Кадзуо Исигуро - Погребённый великан

Старик садится рядом на корточки, бормоча слова ободрения, и я отхожу прочь, чтобы не мешать им. Я снова стою на старом месте, где деревья встречаются с открытым простором, и смотрю, как по вересковым пустошам хлещет дождь. Кто станет винить меня в том, что я спрятался от дождя? Я легко нагоню потерянное время, когда отправлюсь в путь, тем легче пройдут предстоящие мне недели бесконечной каторги. Я слышу, как они переговариваются у меня за спиной, но что с этим поделать? Выйти под дождь, чтобы не слышать их бормотания?

— Ты бредишь от лихорадки, принцесса.

— Нет-нет, Аксель, — возражает она. — Мне вспоминается что-то ещё. Как же мы могли забыть? Наш сын живёт на острове. На острове, который видно из укромной бухты, и она сейчас совсем близко.

— Как такое возможно, принцесса?

— Разве ты не слышишь, Аксель? Я слышу даже сейчас. Разве это не море шумит поблизости?

— Это просто дождь, принцесса. А может, река.

— Мы забыли об этом, Аксель, хмарь нас дурманила, но сейчас воспоминания возвращаются. Неподалёку отсюда есть остров, и сын ждёт нас там. Аксель, разве ты не слышишь море?

— Ты бредишь от лихорадки, принцесса. Мы скоро найдём пристанище, и ты поправишься.

— Спроси у этого незнакомца, Аксель. Он знает этот край лучше нас. Спроси, есть ли здесь рядом бухта.

— Он всего лишь добрый человек, который пришёл нам на помощь, принцесса. Откуда у него познания о таких вещах?

— Спроси его, Аксель. Что в этом плохого?

Хранить молчание? Что мне делать? Я поворачиваюсь и говорю:

— Добрая госпожа права, сэр. — Старик вздрагивает, и в глазах у него страх. Часть меня хочет снова умолкнуть, отвернуться и смотреть на старую лошадь, неподвижно стоящую под дождём. Но, сказав раз, нужно говорить и два. Я указываю в сторону от того места, где они жмутся друг к другу:

— Вон там, между деревьями, есть тропинка, которая ведёт в бухту, именно такую, о которой говорит госпожа. Она почти сплошь покрыта галькой, но во время отлива, как сейчас, камни уступают место песку. И всё, как вы сказали, добрая госпожа. Недалеко в море есть остров.

Они молча смотрят на меня, она — устало-счастливая, он — с нарастающим страхом. Скажут ли они что-нибудь? Или мне нужно продолжить?

— Я наблюдал за небом. Дождь скоро кончится, и вечер будет ясным. Так что, если вы хотите, чтобы я переправил вас на остров, буду рад это сделать.

— Что я тебе говорила, Аксель?

— Значит, сэр, вы лодочник? — мрачно спрашивает старик. — Но тогда не может ли быть так, чтобы мы с вами уже встречались?

— Лодочник, верно. Встречались ли мы раньше, припомнить не могу, потому что мне приходится перевозить слишком много народу, каждый день по многу часов.

Старик, похоже, напуган окончательно, и, скрючившись рядом с женой, прижимает её к себе. Я решаю сменить тему:

— Ваш конь так и стоит под дождём. А ведь он не привязан, и ничто не мешает ему укрыться под деревьями.

— Это старый боевой конь, сэр, — тут же отвечает старик, радуясь, что больше не надо говорить о бухте. — Он держит порядок, хоть и остался без хозяина. Когда придёт время, нам нужно будет о нём позаботиться, как и было обещано его храброму хозяину. Но сейчас я беспокоюсь только о своей дорогой жене. Вы не знаете, сэр, где мы сможем найти кров и очаг, чтобы её согреть?

Я не могу лгать, и долг есть долг.

— Кстати, в той самой бухте есть небольшое пристанище. Я сам его построил, это просто навес из веток и тряпок. Рядом с ним ещё час назад тлел костёр, и его можно будет снова раздуть.

Старик колеблется, внимательно вглядываясь мне в лицо. Глаза старухи закрыты, и голова её покоится у него на плече.

— Лодочник, моя жена просто бредила в лихорадке. Не нужны нам никакие острова. Мы лучше переждём дождь под этими добрыми деревьями и поедем своей дорогой.

— Аксель, что ты такое говоришь? — Женщина открывает глаза. — Разве сын мало нас дожидался? Пусть добрый лодочник отведёт нас в бухту.

Старик ещё колеблется, но чувствует дрожь жены в своих объятиях, и его глаза смотрят на меня с отчаянной мольбой.

— Если хотите, — говорю я, — я понесу добрую госпожу, так вам будет легче дойти до бухты.

— Я сам её понесу, сэр, — возражает старик, уже потерпев поражение, но ещё сопротивляясь, — если она не сможет идти своими ногами.

Что на это скажешь, ведь муж почти так же слаб, как жена?

— Бухта недалеко, — осторожно говорю я. — Но путь вниз обрывист, там полно ям и торчащих корней. Пожалуйста, сэр, позвольте мне понести вашу жену. Так будет безопаснее. Вы же пойдёте рядом, совсем вплотную там, где тропа позволит. Пусть только дождь чуток перестанет, и мы сразу же поспешим вниз, потому что ваша добрая госпожа дрожит от холода.

Вскоре дождь перестал, и я понёс женщину по тропинке, бегущей вниз по склону холма, а старик заковылял следом, и, когда мы вышли на берег, словно чья-то нетерпеливая рука смела тёмные тучи на одну сторону неба. Берег был расцвечен багровыми тонами заката, подёрнутое дымкой солнце опускалось в море, а на волнах покачивалась моя лодка. Ещё раз проявив любезность, я уложил её под грубым навесом из высушенных шкур и веток, подложив ей под голову подушку из замшелого камня. Не успеваю я отойти в сторону, как старик уже хлопочет над женой.

— Видите, — я сажусь на корточки у дремлющего костра, — вон он, остров.

Чтобы увидеть море, женщине достаточно лишь чуть повернуть голову, и она тихо вскрикивает. Старику же приходится развернуться на твёрдой гальке, и он растерянно смотрит на волны.

— Смотрите туда, друг мой. Вон он. На полпути между берегом и горизонтом.

— Глаза у меня не настолько зоркие. Но да, теперь мне кажется, что я его вижу. Что это там, верхушки деревьев? Или зубчатые скалы?

— Там есть деревья, друг мой, потому что это благодатное место, — с этими словами я ломаю хворост и занимаюсь костром. Они оба смотрят на остров, а я встаю на колени, в которые тут же впивается жёсткая галька, чтобы раздуть угли. Эти мужчина и женщина, разве не по своей воле они сюда пришли? «Пусть каждый сам выбирает свой путь», — говорю я себе.

— Тебе теплее, принцесса? — вопрошает он. — Ты скоро снова придёшь в себя.

— Я вижу остров, Аксель, — говорит она, и разве я могу вторгаться в такую близость между ними? — Там нас ждёт сын. Как странно, что мы это позабыли.

Он мямлит что-то в ответ, и я вижу, что в нём снова растёт беспокойство.

— Но, принцесса, мы ведь ещё не решили. Хочется ли нам уехать в подобное место? Кроме того, нам нечем заплатить за переправу, потому что мы оставили олово и монеты с лошадью.

Мне промолчать?

— Об этом не беспокойтесь, друзья мои. После я буду рад взять из седла то, что мне причитается. Ваш конь не уйдёт далеко. — Некоторые сочтут мои слова хитрой уловкой, но я сказал их просто из сострадания, отлично зная, что того коня мне больше не видать. Они продолжали тихо переговариваться, а я повернулся к ним спиной, занимаясь костром. Разве хотелось мне вмешиваться в их беседу? Но тут женщина заговаривает громче, окрепшим голосом.