красивейшие алюминиевые щупальца, не будут ощущать холода, ожогов, защемлений, вывихов, переломов и смещений, от которых мы то и дело страдаем. -

Ах, дружище, а что говорить о глазах, таких хрупких и столь необходимых? — тут господин Скириус в очередной раз притормозил около швейцара, и его голос вновь обрел сдержанность и глубину. — Глаза, возможно, — самое ценное в нашем организме, а ведь их может замутить порыв ветра, а любая искра — привести к слепоте.

— Точно, точно, — кивнул швейцар, у которого после восьми часов, проведенных под лампами огромного вестибюля, слишком резало глаза.

— А что ты скажешь о горле? Столь чувствительном как к горячим напиткам, так и к мороженому, как к острым приправам, так и к соленому, к влажности, к пыли…

— Совершенно верно, сеньор, — вновь согласился наш швейцар, думая о том, что изобретателю ох как нужен хороший советчик, который направит его искания в сторону более широких перспектив. И он, Хуан, возьмет на себя миссию помощи.

— А ногти! — металлическим голосом вскричал господин Скириус, стуча искусственным ногтем по стеклу двери. — Что может быть хуже содранного ногтя? А что вы скажете о зубах (если они у вас есть) — зеркале нашей старости, вечно причиняющих нам боль, расходы и неприятности? А о языке? Одном из самых ценных органов человека, подверженном любой инфекции или внешнему воздействию, начиная с насекомого и кончая мельчайшей частицей пыли или заразным поцелуем.

— Согласен, — вновь закивал головой Хуан, между тем как сеньор Скириус в порыве энтузиазма in crescendo [13] В увеличивающемся темпе (итал.). продолжал кружить вокруг него.

— А известно ли вам, — тут механическая рука господина Скириуса коснулась стальным указательным пальцем униформы швейцара, — известно ли вам, что язык тоже можно заменить совершенным органом — не грубой копией, а чем-то более динамичным, легким, сверхчувствительным и упругим? Известно ли вам, что существуют тысячи оттенков вкуса, неведомых нашему нёбу?

— Я и правда не знал.

— Зато теперь будете знать, — оглушительно крикнул господин Скириус. И в порыве ликования и творческого удовлетворения остановился перед швейцаром со словами: — Взгляните-ка, вот мое последнее изобретение, — и открыл рот как можно шире, насколько позволяли челюсти.

Пораженный швейцар мог удостовериться в том, что господину Скириусу удалось заменить язык тонкой, гибкой и упругой механической пластиной.

— Невероятно! — воскликнул Хуан.

И тогда господин Скириус, гордясь своим достижением, захотел продемонстрировать нашему швейцару, что его язык и даже горло из платины служат ему, не только для того чтобы прекрасно разговаривать любым тоном, но также для того чтобы петь куда более сильным голосом, чем самые знаменитые баритоны и тенора. И, действительно, огромное и роскошнейшее здание содрогнулось, стоило сеньору Скириусу исполнить один из самых трудных пассажей Il Trovatore. [14] «Трубадур» — опера итальянского композитора Джузеппе Верди. Сильный, чувственный, свежий и модулированный голос звучал и в самом деле из ряда вон выходяще; он опускался и поднимался настолько гар-мо-нич-но, что даже сеньорита Рейнольдс у себя в квартире на какое-то мгновение оторвалась от денежных подсчетов, а Пьетри приглушили — и это кое-что значит — звук магнитофонов. Но тут внезапно из горла господина Скириуса вместо гениальных арий начали вырываться языки пламени зеленого цвета, которые чуть не подпалили ресницы Хуану, потому что вырвались с силой, будто из сопла. Мистер Скириус поднял механическую руку и в отчаянии поднес ее к пульту управления на груди, однако пламя не только не погасло, а увеличилось и распространилось во все стороны. Очевидно, что-то в механическом агрегате организма господина Скириуса вышло из строя, вызвав роковое замыкание. Подобно обезумевшему дракону, Вальтер Скириус прыгал по всему вестибюлю, а испуганный Хуан старался оказать ему помощь, сам не зная как.