Сергей Алексеев - Рассказы

Иногда это было у нее, иногда у меня — в моей комнатенке в общаге, где в коридоре довольно смело бегали крысы и постоянно стояло зловоние.

Мы даже ни разу с ней не сходили в кафе, их там просто не было.

Наш роман длился недолго…

В отпуск я уехал в Крым, когда вернулся, мне сказали, что Ольга чудила — всегда внешне строгая и пристойная — гуляла с какими-то мужиками, не ходила на работу. Ее искали — нашли в обществе трех мужиков — одну, пьяную и голую, пляшущую на столе.

Серега тогда сказал: «Это по-нашему. Наша девочка».

Ну а для меня это был хороший повод расстаться.

У Ольги было двое детей и перспектива жить с ней в браке меня не прельщала.

Помнится, у нас с ней были еще какие-то встречи, почти безразличные для нас, но потом в ее жизни появился Павлуткин и как-то при случае он мне сказал, чтобы я больше не приходил к ней, так как у него с ней серьезные отношения, он переходит к ней жить и т. п. Я ему ответил, что я вообще уже давно к ней не прихожу, а я действительно к ней уже не приходил. Но просьба мне его не понравилась, впрочем, я о ней вскоре забыл.

Но однажды… А это был день рождения, мой день рождения и исполнялось мне в этот день 33 года — я вспомнил.

Сидели мы втроем — я, Серега и Денисов.

Сидели у меня, уже в новой моей квартире, на кухне, где еще ничего не было, даже нормального стола. Сидели и пили водку. Охмелели и стали вспоминать женщин.

Я вспомнил Ольгу и вспомнил Павлуткина и его просьбу.

Лучше бы он не просил меня об этом. Я сказал парням, чтобы они посидели, а я сейчас схожу к Ольге и позову ее.

Отсутствовал я недолго, но «плодотворно».

Постучав в дверь, я увидел Павлуткина, он открыл ее и сказал: «Я же просил тебя больше не приходить к ней» и как поется в песне: «Ударил первым я тогда. Так было надо!»

Началась драка, но силы были неравны, он был трезв и крепок, я же уже был изрядно подпит, бить меня было легко. С третьего этажа до первого у нас происходило что-то вроде моего медленного отступления с избиением.

Избит я был довольно сильно, у Павлуткина было всего лишь пару синячков.

Я поднялся к себе, ребята были шокированы моим избитым видом, но я не переживал, умылся от крови, вытерся, и мы снова продолжили, зато теперь был повод посмеяться.

Марк Твен был тысячу раз прав, когда сказал: «Не относитесь ко всему так серьезно, особенно к самому себе. Ведь мы здесь ненадолго. Лучше посмейтесь немного!»

На следующий день Павлуткин приходил с бутылкой мириться, пить я с ним не стал, успокоив его, что все нормально, история забыта.

Я потом долго удивлялся, что именно в день рождения и именно в день 33-летия я был избит. Какое совпадение!

Спустя некоторое время я был как-то в милиции по своим рабочим делам и видел как в «дежурке» на полу валялся Павлуткин. Валялся и орал, так как его «успокаивали» с помощью резиновой дубинки. Потом мне говорили, что, мол, его били за меня, но я об этом никого не просил и конечно же его били не за меня, его били за него. Это был просто образ жизни Павлуткина.

Вообще, как говорил Серега, битье многим помогало!

Ольга… Я не знаю, как она отнеслась к тому, что я был избит Павлуткиным или уже не помню, но то, что она однажды спасла мне жизнь — это точно, и было это еще при наших с нею встречах.

Я не мог каждый вечер ходить к Сереге на беседы и поэтому провести очередной вечер где-то, как-то, но без него и без его мыслей для меня было проблемой. Порою приходилось проводить время с малознакомыми, а порой и вообще незнакомыми людьми.

И вот один из таких вечеров для меня мог закончиться плачевно, он мог вообще стать последним.

Однажды, после одного удачно закончившегося дела родственники клиента пригласили меня выпить коньяка, а я их пригласил к себе домой, где к одному событию было закуплено много водки.

Выпивали мы втроем: Кирсанов, я и с ним была молодая женщина, она, конечно, выпивала меньше.

Закуски было мало, мы быстро опьянели. По предложению Кирсанова стали соревноваться, кто больше выпьет. Потом эту женщину заинтересовали мои вещи, и она просто стала складывать их себе в сумку, я естественно возмутился, а Кирсанов достал нож и подставил его прямо к области сердца. И в это время раздался звонок. Звонила Ольга, она пришла ко мне в гости, звонила долго, они вынуждены были превратить все в шутку, я открыл дверь, зашла Ольга, и они стали уходить.

Я почему-то пошел их провожать до вокзала, но напоследок они все-таки сорвали с меня шапку, и Кирсанов ударил меня ножом, но я увернулся и удар пришелся удачно в ногу, скользящий.

Серега тогда сказал мне, что я живу «острой жизнью», но я просто спасался от скуки.

Ведь не может же быть такого, чтобы сущностью жизни была скука.

Впрочем, а ведь была жизнь, была радость, была улыбка и был полет. И без водки и без острых приключений.

Помнится в детстве, юности как угорелые неслись мы на велосипедах, и было легко. Легко и радостно. До самозабвения играли в хоккей.

Еще все были живы и все улыбались.

Незабываемые минуты, которые никогда не вернутся.

Разумеется, жить надо так, чтобы был интерес к жизни. Как говорил мой приятель Дима: «Жить надо так, чтобы в каждом человеке звучали фуги Баха». А иначе как, иначе тяжко.

У каждого, конечно, свой интерес в жизни. Вот уголовник по кличке Хохол в этой связи говорил, что «нужно резать, душить, убивать, чтобы жить появилась охота».

Правда Хохол за свой интерес регулярно садился в тюрьму, в тюрьме и помер, но не важно где помер, важно как жил. Хохол всю жизнь воровал и грабил, жил для себя и умер для себя — один и никому не нужный. Зато он жил с интересом… Как хотел…

Я вот думаю иногда…

Герои умирают за людей, но многие из них, да большинство, не достойны того, чтобы за них кто-то умирал, тем более лучшие, а гибнут чаще всего именно лучшие. За кого?

Вот сейчас в наше время опять гибнут лучшие, ради таких как Хохол и им подобных, которых и расстреливать то уже нельзя, их кормить нужно и в тюрьме и на воле.

Сказали, что сейчас демократия и расстреливать нельзя.

А Ольга?..

А она так и осталась с Павлуткиным, вместе пили, вместе дрались, вместе бросили пить, занялись самогоноварением и его продажей.

Денисов мне рассказывал, что Павлуткин зачем-то бреется наголо, видимо хочет этим что-то сказать, и ходит по деревне злобный. Ольга изменяет ему, а он ее гоняет — принародно по улице, бьет ее.

Так пройдут их оставшиеся годы — жизнь без жизни.

Жизнь без романтики.

Жизнь без всего.

Не жизнь, а так, полжизни. Серега не хотел такой жизни, поэтому его нет, и вообще смерти он не боялся, он жизни боялся.

И еще… Он говорил мне, что живет с ощущением того, что истина где-то рядом, стоит только сделать шаг, только куда?