Жиль Легардинье - Совсем того!

Мадам и Блейк подошли к самому дереву. Мадам погладила ствол.

— Работник промахнулся, — продолжила она. — Девушку он даже не задел, а вот парня сразил наповал. С тех пор эту трагическую историю передают из уст в уста. И ни один дровосек не посмел срубить дерево, хотя все дубы в округе давно превратились в мебель и доски.

— Вы считаете, что эта история правдивая?

— Она красивая. Что-то вроде истории о Ромео и Джульетте. А правдивая или нет — я не знаю. Любовь часто приносит несчастье, а дерево по-прежнему стоит.

— А ваш муж верил в эту легенду?

— Франсуа любил разные истории. Его собрание книг — тому подтверждение, — теперь уже было подтверждением. Он считал, что истории — это лучший способ поднять жизнь над серой обыденностью.

Мадам Бовилье прошла за ограду. Вначале она направилась к могиле родителей. Долго сосредоточенно стояла возле нее. Ветер шевелил ее локоны, выбившиеся из-под шарфа. Поджав губы, она не сводила глаз с выгравированных на камне имен. Блейк, хоть стоял за оградой, находился всего в нескольких метрах от Мадам.

Затем она перешла к могиле мужа. Возле нее она вела себя по-другому. Ее взгляд часто отрывался от гранитной плиты и устремлялся вдаль. Не были так напряжены губы. О чем она думала? Мадам взглянула на Блейка. Он видел, что она продолжала стоять потому, что была не одна и на нее смотрели. Приди она сюда в одиночестве, она ушла бы раньше.

Наконец она перевела взгляд на безымянную могилу, сделала к ней несколько шагов и, поколебавшись, все-таки задержалась возле нее на мгновение. Она избегала смотреть на камень. Лицо ее было опущено. Перед этой могилой она выглядела какой-то маленькой, хрупкой и несчастной.

Прежде чем выйти назад, она обратилась к Блейку. Она говорила своим обычным голосом, не подстраиваясь под кладбищенскую обстановку.

— Вы боитесь смерти, месье Блейк?

— Не думаю. Но я ненавижу то воздействие, которое она оказывает на жизнь.

Мадам Бовилье тихо произнесла:

— Смерть отняла у вас близких людей?

— Она разлучила меня с ними.

Мадам Бовилье закрыла за собой калитку и повернулась лицом к могилам. Взявшись руками за решетку, она сказала:

— А я ненавижу жизнь. Это она развела меня с близкими людьми. А смерть в конце концов все успокоила. Вам не хватает вашей жены, месье Блейк?

— Безумно.

— Мне Франсуа тоже не хватает. Вы ее любили, месье Блейк?

— Не знаю. Я часто задавался вопросом, что значит любить. Я знаю точно, что моя жизнь была лучше, когда она была жива. Мне было хорошо с ней. Мне нравилось то, какой она была и что она делала. Я не был равнодушен, она волновала меня. Она была человеком душевным и порядочным — такая женщина любого мужчину сделает счастливым. Мне с ней никогда не было скучно. Когда я был в силе, мне ради нее хотелось многое сделать. Когда я был слаб, то благодаря ей мне удавалось все-таки идти вперед.

— Вы никогда ей не изменяли?

— Ни разу.

— Похоже, вы наделены незаурядной нравственной силой.

— Вы заблуждаетесь. Я обыкновенный мужчина. От измен меня предохраняло вовсе не умение властвовать собой, а боязнь причинить ей боль. Для меня понятие проступка — чисто субъективное. Важны причины, по которым он совершается. Сами по себе понятия добра и зла мало чего значат. «Ради кого» и «против кого» — это говорит о нас гораздо больше.

— Надо еще уметь выбирать… Вы человек наблюдательный и наверняка заметили, что на одной из плит нет имени.

— На это, видимо, есть веские причины…

— Эта могила — результат компромисса, месье Блейк. Вот вы были мужем одной-единственной женщины, чего нельзя сказать о Франсуа. Около двадцати лет у него была тайная любовь. Я узнала о ней случайно, из-за ребенка. Для меня Франсуа был всем, но я была для него лишь частью. Когда она умерла, он захотел соединить семью под этим дубом. Я даже подозреваю, что он устроил это кладбище только для того, чтобы приблизить ее к себе. Я согласилась, месье Блейк. Я стерпела эту обиду при условии, что ее имя не будет написано на плите.

— Вы считаете, что он вас не любил?

— Скажите, вы бы согласились быть на вторых ролях у своей любимой женщины? Вы смирились бы с мыслью, что она готова на все ради кого-то другого? Моя драма не в том, что он мне изменял, а в том, что он не любил меня так, как любила его я. Я легко пережила бы его мимолетное увлечение, но их любовная история меня убивала. У меня сложилось впечатление — хотя он всегда это отрицал, — что он женился на мне по расчету, а ее действительно любил.

— Вы все еще в обиде на него?

— Чтобы простить, нужно время и много сил. У меня нет ни того, ни другого.

Мадам Бовилье охватила дрожь.

— Пойдемте, пора возвращаться.

— Еще минуту, пожалуйста. Вряд ли я еще приду сюда когда-нибудь.

Она схватилась за прутья ограды, точно узник за свою решетку.

— Франсуа был моим счастьем и моим несчастьем. Я завидую вашей истории с женой. Завидую до такой степени, что даже испытываю ревность, и это заставляет меня думать, что все вами пережитое не более чем иллюзия. И все-таки Франсуа мне не хватает. Я хотела бы, чтобы он был здесь. С ним мне не было страшно.

— В том, что вы говорите, не чувствуется обиды на него.

— Чего я только ни делала, чтобы его не потерять, если бы вы знали… Но теперь, я думаю, что всегда была одинока.

Блейк одной рукой обнял Мадам за плечи. Она не противилась. По дороге к замку он не посмел заговорить с ней о сыне. И если некоторое время назад обыкновенный мажордом сопровождал свою хозяйку, то на обратном пути мужчина поддерживал женщину, и обоим было тяжело от давящего на них груза потерь и сожалений.

— Я получил ваше сообщение, Хизер, но, простите меня, я не мог позвонить раньше. Как вы поживаете?

— Все хорошо. Если у вас есть немного времени, я бы хотела поговорить с вами о заводе.

— Есть проблемы?

— Нет, с производством все в порядке, но вот Эддинсон переходит все границы. Это кретин рвется к власти и ради этого всех подвергает риску. Если бы я могла, я бы вышвырнула его из фирмы…

— И что же вас смущает? Вы директор. Но будьте осторожны, он большой притворщик. Вам нужна веская причина, и не раскрывайте своих намерений, пока не соберете солидное досье. Если пойдете в наступление, не останавливайтесь на полдороге. Его надо сразить одним ударом, раненый он станет опасен…

— Я тоже так думаю. Так, значит, вы даете принципиальное согласие?

— Не просто согласие, а одобрение и, если понадобится, поддержку, а когда с этим типом будет покончено, то и поздравления!

— Спасибо, месье. Теперь о другом. Мне наконец-то удалось получить сведения о «Вандермель».

— И что там?

— Они запустили несколько проектов, касающихся тех земель по всей Франции, где расположены пригородные особняки. Нельзя сказать, что у них скверная репутация. В домах, которые они строят, есть кое-какие изъяны, но, как мне объяснили, изъяны сегодня — это обычное дело. Плохо то, каким образом они покупают участки. Многие продавцы жалуются на давление с их стороны и не вполне законное проведение сделок. Вы имеете с ними дело?