Сэди Джонс - Изгой

Джилберт почему-то всегда удивлялся, когда Льюис приезжал домой на каникулы; ему каждый раз приходилось снова привыкать к сыну. Он знал, что Элизабет чувствовала себя более счастливой, когда Льюис был дома, что ей очень скучно все время оставаться одной. Она сама признала, что рисует не слишком хорошо, и хотя она любила делать это, трудно увлеченно заниматься чем-то, если знаешь, что ты в этом деле лишь посредственность. Частенько, когда во время школьных каникул Джилберт приезжал домой, он, войдя, видел стол, накрытый на троих, и ломал себе голову, кого она еще, черт побери, пригласила на обед, а только потом вспоминал, что сейчас каникулы и дома Льюис.

По будним дням Джилберт возвращался домой вскоре после половины седьмого. Поезд приходил почти в шесть двадцать; Джилберту надо было еще спуститься с платформы, сесть в свою машину и доехать до дома. Если погода была плохой, Элизабет и Льюис были в доме; Льюис обычно что-то читал у себя наверху, а Элизабет устраивалась в гостиной с книжкой и стаканчиком какой-нибудь выпивки либо в кухне разговаривала с Джейн. Джейн уходила в семь, а в восемь они ужинали. Зимой еду всегда разогревали, и она была не очень вкусной, но вот летом на ужин у них был мясной рулет или, если повезет, ветчина, которые было трудно испортить даже Джейн.

Лето было теплым и душным, и ближе к августу раскаленное небо и липкая жара начали раздражать взрослых. Детей же духота не беспокоила, они радовались, что не было дождя и они могли кататься на своих велосипедах. А дождя не было неделями, и при этом по-прежнему стояла жара. Погода словно соответствовала духу постоянного ожидания — безоблачное небо, унылая жара и сухая трава, как это бывает в засуху при полном безветрии, — а Элизабет томилась без Джилберта.

Когда Льюис играл на улице, она, погрузившись в мысли, часто бесцельно ходила из комнаты в комнату или выходила в сад и снова возвращалась в дом. Она пыталась придерживаться жестких правил относительно выпивки, но в ожидании хереса в половине первого утро для нее тянулось слишком медленно. Ей не разрешалось пить абсолютно ничего после кофе во время ленча, и ей приходилось приноравливаться, зная, что придется ждать своего коктейля до половины седьмого. Она понимала, что это не должно так много значить для нее и что очень важно сохранять контроль над собой, но часто ей было трудно вспомнить почему именно, ведь выпить казалось ей такой прекрасной идеей, тем более что Льюис еще во время ленча начинал беспокойно ерзать за столом и все время порывался уйти играть со своими друзьями.

Она любила, когда все эти друзья стучали в их дверь — славные лица, детские руки на поручнях лестницы: Том Грин и Эд Роулинс, Тамсин Кармайкл, Джоанна Наппер, братья Джонсоны и маленькая Кит позади всех.

— Добрый день, миссис Олдридж, а Льюис дома?

— Он в саду. Сейчас позову.

Она останавливалась у выходивших в сад застекленных дверей гостиной и звала его. Льюис, который читал в саду или стучал мячом в стенку, прыгая по растрескавшемуся покрытию теннисного корта, сразу отзывался:

— Сейчас иду!

Погода в основном была хорошая, и в такие дни она нормально себя чувствовала и могла рисовать или читать и жить в своих мыслях счастливой жизнью; но бывали и плохие дни, и тогда приход детей и вызов Льюиса из сада превращались в событие всего дня. Она следила, как он садится на велосипед и уезжает с ними, и их велосипеды виляют из стороны в сторону и пересекают друг другу дорогу, вытянувшуюся под чистым раскаленным небом. После этого она возвращалась в дом и читала, или слушала радио, или вела длинные и запутанные разговоры с Джейн.

У них с Джейн были две главные темы. Первой была еда — не приготовление пищи, скорее, вопросы обеспечения: что бы она или Джейн могли бы достать, или где они что-либо слышали о каких-нибудь поставках, а также все уловки, чтобы эту пищу заполучить. Вторая тема — это обсуждение членов их семейств и тех частей страны, где они проживали. Они обсуждали одну из этих тем или обе одновременно, насколько это было возможно; Элизабет слушала Джейн и представляла себе Льюиса с его друзьями, размышляя, как далеко они могут заехать и весело ли им.

Льюис уже привык к велосипеду, он не казался ему чересчур большим. В группе детей они с Эдом и Томом обычно оказывались впереди, Тамсин — где-то посередине, вместе с теми, кто еще был в их компании в этот день, а маленькая Кит всегда плелась в хвосте. Она постоянно падала, ей с трудом удавалось проходить повороты, и время от времени кому-то приходилось останавливаться, чтобы помочь ей, что одновременно вызывало у нее и чувство гордости, и раздражение. Льюису было жалко Кит: она была такой тихой и старательной и всегда, когда была с ними, казалась несчастной, но все равно стремилась в их компанию. Он думал, что ужасно иметь такую сестру, как Тамсин, которая была красивой и, казалось, всегда получала от осознания этого большое удовольствие. С десяти лет мальчишки помогали ей переносить велосипед через канавы и отцеплять одежду от колючей проволоки, и ни у кого никогда не возникало сомнений в том, что она самая лучшая и самая любимая, даже в компании детей. В этот день было безветренно и роились мухи, так что детям приходилось ехать быстро, чтобы удрать от них.

— Не открывайте рот! — крикнул Эд. — Я только что одну проглотил!

Еще появились маленькие черные жучки, цеплявшиеся к одежде, которых они называли «хлопающие жуки». Если давить их между ногтями, они громко трещат, и внутри у них нет никакой крови.

По-прежнему стояло полное безветрие. Они ехали на вершину холма Нью-Хилл, и это был тяжелый подъем, зато если уж туда попасть, можно было очень-очень быстро скатиться по противоположному склону, а потом купить ирисок в Турвиле. Когда они поднимались в гору, их велосипеды виляли из стороны в сторону. Их прерывистое дыхание напоминало пыхтение маленьких паровозиков. С трудом крутя педали, Льюис считал про себя и думал о походных кострах. Раздался металлический скрежет и знакомый шаркающий звук: Кит снова упала. Они остановились, кто где был; кто-то оперся на одну ногу, а кто-то развернул велосипед, оказавшись лицом к подножию холма.

— Типичная картина, — сказала Тамсин, используя свое любимое словечко.

— Что там у тебя, Кит? — окликнула девочку Джоанна, но та не могла ответить.

Было видно, что у велосипеда порвана цепь, а у самой Кит на локте рана, из которой течет кровь — если и не сильно, то, по крайней мере, вполне заметно.

— Ты в порядке? — крикнула Тамсин, и Кит, немного кривясь от боли, кивнула.

— Она должна вернуться, — сказал Эд. — Ты должна ехать назад!

— Она сама вернуться не сможет, — возразила Джоанна. — Это несколько миль.