Владимир Орлов - Он смеялся последним
- Название:Он смеялся последним
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2016
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Орлов - Он смеялся последним краткое содержание
Он смеялся последним - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Рахленко, ободренный реакцией, был «в ударе».
— «Туляга (слабым голасам): Дагаварыліся. (Выходзіць прыгнечаны.)
Гарлахвацкі (адзін): Гатоў. Цяпер хоць ты з яго вяроўкі ві.
Заслона».
Слушатели, как на спектакле, аплодировали.
Пономаренко, отсмеявшись, скомандовал:
— Антракт. Третий час ночи, товарищи, — ужин или завтрак?
Принесли на подносах: бутерброды — толстая сочащаяся колбаса аппетитно покрывала ломти белого хлеба, — чай с лимоном, коньяк. Все, весело пересказывая реплики и ситуации, потянулись к закускам позднего ужина, он же — ранний завтрак.
Рахленко отошел к окну, подальше от запахов, от искуса: знал, что после еды расслабится, захочет вздремнуть. Пожизненный распорядок: поздний подъем, туалет актера — артикуляция, мимика, — завтрак, репетиция, обед, затем отдых, сон непременно — в семье это называлось «кинуться», — спектакль, ужин в компании или дома. Потому здесь хотел дочитать пьесу «на подъеме».
Сна как не бывало — у всех!
Решили устроить культпоход всего аппарата на спектакль; выяснилось: в театре, что через дорогу от ЦК, его никто не видел.
Доедали закуски, принесли свежего чая; восторги стихали.
Пономаренко взял курительную трубку, отложил — помощник тотчас принялся услужливо прочищать ее ершиком. Сам секретарь разжег другую, задымил.
Перекурить хотели бы многие; после недавнего присоединения земель, бывших под Польшей, вошел в обиход глагол «пофагать» — покурить. Заимствовали еще несколько свежих слов, например, «курва», «холера ясна», иногда в шутку партийцы употребляли «пан» в обращениях друг к другу. Постучав в двери кабинетов коллег, со смешками оговаривались «по-польски»: «Я попукал». К концу декабря, после декады, узнают, что елка по-польски «хоинка», — и тоже будут острить: «У вас, пан, хоинка стоит?»
Пономаренко перерыв не объявил, выйти никто не осмелился. Курил он один: не терпел чужого дыма. Трубку освоил всего пару лет назад, как стал в БССР 1-м секретарем, а до того довольствовался папиросами «Казбек» — белые горы, черный силуэт всадника на коробке, или «Явой» в бледно-лиловой упаковке.
А трубка. Было кому подражать.
Рахленко закончил чтение.
Присутствующие зашумели: одобряли, даже пробовали аплодировать.
— Вот что, Леонид Гдальевич, — решил секретарь, ни к кому не обращаясь. — Новое повышение директора института Горлохватского в финале пьесы убрать — слишком уж. Слишком.
— Но не будет остроты финала. Обрезано как-то, — робко подал голос актер. — И чем закончится?
— А ничем. Разоблачили директора — и все. Для Москвы — хватит. Спасибо, потешили нас, Леонид. Григорьевич. Отдыхайте. Работайте.
— Автора заслуга, Крапивы.
— И автора поощрим — передайте. Если, конечно, нас.
— Я свободен? — Рахленко откланялся.
Помощник секретаря вывел его в коридор.
Рахленко Леон Гдальевич — в миру: Леонид Григорьевич, возможно, Рахлин — всю жизнь прослужил в Белорусском театре имени Янки Купалы, одно время руководил им, много играл, снимался, ставил; осыпан наградами. Даже седым был величествен, красив и элегантен, отошел народным артистом СССР. На доме, где жил, — мемориальная доска.
Пономаренко обратился к аппарату:
— Песни-пляски — это понятно, это у всех. А чем удивлять Москву будем? Эйдинов! Удивлять — чем?
Поднялся секретарь по идеологии.
— Киргизская декада, например, убила всех оформлением — такое богатство!.. Нам не поднять.
Затянувшееся молчание становилось гнетущим, да и к утру всех тянуло ко сну.
Пономаренко протянул руку, помощник подал набитую табаком изогнутую трубку. Секретарь ее не раскурил, посасывал незажженную, размышлял:
— Киргизы, армяне привозили драмтеатры?
— Нет! Ни эти, ни грузины, ни узбеки! Ни одна республика себе этого не позволяла! Никто! Только оперы, — заверяли наперебой аппаратчики.
— А что, если. Все. Везем Крапиву. Везем сатиру, хлопцы! Вызывайте фельдъегеря: отправим в Москву с нашим решением немедленно, самым ранним поездом.
Ничего этого автор, Кондрат Крапива, не знал, но спал беспокойно. как все в те годы.
В девять утра товарища Храпченко проводили в кабинет 1-го секретаря ЦК КП(б)Б товарища Пономаренко; пожали друг другу руки. Москвич начал, не присев:
— Ваше счастье, что я. Этот спектакль. ну, где смеется последним. как его там? Нельзя в Москву — что вы!
— А мы уже отправили наше решение. Вероятно, сегодня оно на столе у товарища Сталина.
— Вряд ли, — слабо возразил Храпченко. — Что, у него нет других забот. обострение с Финляндией.
— Мне звонили из аппарата товарища Сталина, интересовались: как дела с подготовкой к декаде.
— Но это же сатира! Сатира!..
— Я не решусь на доклад товарищу Сталину о смене решения. Лично я.
— Вы очень рискуете.
— Как шутят наши западные белорусы: «Кто не рискует, тот не пьет шампанское».
— Они что, до того, как мы их освободили от панов, пили шампанское?.. А-а?
Пономаренко осекся.
— Советую, товарищ Первый секретарь, не повторять панские присказки. Ваше счастье, что не слышат их в Москве.
Прощально не пожали руки, а так — скользнули ладонью о ладонь.
Пономаренко стоял у окна, видел, как цековский шофер захлопнул за московским чиновником черно-лаковую дверцу и ЗИС-101, осторожно съехав с площадки на мостовую, двинулся в сторону вокзала. Опадали листья, и в сквере под окнами ЦК уже просматривалась фигурка малыша с гусем — скульптура в центре фонтана.
— И вот что. — Первый секретарь обдумывал тактические ходы. — И вот что, товарищ Эйдинов.
Названный встал.
— И вот что: джаз Эдди Рознера из программы декады вычеркнуть.
— Как?! Государственный джаз-оркестр БССР? Это же наш козырь!
— Правильно. Но козырями не козыряют, не открывают сразу. Не будем дразнить гусей.
— Кого?
— Московских гусей. Гастроли нашего джаза в Москве организуйте — хорошо бы в театре сада «Эрмитаж», престижно, — но как бы за рамками официальной программы. Поняли, как нужно?.. Там в оркестре директор толковый, коммунист.
— Будем пить по второму бокалу шампанского? — осторожно пошутил секретарь-идеолог.
— Или получим бутылкой по башке. Я первый получу. Работайте.
— Проект программы у вас.
На столе лежал сигнальный экземпляр программки московского концерта. Взгляд секретаря зацепился за слово «дерижер»; нажал кнопку вызова, от гнева не нащупав ее сразу.
— Редактора сюда!
В литерном вагоне проходящего через Минск поезда ехали Храпченко и фельдъегерь ЦК — в соседнем купе. На подъезде к Москве стояли в тамбуре друг за другом — незнакомые.
К Белорусскому вокзалу чиновнику подали ЗИС-101; поехал домой: побриться, переодеться перед своим явлением в Комитете по делам искусств.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: