Густав Барта - Венгрия за границами Венгрии

Одним словом, Матиас Бордон ничего не знал ни о цели путешествия своего друга, ни о самом путешествии.

Йекель Хорст Чаба ехал в Веймар. Впрочем, через полтора дня пути, едва сойдя с поезда, он тут же изучил вывешенное на веймарском перроне расписание и вскоре уже садился на скорый поезд Кёльн-Лейпциг. Стало быть, возвращался туда, откуда только что прибыл. В вагоне первого класса он остановился у второго от головы состава окна и погрузился в созерцание мелькающих пейзажей. Он пристально изучал то приближавшуюся, то отдалявшуюся гряду холмов.

В том же поезде ехал и проживавший в Касселе Макс Бордон. Когда поезд проезжал Апольду, Макс Бордон достал из багажного отделения плоский «дипломат» и вышел в коридор. За Апольдой тянется неуклюжая линия холмов, на вершинах которых изредка попадаются ветряные мельницы. Как только поезд поравнялся с одной из таких мельниц, Бордон встал у второго от головы состава окна рядом с Йекелем Хорстом Чабой, который тоже ждал этого момента. Тот посмотрел на барабанящие по поручню пальцы стоявшего рядом мужчины, пересчитал их и только тогда осмелился заговорить:

— Макс, ты?

— Я, — ответил Макс Бордон.

— Спасибо, что приехал, — сказал Йекель Хорст Чаба.

— Как не приехать! Уговор есть уговор. — Он достал из плоского «дипломата» бордовую коробочку и протянул её Йекелю Хорсту Чабе.

— Вот они.

— Такие большие?

— Да, здоровые.

— Спасибо, — сказал Йекель Хорст Чаба. — Очень любезно с твоей стороны.

— Не за что, — ответил Макс Бордон.

— Очень благодарен, — повторил Йекель Хорст Чаба.

— Да брось ты. Мне было нетрудно.

— И все-таки, большое дело ты сделал. Спасибо тебе!

— Ерунда. Теперь можешь быть спокоен! Ну, мне скоро выходить.

Макс Бордон сошел в Наумбурге, чтобы через четверть часа пересесть на международный экспресс Лейпциг-Кёльн. Он спешил назад в Кассель.

Йекель Хорст Чаба помахал ему из окна, потом нашел пустое купе и сел. Достал бордовую коробочку, открыл её и молча уставился на содержимое. Он не мог поверить своим глазам.

В коробочке на мягкой кремовой подкладке лежали два искусственных уха. Правых. Одно естественного ушного цвета, другое красное с бордовой мочкой, для ношения в зимнюю стужу.

Работа была прекрасная, что и говорить. Это Йекель Хорст Чаба, сосед и закадычный друг, оценил с первого взгляда. И все же он резко опустил окно, закрыл коробочку и выбросил ее в поле.

Он хорошо знал своего друга, Матиаса Бордона и сразу же понял, что здесь произошла фатальная ошибка, роковой просчет в процессе обмена тайными посланиями, содержащими размеры и предположительное размещение уха — протеза, который он обходными путями заказал в ФРГ близкому родственнику своего друга. Ведь если взять за основу человеческий нос, уши были правыми. А у Матиаса Бордона не было левого. Так что кто бы там ни прослышал теперь об этой истории с ушами, главное чтобы о ней никогда не узнал Матиас Бордон.

Йекель Хорст Чаба грустно глядел на пролетающие за окном притихшие вечерние луга. С горечью думал он о своей осторожности, о том, как боролся с наследственными страхами и о всех многочисленных и излишних приготовлениях, предшествовавших этой встрече. Похоже, и правда было бы проще обсудить всё с Максом Бордоном по телефону — чего бы это ни стоило. Только вот Йекель Хорст Чаба боялся. Ему все чудилось, что однажды вечером кто-нибудь спросит его, с какой целью он приобрел эту пару искусственных ушей, и что это за темные ушные дела он затеял с ФРГ? И если он расскажет всю правду, ему не поверят.

В общем, его переполняли обида и грусть, из-за того, что он без всякой надобности проделал весь этот путь до места, где поезд поравняется с ветряной мельницей. За жалким ухом, из-за которого он теперь два года не получит загранпаспорта.

Он молча корил себя… но тут ему вдруг стало весело. Ведь завтра утром на поле придет трудолюбивый пахарь. Увидит в траве бордовую коробочку. Глаза его заблестят, дыхание прервется. Он нагнется, поднимет её и… откроет.

Однажды, ближе к вечеру, около половины седьмого, у центрального магазина самообслуживания некий мужчина, сопровождаемый двумя женщинами, неожиданно выскочил вперёд и выкрикнул:

— Я лиса!

А потом повторил это ещё много-много раз и в его срывающемся голосе звенели радость и отчаяние узнавания.

В эту пору — около половины седьмого — у центрального магазина самообслуживания всегда толпа, а тут еще и прохожие с другой стороны улицы подбежали узнать, что происходит.

Внешне ничего лисьего в нём не было. Бледное лицо с мягкими чертами, широкий нос, чёрные волосы и тёмные глаза. Без головного убора, в лёгком весеннем пальто.

Две женщины, общество которых он только что так решительно покинул, бросились ему вслед, протягивая руки. Догнав, они схватили его за плечи и умоляюще поглядели в тёмные глаза, но в них не блестел больше огонёк узнавания.

Тут стало понятно, что дело не ограничится тем, что какого-то мужчину просто звали Господином Лисой, и он с таким неожиданным жаром вдруг решил представиться самообслуживающейся публике. Потому энергично и испуганно, словно речь шла о спасении его жизни, он снова вырвался из рук женщин, крадущимися шагами выбрался на середину улицы и начал носиться между машинами и быстро раздеваться. Он закидывал одежду как можно дальше, на гремящие машины, на двадцать пятый и тридцатый троллейбусы. В конце концов он остался на островке, разделяющем две полосы дороги, в одной синтетической розовой рубашке.

Две женщины, для которых толпа предупредительно освободила местечко на тротуаре, пошатываясь и поддерживая друг друга, пытались позвать его по имени:

«Бенедек! Бенедек!»

Но казалось, что этого имени он никогда не слыхал: непохоже было, чтобы его когда-либо звали Бенедеком, да и вообще как-нибудь звали. Он уже начал расстёгивать рубашку.

— А он вообще-то не урод.

— Нет-нет.

— И без шерсти.

— И не рыжий.

— И не чернобурый.

— И не серебристый.

— И не хитрый.

— И не кудлатый.

На этом доводы у толпы закончились и, оставив узкий коридорчик для пропащего, все повернулись к женщинам:

— А эти небось его родственницы.

— Одна уж точно Бенедекова жена.

— Если не обе!

— Да нет, вторая золовка.

— Кума.

— И верно, что кума…

— Они за него пособие будут получать!

Эти минуты были переполнены грустью и участием.

— Домой отведут.

— Заберут.

— В скорую.

— В полицию.

— В дурдом.

— В зоопарк!

Тут его и правда забрали. Приехала будничная машина скорой помощи с необычно большим для неё количеством медперсонала. Высокие медбратья в халатах неожиданно окружили Бенедека, а дальше уже ничего было не разглядеть, потому что они все разом к нему наклонились. Хотя на одевание времени не было, они все же собрали его раскиданные вещи. Машина уехала, и все стало по-старому.