Сергей Ермолов - Московские страсти

- Извини, я слишком была резка с тобой, - говорит Наташа, внимательно заглядывая мне в глаза.

- Не имеет значения, - я отворачиваюсь.

- Нет, имеет, - отвечает она серьезно.

После минутного молчания снова говорит:

- Извини меня, я не должна была так с тобой разговаривать.

Теперь пришла моя очередь промолчать.

Наташа берет меня за руку и спрашивает:

- Ты сердишься на меня?

Голос был почти умоляющий, и мне пришлось вежливо ответить:

- Конечно, нет. С чего бы мне сердиться?

- Никто для меня не значит столько, сколько ты. Я никогда не смогу с тобой расстаться.

- Как я могу тебе поверить? - спрашиваю я сердито.

- Должен поверить. Скажи, что ты любишь меня.

- Я уже говорил.

- Скажи еще раз.

И я знаю, что это означает.

- Какая ты сегодня странная.

- Не смотри на меня так.

- Стараюсь.

Я хочу увидеть, что будет дальше. В этом правда. Я хочу ее попытать, выяснить, разузнать то, другое. Удовлетворить свое любопытство и успокоиться.

У меня ничего не получается. Мне стыдно до отчаяния, стыдно, что я заперт в Наташе, в ужасах этого маленького незначительного животного. Я повторяю и повторяю, обращаясь к самому себе: «Там, снаружи, мир, а меня это так мало волнует».

Раньше я не понимал, какая это ценность - просто быть собой, без оглядки на окружающих.

Она слишком хорошо меня знает. Я ненавижу, когда она заставляет меня так чувствовать. Лицо у нее довольное, аж противно. Я отпиваю вина.

- Мне давно уже не было так хорошо.

У меня нет ощущения, что я делаю что-то неправильно.

- Сережа. Что ты делаешь?

- Хорошо провожу время.

Я встаю, подхожу к ней, поднимаю ее с кресла и прижимаю к себе. Она не отпихивает меня. Наташа умеет напустить на себя равнодушную холодность. Она не дает мне никаких шансов. Может, все не так плохо. Может, все будет хорошо. Может, на самом деле все утрясется само собой.

Я пьяный, мне плохо. У меня ощущение, что меня вообще нет. Пустое место. Поэтому я недовольный и злой. Мы с Анной вроде бы вместе, но каждый - отдельно. Каждый в своей скорлупе.

- Ты всегда этого хотел? - спрашивает она.

- Да, наверное. Я не знаю.

- Я должна тебя остановить. Но я не хочу. Никогда не хотела тебя останавливать.

Уже слишком поздно. Я еще успеваю подумать, что если все должно прекратиться, то прекращать надо прямо сейчас - но уже слишком поздно. Я миновал точку невозвращения, но дело даже не в этом. Если остановиться сейчас, то получится как-то даже и неудобно - получится, что весь этот всплеск был впустую.

Я весь такой беззащитный и уязвимый, и меня бьет озноб. Я не могу поверить, что она действительно так думает, и я даже заглядываю ей в глаза, надеясь увидеть, что там пляшут искры смеха. Но нет, я вижу, что она серьезна.

Это все оттого, что для меня другие просто-напросто не существуют. Вот что я вдруг понимаю. Однако ей ничего не говорю. Я не могу понять, сердита она или разочарованна. Возможно, ей все равно.

Так было не всегда.

- А почему ты ничего не говоришь?

Я отвечаю:

- Нечего сказать.

- Почему ты не пытаешься меня остановить?

- Потому что я не хочу. Ты изменилась. Я тебя не узнаю. Я перестал тебя понимать. Я в растерянности, - говорю я, не узнавая своего голоса. - Что-то изменилось, что-то разрушилось. У тебя кто-нибудь другой?

- Откуда ему взяться? Последние полтора месяца я никого кроме тебя не вижу. Ты что, правда считаешь, что я могу так поступить? - с сомнением произносит Наташа.

- Так иногда делают.

- Только не я.

- А почему бы и не ты?

- Спасибо. Ты очень добр.

- Я не пытаюсь быть добрым. Я говорю тебе правду.

- Мне показалось, ты не хочешь разговаривать.

- Раз уж ты здесь, молчать глупо.

- Что это ты задумал?

- Пока ничего. Только размышляю.

Психологический подтекст: женщинам нельзя доверять.

- И перестань дуться.

- Я не дуюсь. Просто мне не нравится, когда меня в чем то обвиняют, а я не могу доказать обратное.

- Тебе хочется скандала? - Едва сказав эти слова, я понимаю, что в них слишком много злобы.

- Нет, я слишком устала. А что? Если бы мне этого хотелось, ты пошел бы мне навстречу?

- Ты шалунья.

- Думаешь?

- Я знаю.

- Что ты имеешь в виду?

- Ты знаешь.

- Это ты так думаешь.

- Это то, что я знаю.

Или все было по другому? Может быть, я сам сбиваю себя с толку?

- Сережа, что мы будем делать?

- Я сам все сделаю. Нам просто надо чаще целоваться, - упрямо настаиваю я.

- Ты шпионишь за моими мыслями.

- Конечно. Я люблю тебя. Тебе не надоело, что я постоянно это повторяю?

- Ты никогда не делаешь ничего наполовину?

Наташа закусывает нижнюю губу, потом говорит:

- Я ничего не могу с собой поделать. Чего ты хочешь?

- Поцеловать тебя.

Она касается моего рта губами.

- Так?

- Нет… Да…

- Да или нет?

Она проводит кончиками пальцев по моему подбородку. Я беру ее руку в свою и нежно сжимаю пальцы.

Сперва она притворяется оскорбленной. Вопрос самолюбия. Но в конце концов сдается.

Я не знаю, что сказать. Даже думать не получается.

Я целую ее. Сначала мягко, потом глубоко.

Мне нравится целовать и целовать ее.

- Ты не говоришь ни слова.

- Это потому, что за меня говоришь ты.

- Ты умеешь пошутить в любой ситуации.

- Я оставила себе лазейку.

- Как всегда.

- Будешь спорить?

- Еще не знаю. Я только приму душ и приду. Пожалуйста, не засыпай без меня.

- Ты имеешь в виду…

- Да, именно это я и имею в виду.

- Честно говоря, я как-то не думал об этом.

- Может, стоит задуматься? Что ты там так долго рассматриваешь? Помни, что я тебе сказала. Слушайся моих советов.

Наташа смеется. Каким-то странным смехом. Но смех, который, кажется, издевается надо мной, в то же время какой-то грустный.

Она расстегивает две пуговицы моей рубашки, слегка раздвинув полы, затем нагибается, чтобы поцеловать мне сосок. От нее исходит сильный запах духов.

- Да. Ты этого еще хочешь?

- Да, хочу. - В том, как она вдруг замирает, что то для меня непонятное.

- Почему ты так на меня смотришь?

А потом:

- Что ты пытаешься для себя выяснить? Ты должен был мне сказать, что это имеет для тебя значение.

Я говорю:

- Тогда я говорю тебе сейчас, что это имеет для меня значение. Ты смотришь на меня так, как будто раньше никогда не видела.

- Попробуй останови меня.

Я обнимаю Наташу за талию, прижимаю к себе, и она кладет руки мне на грудь. Мои губы нежно приоткрывают ей рот. Она дышит чуть быстрее. Одна моя рука двигается у нее по спине, перебирая тонкие косточки и прижимая ее все крепче.

- Тебе так не нравится? - спрашиваю я, обнимая ее дрожащее тело.

- Да нет. Нравится, - отрывисто говорит в ответ.

Я не понимаю почему, но эта мысль меня беспокоит, но я решаю не оправдываться.

- Люблю тебя.

- А я люблю еще больше, - отвечает она.